Пол Стратерн - Медичи. Крестные отцы Ренессанса Страница 16

Пока будущие избавители Козимо пребывали в сомнениях, Ринальдо дельи Альбицци действовал. Он послал вооруженных людей выследить и взять под стражу целый ряд известных последователей Медичи, включая друга Козимо, поэта-гуманиста и нотариуса Никколо Тинуччи, которого сразу же подвергли пытке. После нескольких мучительных часов на дыбе Тинуччи сломался и вынужден был подписать признание, согласно которому Козимо намеревался поднять во Флоренции бунт, с участием иностранных вооруженных сил, и объявить себя диктатором. Вот и появилось наконец неопровержимое свидетельство измены, и Ринальдо делли Альбицци мог торжествовать: за такое преступление стопроцентно полагается не ссылка, а виселица.

Но к тому времени известия о судьбе Козимо вышли за пределы Флорентийской республики и вызвали оживленные отклики во всей Европе. Иным деятелям Козимо-банкир оказал неоценимые услуги, и они не замедлили выразить свои чувства. Первым оказался властитель близлежащей Феррары, у которого были все основания считать себя обязанным Козимо за крупные кредиты и который был совершенно взбешен таким ударом по своим возможным финансовым потребностям. Во Флоренцию, находящуюся всего в семидесяти милях от Феррары, было направлено послание, выдержанное в максимально резких тонах. Впрочем, и Ринальдо, и Козимо прекрасно понимали, что им можно и пренебречь: Феррара отнюдь не входила в число первостепенных держав.

Иное дело — Венеция, с ней у Ринальдо могли возникнуть большие трудности. Венецианский филиал банка Медичи был основан еще в 1402 году и за минувшее время успел занять видное место в обширных торговых операциях Венецианской республики, занимаясь шерстью на валенсийском рынке и участвуя в доставке специй и янтаря с Востока в Венецию. Записи в «libro segreto» за 1427 год показывают, что оборот банка составил 50 568 флоринов — сумма колоссальная, при чистой прибыли 4 080 флоринов, то есть почти восемь процентов. Купцы-клиенты банка Медичи принадлежали к ведущим семьям Венецианской республики, которые со всей поспешностью направили во Флоренцию трех посланцев с инструкциями добиться немедленного освобождения Козимо де Медичи.

Такова же примерно была и реакция Рима, ведь папа Евгений IV — сын венецианского купца — был прекрасно осведомлен о щедром участии Козимо в городской торговле. Папа отдал распоряжение своему представителю во Флоренции — а им был друг Козимо, гуманист Амброджио Траверсари, переведший на итальянский несколько принадлежащих ему старинных манускриптов, — выступить на защиту его интересов. В ответ на требование объяснить, на каких основаниях был арестован Козимо, Траверсари сообщили о признании Никколо Тануччи. Он ни на секунду не поверил этому «признанию» своего друга, такого же, как и он, гуманиста; точно так же скептически восприняли это в высшей степени ненадежное свидетельство посланцы из Венеции — всем уже было хорошо известно, каким образом оно было добыто.

Было созвано заседание синьории, но гонфалоньер Гваданьи к тому времени уже успел с благодарностью принять от Козимо 1000 дукатов и потому почел, что лучше всего будет уклониться; другие члены синьории также получили взятки, хотя и поменьше. «Дураки, — записывал Козимо в дневнике, — за то, чтобы выручить меня из беды, они могли получить 10 000 или даже больше». Так или иначе, Гваданьи сообщил, что болен, принять участия в заседании синьории не может и доверяет проголосовать за себя одному из коллег (тоже подкупленному Козимо).

Ринальдо дельи Альбицци быстро сообразил, что происходит; он также ни на минуту не забывал, что в Ластре только и ждут команды к выступлению наемники Никколо да Толентино. Он понимал, что действовать надо быстро и решительно, пока еще есть поддержка, ибо если Козимо выйдет сухим из воды, что ныне казалось вполне вероятным, за жизнь уже вынуждены будут бороться сами Альбицци. 28 сентября было созвано еще одно заседание синьории: Ринальдо знал, что, при всех взятках, он по-прежнему может твердо рассчитывать на семь голосов из девяти. Синьория подтвердила свой прежний вердикт: Козимо высылается в Падую на десять лет, то же наказание ждет других видных членов семьи Медичи: Аверардо удалится в Неаполь на те же десять дет, Лоренцо в Венецию на пять, другие в разные края и на разные сроки. Помимо того, членам партии Медичи навечно запрещается занимать любые государственные посты в городе. Так, одним ударом из-под Медичи была выбита опора, и благодарный Ринальдо тут же заверил семерых верных ему членов синьории, что в качестве вознаграждения каждый получит хорошую синекуру.

3 октября вооруженные стражники вывели Козимо де Медичи из камеры и проводили его в зал заседаний синьории, где ему был официально зачитан приговор. Свидетельства о реакции Козимо расходятся. По Макиавелли (твердому стороннику Медичи), «Козимо выслушал приговор с улыбкой». В изложении современного историка Кристофера Хибберта (человека нейтрального) ситуация выглядела иначе: опираясь на противоречивые свидетельства очевидцев, он пишет, что Козимо выглядел «жалко», и добавляет, что «физическая смелость явно не входила в число его достоинств».

Но может быть, во всем этом было нечто такое, что ускользает от поверхностного взгляда? В своем последнем слове Козимо заявил, что готов отправиться в изгнание куда бы то ни было, даже к «арабам или иным народам, что живут не по нашим правилам. Ваше решение, — продолжал он, — большое несчастье для меня, но я воспринимаю его как благодеяние, как награду мне и моим близким». Звучит униженно, но вскоре станет ясно, что на самом-то деле Козимо боролся за свою жизнь — это вполне следует из его заключительных слов: «Прошу оберечь меня от тех, кто с оружием в руках собрался внизу, на площади, и жаждет моей крови». И далее, с явной угрозой: если умру, то «мне-то будет не очень больно, но вы покроете себя несмываемым позором». Прибегнув сначала к лести, Козимо, как видим, переходит далее к недвусмысленным угрозам, на тот случай, если он будет «по недоразумению» заколот кем-нибудь из сторонников Альбицци, собравшихся на площади. Он подозревал, что тот что-то задумал, и есть все основания полагать, что подозрения эти были небеспочвенны.

Его предупреждение явно возымело действие: члены синьории осознали, что убийство Козимо чревато большим кровопролитием. Во Флоренции и без того неспокойно, Никколо де Толентино со своими наемниками готов двинуться к стенам города, и, стало быть, правящей олигархии придется наводнить улицы вооруженными людьми. Чем все это кончится, можно только гадать. Синьория распорядилась, чтобы Козимо держали во дворце до наступления темноты, пока толпа на площади на рассеется. Ночью, под охраной дворцовой стражи, его можно будет тайком провести по улицам к северным воротам, Порта Сан-Галло, откуда, по-прежнему под охраной, он будет препровожден на границу Флорентийской республики, в сорока милях от городских стен. Так, 5 октября 1433 года Козимо де Медичи, в окружении стражи, проделал путь к высокому горному проходу, прямо под заснеженной вершиной горы Симоне, где проходила граница республики. Начался отсчет времени изгнания. 

ЧАСТЬ II. ИЗ ТЬМЫ

6. МЕДИЧИ В ИЗГНАНИИ

В общем, Козимо де Медичи благополучно пережил свой растянувшийся момент истины. Могло повернуться по-всякому, но отчасти благодаря трезвому расчету, а отчасти и удаче он сохранил и жизнь свою, и дело. Правда, казалось, что Козимо в то же самое время и проиграл, ведь старые враги-олигархи вязли над ним верх, и он лишился своей опоры во Флоренции. Только это очевидное вроде бы поражение обернется в конечном итоге для Медичи важнейшим шагом к победе.

Флоренция осталась в руках Альбицци и их приверженцев из олигархического круга старых семейств, но отныне город уже не мог рассчитывать на деньги Медичи для пополнения казны. Ринальдо приходилось всячески выкручиваться, лишь бы удержать контроль над городом, в котором так и не возникло единства. Последователи Медичи продолжали плести интриги, и Ринальдо вынужден был подталкивать синьорию принимать все более и более жесткие меры, в результате которых эти последователи один за другим отправлялись в десятилетнее изгнание.

Опальный Козимо добился разрешения покинуть Падую и воссоединиться со своим братом Лоренцо в Венеции, откуда он внимательно наблюдал за происходящим во Флоренции, в то же время всячески избегая какого-либо участия в шагах, направленных на его защиту. Венецианские власти разрешили ему с семьей поселиться в монастыре Сан-Джорджио Маджоре, на островке, прямо у входа в Большой канал, где папа Евгений IV был некогда монахом. В знак благодарности папе за участие в его освобождении Козимо решил построить для монастыря новую библиотеку и заказал спроектировать здание своему любимому архитектору Микелоццо.