Эмманюэль Ле Руа Ладюри - Королевская Франция. От Людовика XI до Генриха IV. 1460-1610 Страница 13

Ситуация в городах, в торговле, промышленности по сути не отличалась от положения дел на селе и в сельском хозяйстве. Поразителен хронологический параллелизм: начало роста городов с середины XV века и последовавшее затем их быстрое развитие; некоторое замедление к 1515 году при сохранении до 1560 года весьма заметного процветания торговли и мануфактур. Но процветания не для всех! Демографический рост, лежавший в основе этого процветания, выбросил на рынок труда рабочую силу в избыточном количестве, что привело к снижению реальной заработной платы. Обнищание наемных рабочих увеличивало, конечно, прибыли предпринимателей, но в долгосрочной перспективе мешало существенно увеличить массовое потребление, то есть сдерживало массовое производство. (Хотя производство предметов роскоши, например шелка и изделий из него, резко возросло.)

Даже умеренный подъем торговли, городов, мануфактур продлится недолго. Религиозные войны прервали его. Первые бои в 1560-1565 годах были достаточно благополучно пережиты, но в 1567-1575 годах былое оживление городской экономики станет далеким воспоминанием. Оно уступает место застою или крушению. Имеющаяся разрозненная статистика (соляной налог, портовые сборы в Марселе, торговля пряностями в Лионе, экспорт вин из Бордо, пастелевых лепестков из Тулузы, доходы от налогов на судоходство по рекам Луара и Рона) подтверждает эту периодизацию: подъем в течение ста лет, затем стагнация и спад. Общий подъем западных стран, связанный с улучшением в демографии и других областях, обусловил подъем начиная с 1450-х годов деловой активности городов, магазинов, лавочек. И в этом деле роль драгоценных металлов, поступивших из Америки — главного поставщика валютных средств, — была лишь второстепенной (с 1500 г.). Основной прирост импорта серебра из Перу, а точнее — Потоси, действительно произошел примерно в 1560 году.

Привел ли рост несельскохозяйственного сектора экономики, продолжавшийся более века (1450-1560 гг.), лишь к восстановлению высокого уровня, который был отмечен до Великой чумы в 1300-1340 годах? Или речь шла о стремительном преодолении потолка, оставившем далеко позади все рекорды, которые были установлены до наступления «времени несчастий»? В области сельского хозяйства, как было показано выше, речь шла скорее о восстановлении прежнего уровня, чем о подлинном подъеме. Городской сектор из-за большей своей гибкости был ipso facto более динамичным. Однако в некоторых случаях «оживление» даже не было всеобъемлющим. В Бордо, например, объем экспорта вина в «прекрасном» XVI веке оставался ниже, несмотря на внушительный рост, блестящих рекордных показателей начала XIV века. В эти времена этот крупный жирондийский порт регулярно отправлял 850 000 гектолитров в год в северные страны, в частности в Англию. И лишь в середине XVII века эти средневековые рекорды были наконец превзойдены. Напротив, в других районах наблюдались настоящие прорывы, которые оставляли далеко позади показатели времен Средневековья, до времен Великой чумы. Руан, например, включая собственно город и пригороды за пределами городских стен, насчитывал в XIII веке 35 000 жителей, а в 1347 году — возможно, 41 000. Начиная же с 1560 года соответствующий показатель, похоже, достигал 70 000 человек и оставался, с некоторыми взлетами и падениями, примерно на этом уровне вплоть до Революции. Таким образом, с XIII по XVI век имел место подлинный рост, отклонение от многовекового необратимого курса, когда вышеупомянутые мальтузианские потолки, столь разрушительные в аграрной отрасли, почти не сказывались или сказывались незначительно. Беспрецедентные превышения прежнего уровня, о которых идет речь, были особенно очевидны в динамичных областях с большой гибкостью: государственное строительство, культура… Но не будем преувеличивать значение этих скачков, по крайней мере для городов: Франция к 1500 году с ее 10% городского населения еще не преодолела определенной «слаборазвитости», даже по отнюдь невысоким критериям того времени. По контрасту, Испания и Португалия в ту же самую эпоху уже штурмовали океаны и континенты. На границах королевства Валуа появились предприятия капиталистического типа, созданные главным образом итальянцами, нидерландцами, немцами и иберийцами, установившими контроль и над деловым Лионом. Королевские же подданные зачастую сдержанно относились к отдаленным предприятиям.

Не следует преувеличивать роль государства и должного управления в развитии промышленности и торговли. Первые «меркантилистские» тенденции появились при Людовике XI, и до 1560 года шел процесс их формирования. Они сводились к проявлениям «умеренного национализма времен процветания». Речь шла о том, чтобы привлечь на территорию королевства и удержать золото и серебро (со времен Средневековья Церковь считала эти металлы бесполезными, тем более что они порождали ростовщичество, т.е. грех). Речь шла также о запрете предметов роскоши, золотого шитья и шелковых тканей, которые в ту эпоху считались синонимом импорта, сопровождавшегося вывозом и потерей валюты. Речь шла, наконец, о поощрении горнорудной отрасли и производства товаров национальной промышленности, предназначенных для экспорта или внутреннего рынка, в надежде, что это поможет вернуть валюту в страну или воспрепятствовать ее вывозу за пределы королевства.

Карл VII был прежде всего не лишенным ловкости «воссоздателем». Людовик XI был первым, кто разработал некоторые меры экономического порядка, направленные на защиту национальных ресурсов и предпринимательства. В этой области он соответствовал своей эпохе, был сыном начала Возрождения: он, скорее всего, размышлял о нехватке наличности, которая стала очевидной еще в 1400 году. Но решения, которые он вынужден был принимать, чтобы выйти из этой ситуации (так же будут поступать и его преемники), были скорее симптоматическими или гомеопатическими, чем реально действенными. Однако подъем экономики произошел бы и без принятия этих решений, поскольку его корни лежали в глубинных демографических и социальных процессах. Что касается Людовика XI или Франциска I, то их целью в этом направлении было оздоровление финансов королевства за счет возможного роста богатств страны. Когда говорили о богатстве государства, на самом деле думали о доходах правительства. При этом совершенно простодушно считали возможным увеличить богатство страны за счет увеличения доходов правительства.

Особенно ярко эти расчеты государства просматриваются в сельском хозяйстве, которое в этот период было как раз на подъеме. Однако правительственная политика по отношению к крестьянам исчерпывалась предоставлением абсолютной свободы действий, за исключением конфискации через налоговый механизм части сельскохозяйственной прибавочной стоимости (по мере того как она появлялась, благодаря подъему производства в течение длительного времени). Так в различные века формировались «прожорливые» бюджетные стратегии времен Людовика XI и Ришелье. Пришлось ждать… появления в 1760-х годах физиократов, чтобы правительство стало проводить политику поощрения развития сельскохозяйственного производства и чтобы она перестала быть чисто фискальной.

Что касается торговли и промышленности, то здесь робкие шаги правительства попадали на менее благоприятную почву, чем та, которая была у торговых народов фламандского или североитальянского типа. Крупные купцы Франции были, как правило, иностранного происхождения: итальянского — в Лионе, португальского или фламандского — на Атлантическом побережье. Французские коммерсанты занимались в первую очередь внутренней, или «молчаливой», торговлей (silent trade), которая была значительной, конечно, но маломасштабной и о которой мало говорилось. Несмотря на исключительный успех предпринимательства в Лионе (благодаря прежде всего итальянцам и в меньшей мере — немцам), преуспевший коммерсант, а также его сыновья и капиталы довольно быстро «сворачивали» на канонические тропы повышения своего социального положения: покупки королевских должностей, приобретение наследственного дворянства. А для дворян торговать (исключая морскую торговлю, значительную, конечно, по объему) — значит нарушать законы, унижаться.

Во всяком случае, внутренний рынок, имея в виду наиболее прибыльные сделки, оставался узким. После 1500 года в результате обнищания, последовавшего за снижением реальной заработной платы и дроблением земельных участков в ходе наследования, произошло сокращение возможностей роста массового потребления (не устранив их полностью). В то же время рост доходов имущих обусловил рост потребления предметов роскоши. Это, конечно, большой козырь для торговли с дальними странами. Но на пути ее развития возникали труднопреодолимые препятствия. Ведь последовательное развитие «капитализма» потребовало бы постоянного роста массового потребления, как это случится, например, с хлопчатобумажными изделиями после начала промышленной революции. Но ничего подобного не происходило во времена Возрождения.