Карл Абжаген - Адмирал Канарис Страница 14

Достопримечательным в обширной переписке, которую Канарис вел в эти годы, будучи первым офицером «Силезии», является то, что вопросы внутренней политики никогда не затрагивались в ней даже вскользь. Все разговоры велись только вокруг морского флота. Его профессия морского офицера все еще находится в центре его мыслей и деятельности. Начало службы в Вильгельмсхафене и на «Силезии» приходится на короткое время видимого расцвета германской экономики, которая развивалась на базе иностранных кредитов, поступающих в Германию после принятия плана Дауэса. Но уже в 1929 г. начал намечаться новый экономический кризис, что было видно по росту числа безработных, — кризис, который все более четко проявлялся как явление мирового масштаба. Одновременно обострилась внутриполитическая борьба в Германии. Национал-социалистическая рабочая партия Германии имела большой успех, особенно среди молодежи. Сентябрьские выборы 1930 г. привели национал-социалистов, вторую по силе партию, в рейхстаг. Во флоте также становилось все более заметным проникновение национал-социалистических идей, особенно среди молодых офицеров и рядового состава. Один из ровесников Канариса, который в то время служил с ним в подразделениях флота, находившихся в Вильгельмсхафене, оглядываясь назад, обобщает свое мнение о ситуации в начале тридцатых годов в одной сжатой фразе: «Все люди были тогда нацистами». Но он добавляет, что в среде старших офицеров вначале не слишком много об этом размышляли, потому что отношение команды к своему делу от этого не страдало. Не следует также забывать, что в офицерском корпусе отрицательное отношение к марксистским партиям вследствие событий 1917–1918 годов, естественно, было очень сильным, и в национал-социалистах видели тогда оплот против попыток коммунистов снова проникнуть во флот. Национал-социалисты тогда, перед захватом власти, еще выдавали себя за патриотическое движение, стоящее на почве христианства, которое ставило перед собой цель ликвидировать классовую борьбу. Именно среди тех, кто в те годы вступил в партию или симпатизировал ей, процент честных идеалистов был очень велик, особенно в кругах, которые начали интересоваться внутренней политикой лишь под влиянием экономических забот и не имели возможности заглянуть за кулисы политической сцены.

Ко времени, когда Канарис был первым офицером на «Силезии», относится эпизод, который свидетельствует об эволюции его характера. С конца ноября до начала декабря 1929 г. Канарис провел с супругой две недели отпуска у греческих друзей на Корфу. Это следует отметить, поскольку Канарис не увлекался отдыхом. Позднее, особенно во время войны, его подчиненные постоянно жаловались на то, что их шеф не имеет никакого понятия о необходимости отдохнуть и расслабиться, будь то он сам или работники его ведомства. Даже воскресенье, свободное от работы, казалось ему излишним, и по крайней мере его начальники отделов должны были и по воскресеньям приходить в учреждение для обсуждения положения. Сам Канарис настолько отдавался работе, что воспринимал отпуск как помеху. Если в годы, когда на него еще не было возложено руководство контрразведкой, он действительно брал временами отпуск на пару недель и ехал со своей семьей куда-нибудь на курорт на Балтийское или Северное море, то теперь он не знал, что ему делать с отпуском. Он продолжал свою переписку, которая всегда велась вокруг вопросов, связанных, главным образом, со службой и флотом, с повышенной интенсивностью, чтобы таким образом компенсировать пробел в нормальной повседневной работе. Однако пребывание на Корфу явилось исключением. Здесь, в чудесном районе Средиземного моря, окруженном ореолом античности, мы находим совершенно другого, расслабленного и одновременно веселого и созерцательного Канариса. Веселая и жизнерадостная сторона натуры, которая в другое время была спрятана под чрезмерным напряжением и серьезностью, ярко проявляется в этой чудесной стране. Его богатая фантазия переносит его из современности в сияющее прошлое. Ему кажется, что прошел всего лишь один день и ночное дежурство с тех пор, как Одиссей, с которым его так роднит жажда деятельности, мудрость и хитрость, приплыл к этому берегу.

Погода была все время прекрасной. Несмотря на то, что подходил уже конец лета, дни были жаркие, небо синее, однако ночи уже прохладные. Вечером было приятно посидеть перед камином, в котором потрескивали поленья оливкового дерева, наполняя комнату ароматом, почти фимиамом. Тогда они беседовали с хозяином дома, графом Теотокисом, бывшим прежде гофмаршалом короля Константина, об истории острова и всей Греции, о мифологии Гомера, о геологическом строении Корфу, о политике на Балканах и в Средиземном море, о литературе. Любознательному Канарису не приходилось скучать ни минуты. Он страстно интересовался природой, языком, обычаями жителей Корфу, их песнями и танцами, живописной народной одеждой и народным поэтическим творчеством.

То были беззаботные дни, проведенные как в раю. Каждый раз, когда они садились обедать, это был истинный праздник с чудесной и необычной едой, к которой Канарис, умевший при случае сам готовить для близких друзей, проявлял живой интерес. Что это были за аппетитные блюда: лангусты, особенно вкусные потому, что их варили в морской воде; разнообразные виды мелкой рыбы, например, сардины; куры и индейки, приготовленные по рецептам Корфу, и фирменное блюдо страны — ягнята, зажаренные на вертеле. И все это проперченное, с душистыми травами, аромат которых наполняет под осенним солнцем всю местность, и пропитанное местным благоухающим красным и белым вином.

Канариса любили все. Также и те, с которыми он не мог объясняться в беседе, потому что он не владел греческим языком, чувствовали, что перед ними был друг, который и без слов понимал их душу. С детьми в доме он быстро установил дружеские отношения, и на праздник Св. Николая он сделал им сюрприз, явившись в образе святого, которого дети одновременно и любили, и боялись.

Эти дни отпуска были такими безмятежными и счастливыми, что они прошли, — как в опьянении. Канариса настолько захватила красота пейзажа и гармония окружающего мира со всей его неповторимостью, что ему на мгновение пришла в голову мысль оставить морское дело и карьеру, купить здесь маленькое имение и вести дальше идиллическое существование. Это была мечта-мгновение. Отпуск подошел к концу, и Канарис вернулся из залитого солнцем Корфу в зимний Вильгельмсхафен на борт «Силезии».

Вскоре ему довелось снова увидеть Дукадес. В следующее лето «Силезия» совершала крейсерскую поездку по Средиземному морю. Была предусмотрена короткая остановка на Корфу. Гостеприимные хозяева прошлой осени использовали возможность, чтобы дать большой бал для офицеров германского корабля и для дам и господ местного общества. Это был праздник, о котором жители долго еще потом говорили.

Из этой поездки Канарис привез с собой домой портрет греческого морского героя Канариса. Это был подарок его прошлогоднего хозяина, напоминающий о каникулах в Дукадесе, — как будто можно было забыть эти золотые дни! Но Канарис искренне был рад портрету «прародителя», и тот занял почетное место в его доме.

В течение более чем двухлетней службы на «Силезии» различные заинтересованные стороны внутри и вне морского ведомства неоднократно настаивали на том, чтобы сократить службу Канариса на борту и вновь предоставить ему в Берлине сферу деятельности, в которой можно было бы использовать его дипломатические таланты, как это было в прошлые годы. Для самого Канариса возвращение в управление морским флотом или его использование для специальных заданий за границей было бы очень желательным. Но в управлении морского флота он оставил не только друзей. Во всяком случае, инстанции, ведающие кадрами, распорядились иначе. До октября 1930 г. Канарис оставался на «Силезии» — в это время он в июле 1929 г. получил повышение и стал капитаном 2-го ранга, — и когда затем он снова получил пост в вышестоящем штабе, тот также находился вне Берлина. Канарис стал начальником штаба военно-морской базы в Северном море; это означало, что он оставался в Вильгельмсхафене. Поэтому решающие для внутриполитического развития Германии годы, 1930–1932-й, он провел именно здесь. Вильгельмсхафен был тогда, как уже говорилось, морским городом, в котором совершенно отсутствовали признаки штатского, по крайней мере, для служащих морского флота.

Для Канариса мало что меняется, когда 1 декабря 1932 г. он принимает на себя командование линейным кораблем «Силезия», то есть кораблем, на котором он уже служил прежде свыше двух лет в должности первого офицера. Он — командир большого корабля. Но возникает вопрос, полностью ли он удовлетворен ходом своей карьеры в течение последних лет. Для его живого ума круг его товарищей в Вильгельмсхафене не совсем его удовлетворяет. Корабль не вызывает у него огромной радости: «Силезия» — старый корабль, построенный задолго до Первой мировой войны; он устарел уже к 1914 году, а в четвертом десятилетии XX в. вообще не имел серьезного военного значения. Несмотря на это он прилагает все силы, чтобы его командование было успешным. Так же, как прежде он был отличным первым офицером, так и сейчас он был хорошим командиром, во всяком случае для своих офицеров он не был удобным капитаном: слишком уж хорошо он знает службу во всех ее деталях, да и сам он слишком уж прилежен, слишком педантичен. Насколько бы любезным и понимающим он ни был, особенно когда дело касалось человеческих слабостей молодых людей, как бы он ни был готов помочь каждому, кто находится действительно в беде, настолько же резко и строго он пресекает небрежность и неаккуратность на службе. Нет, удобным начальником капитан военно-морских сил Канарис не был. У рядового состава, во всяком случае, опять все хорошо: о них он заботится, как и прежде, когда был первым офицером, образцово.