Жоффруа Виллардуэн - Завоевание Константинополя Страница 15

[ХОД ВОЙНЫ КРЕСТОНОСЦЕВ ПРОТИВ ВИЗАНТИИ]

Когда император Сюрсак услышал, что его сын схвачен, а тот коронован{421}, им овладел великий страх и он захворал; болезнь продолжалась недолго, и он умер{422}. А сей император Морчуфль два или три раза приказывал отравить его сына, которого он держал в заточении{423}; и Богу было не угодно, чтобы он умер. После этого он задушил его насмерть{424}, и, когда он был задушен, Морчуфль повсюду повелел говорить, что тот умер своей смертью; и он повелел похоронить его с почестями, как императора, и положить в землю; и он прикинулся, будто весьма опечален.

Но убийство нельзя скрыть{425}: вскоре грекам и французам стало ясно, что было совершено убийство, как вы о том слышали из рассказа. Тогда бароны войска и дож Венеции собрались на совет{426}; и там были епископы и все духовенство{427}. И все церковнослужители, и те, кто имел полномочия от апостолика и показал их баронам и пилигримам, согласились в том, что тот, кто совершил такое убийство, не имеет права держать землю, и те, кто согласился с подобным,— суть соучастники убийства, а кроме того, они уклонились от повиновения Риму.

«Посему мы говорим вам,— сказало духовенство,— что война является правой и справедливой. И если вы имеете правое намерение завоевать эту землю и поставить ее в подчинение Риму, то все те из вас, которые погибнут, исповедавшись, получат такое отпущение, какое апостолик уже даровал вам».

Знайте, что эти слова послужили великой поддержкой баронам и пилигримам.

Великая была война между франками и греками, ибо она не только не утихла, но разрослась и усилилась, и было мало дней, когда бы ни бились на суше{428} или на море{429}. Однажды Анри, брат графа Бодуэна Фландрского, предпринял конный рейд и повел с собой большую часть добрых ратников из лагеря. С ним отправились Жак д’Авень и Бодуэн де Бовуар, и Эд де Шанлитт, Шампанец, Гийом, его брат, и люди из их страны. И как-то под вечер они выехали из лагеря; и они ехали верхами всю ночь; и назавтра, когда уже наступил день, они подъехали к некоему доброму городу, который назывался Филея{430}, и они взяли его и захватили в добычу скот и пленников, и одеяния, и провизию, которые отослали на лодках в лагерь по течению Рукава, ибо город расположен был на Русском море.

В этом городе они оставались два дня, имея великий достаток провизии, которой там было в изобилии. На третий день они уехали вместе со своим скотом и своей добычей и поскакали обратно к лагерю. До императора Морчуфля дошли вести о том, что они покинули лагерь; и ночью вместе с большой частью своих людей он выехал из Константинополя; и тогда он устроил засаду там, где они должны были проезжать; и он увидел, как они проходили со всем своим скотом и со всей своей добычей, и боевые отряды, ехавшие один за другим, пока наконец не появился арьергард. Арьергард составляли Анри, брат графа Бодуэна Фландрского, и его люди. И император Морчуфль помчался навстречу им к опушке некоего леса; а они повернули против него и схватились в жаркой сече.

С помощью Божьей император Морчуфль был разбит и сам едва не попался в плен{431}; и он потерял свое императорское знамя и икону{432}, которую всегда приказывал нести перед собой и в которую имели великую веру он и все другие греки: на этой иконе была изображена Пресвятая Дева. И он потерял почти 20 рыцарей из лучших ратников, которых имел. Итак, император Морчуфль, как вы слышали, был разбит. И развернулась великая война между ним и франками{433}. И уже миновала большая часть зимы, и время было близко к Сретенью{434}, и приближался Великий пост.

А теперь мы больше вам пока ничего не скажем о тех, кто стоит у Константинополя, и поведаем о тех, кто отправился в другие гавани, и о флоте Фландрии{435}, который перезимовал в Марселе; все они летом двинулись в страну Сирию. И там было весьма много людей, гораздо больше, чем тех, что находились перед Константинополем. Так послушайте же, какой это был ущерб, что они не присоединились к остальным: ибо христианство могло навсегда не возвыситься бы из-за этого. Но Бог не захотел такого из-за их грехов: одни умерли от дурных испарений земли, а другие вернулись к себе. Они совсем не содеяли никаких подвигов, да и вообще ничего хорошего там, куда направились.

А один отряд весьма добрых людей{436} пустился в Антиохию, к князю Боэмунду{437}, который был князем Антиохии и графом Триполи и который вел войну с королем Леоном, что был государем эрменов{438}. И этот отряд отправился на службу князю; а тюрки той земли узнали об этом и устроили им засаду там, где они должны были проходить; и они вышли к ним и сразились с ними, и франки были разбиты, причем никто не уцелел — все были либо убиты, либо взяты в плен.

Там были убиты Вилэн де Нюлли, который был одним из лучших на свете рыцарей, и Жиль де Тразиньи, и многие другие. И были взяты в плен Бернар де Морей и Рено де Дампьер{439}, и Жан де Виллер, и Гийом де Нюлли{440}, ни в чем не повинный. И знайте, что из 80 рыцарей, которые были в отряде, ни один не уцелел, и не было среди них никого, кто бы не был убит или не взят в плен. И книга ясно свидетельствует, что, кто бы ни бежал из войска Венеции, с каждым приключались подобные несчастье и позор. Недаром говорится, что мудр тот, кто придерживается наилучшего.

[ЗАХВАТ КОНСТАНТИНОПОЛЯ (12 апреля 1204 г.)]

Больше мы теперь не станем рассказывать вам об этих, а поведаем о тех, кто остался перед Константинополем, превосходно подготовив свои орудия и расставив свои камнеметы и свои мангоньо на кораблях и юиссье, и все орудия, которые надобны для взятия города, и лестницы из корабельных мачт, которые были столь высокими, что это было прямо-таки чудо{441}.

И когда греки увидели это, они начали в свою очередь со своей стороны еще прочнее укреплять город{442}, который и так был хорошо укреплен высокими стенами и высокими башнями; и там не было ни одной башни, которую они ни надстроили бы двумя или тремя деревянными ярусами, чтобы сделать ее более высокой; и никогда никакой город не был так прочно надстроен. Так трудились с одной и с другой стороны греки и франки большую часть Великого поста.

Тогда те, кто был в лагере, собрались и советовались между собой о том, как поступить дальше. Много толковали и так, и эдак, но конец совета{443} был таков, что если Богу будет угодно, что они силою вступят в город, то вся добыча, которую они здесь возьмут, будет снесена в одно место и поделена сообща между всеми, как и следует. И если они станут владыками города, то будут выбраны шесть человек из французов и шесть человек из венецианцев; и они поклянутся на святых мощах, что изберут императором того, кого сочтут наиболее подходящим для этой земли. И тот, кто по их выбору станет императором, получит четверть всего завоеванного, и в городе и вовне его, и он получит дворец Бошльон{444} и дворец Влахерны. А остальные три части будут поделены пополам, половина пойдет венецианцам и половина ратникам войска. И тогда изберут 12 самых мудрых из войска пилигримов и 12 из числа венецианцев; и они распределят фьефы и почести среди рыцарей и установят ту службу, которой будут обязаны императору.

Итак, этот договор был заключен и скреплен клятвою с одной и с другой стороны{445}, французами и венецианцами, с тем условием, что по истечении года с конца марта каждый, кто захочет, волен уехать; а те, кто останется в стране, будут обязаны службой императору, которая будет установлена. Так был составлен и скреплен договор, и установлено, что все те, кто не стал бы его соблюдать, подлежат отлучению.

Флот был прекрасно оснащен и вооружен, и была погружена вся провизия пилигримов{446}. В четверг, на третьей неделе Великого поста{447}, все взошли на корабли и ввели в юиссье коней; и у каждого боевого отряда были свои корабли, и все они были выстроены бок о бок, и нефы поставлены между галерами и юиссье{448}. И видеть это было великим чудом; и книга ясно свидетельствует, что приступ так, как он был подготовлен и намечен, растянулся по фронту на половину французского лье{449}.

И в пятницу утром{450} двинулись нефы и галеры, и другие суда к городу в том порядке, как они были построены. И начался приступ, весьма сильный и весьма ожесточенный{451}. И во многих местах они высадились на сушу и дошли чуть ли не до стен; а во многих местах лестницы нефов так приблизились к укреплениям{452}, что те, кто находился на башнях и стенах, и те, кто был на лестницах, схватывались между собой своими мечами, которые держали в руках. Так продолжался этот приступ, очень ожесточенный, и очень сильный, и очень мощный вплоть до девяти часов и в сотне с лишним мест{453}.