Борис Соколов - Иосиф Сталин – беспощадный созидатель Страница 137

Об ошибках Сталина в руководстве борьбой на советско-германском фронте написано немало. Я не буду здесь их разбирать – для этого потребовалась бы еще одна книга. Но в связи с этим хочу привести только один пример. 23 октября 1941 года Сталин направил командованию Ленинградского фронта следующее распоряжение: «Судя по Вашим медлительным действиям, можно прийти к выводу, что Вы еще не осознали критического положения, в котором находятся войска Ленфронта. Если Вы в течение нескольких ближайших дней не прорвете фронта и не восстановите прочной связи с 54 армией, которая Вас связывает с тылом страны, все Ваши войска будут взяты в плен. Восстановление этой связи необходимо не только для того, чтобы снабжать войска Ленфронта, но и, особенно, для того, чтобы дать выход войскам Ленфронта для отхода на восток для избежания плена, если необходимость заставит сдать Ленинград. Имейте в виду, что Москва находится в критическом положении и она не в состоянии помочь Вам новыми силами. Либо вы в эти два-три дня прорвете фронт и дадите возможность нашим войскам отойти на восток в случае невозможности удержать Ленинград, либо вы все попадете в плен.

Мы требуем от вас решительных и быстрых действий.

Сосредоточьте дивизий восемь или десять и прорвитесь на восток. Это необходимо и на тот случай, если Ленинград будет удержан, и на случай сдачи Ленинграда. Для нас армия важней. Требуем от вас решительных действий.

Сталин».

Оказывается, Сталин пытался прорвать блокаду Ленинграда осенью 41-го фактически лишь с одной целью: вывести войска из блокированного города на восток, бросив миллионы ленинградцев на произвол судьбы. Как откровенно признавался Верховный, «для нас армия важней». Мирные жители никакой ценности не представляли. Тут уж можно сказать: не было бы счастья, да несчастье помогло. Если бы тогда, в октябре или ноябре 1941 года блокаду удалось бы прорвать, можно не сомневаться, что войскам Ленинградского фронта приказали бы оставить осажденную «северную столицу» и прорываться на восток. В этом случае судьба населения Ленинграда могла бы оказаться еще более трагичной, чем оказалась в действительности. Немцы вряд ли бы смогли прокормить ленинградцев зимой 1941/42 года, как не смогли прокормить они миллионы военнопленных. Для этого у немецкой армии не было ни необходимых запасов продовольствия, ни воли политического руководства в лице Гитлера, собиравшегося многократно уменьшить численность славян. В результате население Ленинграда осталось бы без снабжения продовольствием и теплом. Вероятно, в зиму 1941/42 погиб бы не миллион ленинградцев, как это действительно случилось за всю блокаду, а почти все оставшееся население города.

Но и на помощь Ленинградского фронта Сталин при таком развитии событий рассчитывал напрасно. Скорее всего, при прорыве через узкую горловину основная часть советских войск погибла бы или была пленена, как это и произошло в сходных обстоятельствах со 2-й ударной армией летом 1942 года. Тогда бы у немцев освободились основные силы группы армий «Север», и у Сталина было бы мало шансов удержать Москву. И исход войны для Советского Союза мог быть иным.

Здесь – еще одно доказательство того, что подлинным полководцем Сталин не был. Он был лишь политиком и стратегом. Этого оказалось достаточно, чтобы выиграть войну. Можно сказать, что ее выиграл Сталин и созданная им тоталитарная система. Эта система была не приспособлена к рациональному ведению войны, могла побеждать только очень большой кровью. Но зато в критических условиях поражений она не могла развалиться до тех пор, пока оставалось достаточное население и территория, ей подвластные. В тоталитарной системе оппозиция отсутствовала, потоки информации строго контролировались, органы безопасности осуществляли повседневный надзор за гражданами, которые почти не имели альтернативных источников информации и подвергались массированному воздействию пропаганды. И подавляющее большинство готово было сражаться и умереть. Тем более, что в Красной Армии хотя бы кормили, (красноармейцам, в частности, направлялось почти все продовольствие, поступавшее по ленд-лизу), а среди мирного населения на неоккупированной территории наблюдались даже случаи людоедства. Власть была единственным распределителем и продовольствия, и иных материальных благ, и это помогало мобилизации масс. На оккупированных же немцами территориях нацистский «новый порядок» оказался ничем не лучше Советской власти, по крайней мере в Белоруссии, на Украине и в большинстве российских регионов. Гитлер не собирался освобождать народы СССР от Сталина и большевиков, не собирался превращать советско-германскую войну в войну гражданскую, а на создание альтернативного русского правительства и армии во главе с генералом Власовым пошел лишь за несколько месяцев до краха Третьего рейха, когда положение было уже абсолютно безнадежно. А ведь именно такого развития событий больше всего боялся Сталин, но расовая доктрина, в которую верил Гитлер, не оставляла последнему выбора.

Есть немало других примеров явно ошибочных решений, содержащихся в подписанных Сталиным директивах Ставки. Так, в директиве от 8 апреля 1942 года он потребовал организации наступления советских войск по всей линии фронта Ленинград – Демянск – Вязьма – Харьков – Крым, т. е. практически по всему фронту. В результате распыления сил серьезных успехов не удалось достигнуть ни на одном участке фронта. Да и позднее, вплоть до конца войны, Сталин требовал наступать одновременно на разных направлениях, что только затягивало войну.

Любопытно, что в августе 1943 года, во время немецкого контрудара под Ахтыркой, когда на Воронежском фронте создалось критическое положение, Сталин обвинил командующего фронтом генерала Н. Ф. Ватутина в стремлении «к наступлению всюду и к овладению возможно большей территорией, без закрепления успеха и прочного обеспечения флангов ударных группировок…», т. е. практически в том же, чем грешил всего год назад.

Надо сказать, что Сталин не заблуждался насчет полководческих качеств своих генералов. В дни катастрофы в Крыму в мае 42-го телеграфировал представителю Ставки на Крымском фронте Л.З. Мехлису: «Вы держитесь странной позиции постороннего наблюдателя, не отвечающего за дела Крымфронта. Эта позиция очень удобная, но она насквозь гнилая. На Крымском фронте Вы – не сторонний наблюдатель, а ответственный представитель Ставки… Вы вместе с командованием отвечаете… Вы требуете, чтобы мы заменили Козлова кем-либо вроде Гинденбурга. Но Вы не можете не знать, что у нас нет в резерве Гинденбургов».

А когда 20 июня 1942 года в руки советских войск попали документы, свидетельствовавшие о начале в самое ближайшее время немецкого генерального наступления на юге (план операции «Блау»), Сталин этому не поверил и приказал готовить Брянскому фронту совместно с Западным фронтом наступление на Орел не позднее 5 июля. К трем часам утра 28 июня набросок плана наступления на Орел был готов, а через несколько часов началось немецкое наступление.

В мае 1942 года в одной из телеграмм главкому Юго-Западного направления С.К. Тимошенко Сталин призывал своих генералов «научиться воевать малой кровью, как это делают немцы. Воевать надо не числом, а умением». Но гораздо чаще он требовал от командующих фронтами и армиями атаковать, «не считаясь с жертвами», во что бы то ни стало. Так, в августе 1942 года он требовал от сражавшихся под Сталинградом генералов Гордова и Еременко «не щадить сил и не останавливаться ни перед какими жертвами». На практике же действовала только вторая формула – о жертвах и почти никогда – первая, насчет умения. Потому что генералов и офицеров нередко отдавали под суд и расстреливали за не взятые к сроку или сданные врагу города, поселки и даже деревни, но никогда – за большие потери, понесенные в бессмысленных порой фронтальных атаках или при удержании заведомо безнадежных позиций. Кстати, любопытнее всего, что, по крайней мере, в 42-м, Сталин был уверен, что лучше, не числом, а умением, воюет именно вермахт, а вовсе не Красная Армия. Правда, возможно, позднее, после Сталинграда, Верховный Главнокомандующий убедил себя в обратном, хотя в действительности вплоть до самого конца войны германские солдаты и офицеры сражались гораздо более умело и грамотно, чем советские. Но не исключено, что Сталин сохранил реалистический взгляд на ход борьбы на советско-германском фронте, но в пропагандистских целях предпочитал говорить о том, что Красная Армия научилась воевать. Тем более, что в его речах и приказах этот тезис появляется уже после победы под Москвой, что не помешало, однако, позднее в секретной телеграмме призвать маршала Тимошенко и его товарищей учиться воевать у немцев.

И до войны, и во время войны Сталин, его соратники по Политбюро, советские генералы и маршалы ориентировались на количественные, а не на качественные показатели. Вождь, зная о значительном количественном и качественном превосходстве Красной Армии над вермахтом в танках и самолетах, которые считал главным оружием современной войны, рассчитывал на блицкриг, в ходе которого в 1940 году собирался оккупировать Восточную Европу и всю Германию, а после того, как вторжение было перенесено на 1941 год, – уже всю континентальную Европу. При этих условиях можно было не опасаться, что США успеют оказаться вовлеченными в войну и поставить под угрозу советское доминирование на Европейском континенте. На практике же дело свелось к затяжной войне, в первые полтора года – вплоть до ноября 1942 года разворачивавшейся крайне неблагоприятно для СССР. Заплатить за победу Красной Армии пришлось огромными людскими потерями, которые превысили потери вермахта на Востоке не менее чем в 10 раз.