Сергей Карпущенко - Лже-Петр - царь московитов Страница 16

- Вот, братцы, глядите-ка, какого подобрал! К самому господину князю идти собрался, а у самого-то рожа давным-давно не мыта. Надобно б ему спервоначалу её умыть да бородищу причесать, да что-нибудь дать сожрать, а то, боюсь, он Андрея Яковлевича проглотит али до смерти напужает! А ну-ка, землячок, ты нам поведай - откель же ты в Стекольном взялся? Али крепостной да от барщины убег? Аль вольный какой казак, матрос?

Петр, вдосталь наслушавшийся пустых речей холопов подданного своего, посланного в Швецию его же личным распоряжением, безрезультатано силясь унять пляшущую щеку, округлил глаза, за лацкан кафтана ухватил лакея так крепко, что затрещали швы.

- Что, холоп, государя своего не узнаешь?! - прорычал, брызгая слюной. - Али вы тут, в неметчине, по своим законам, по особливым, жить вознамерились? Иди скорее к князю, пусть для государя русского, царя Петра Алексеевича стол накрывает побогаче, а я покамест здеся умываться буду! Ну, пошел!

Лакей, хоть и напуганный, но в то же время едва сдерживая смех, закивал и побежал к Хилкову. Князь в это время в шахматы играл с секретарем. Молодой - едва за тридцать, - красивый, одетый по-немецки, в богатом парике. Хилкову нравилось быть русским резидентом. Здесь, в отдалении от глаза государя, от пригляда со стороны бояр Посольского приказа, с хорошей казной посланника, вблизи от политесных европейских порядков, но под защитой грозного царя Руси, он чувствовал себя едва ль не Богом. Никакой вотчинник в своем родовом гнезде не мог сравниться с ним в свободе, в ощущении безграничной власти и безнаказанности, даруемой положением посланника. Не ведал тогда Хилков, как жестоко обойдется с ним судьба - не пройдет и двух лет, как война Швеции с Россией сделает его пленником, и домой он больше не вернется. Двадцать лет протомится он в Стокгольме да и помрет здесь, так и не увидев перед смертью родной земли.

- Ваша светлость, ваша светлость, - еле сдерживая смех, низко кланяясь, подошел к посланнику лакей.

- Ну, чего тебе? - лениво отозвался Хилков.

- Выжига какой-то к нам зашел, по-российски балакает отменно. С виду бродяжка. К вам просится. На кухне ноне...

- Хлеба дай да прочь гони, - не отрываясь от доски, посоветовал Хилков.

- Да чудаковатый такой выжига. За ворот меня схватил, кипятится, точно вода в котле, государем Петром называет свою неумытую персону, велит вести себя к посланнику...

- Эва! - встрепенулся князь, охочий в заграничной скуке до всяких развлечений. - Ну-ка, веди его ко мне, токмо пусть Тихон с Кузьмою, кучера, кнуты с собой возьмут - мало ль что твой выжига удумает. Какого токмо народу нынче не шляется...

Два карлы на коротких уродливых ножках, задорого купленные Хилковым у бродячих акробатов, приковыляли к князю, примостились у ног его, положив по-собачьи безносые лица на его колени. Хилков щекотал им подбородки, сам, вполоборота ко входу, ждал нового шута.

Петр, с длинной бородой, но причесанный и умытый, тиская в руках колпак, прошел к горницу к Хилкову поступью уверенной и быстрой. Не спрашивая разрешения, взял стул, поставил его напротив стула резидента, смело опустился на него, забросил ногу на ногу. Хилков же с недоумением уставился на его стоптанные башмаки, надетые на босу ногу. Подошва одного из них немного отходила в носке, и сквозь щель можно было видеть палец. Сам же "выжига" сидел, не говоря ни слова, и пристально, с неприятной тяжестью во взоре, глядел на русского посланца. С обеих его сторон встали крепкими дубами два княжеских кучера. За спиной у каждого - кнуты.

- Ну, и какого дела ради ты ко мне пришел? - попытался сдвинуть брови нестрогий по натуре Андрей Яковлевич. - Ну, прям-таки стоишь передо мною, как Спаситель пред Пилатом. Ты, что ль, называл себя царем Иудейским? сказал и рассмеялся, довольный шуткой. Хмыкнули и кучера.

- Не Иудейским, князь, а русским, русским! - быстро возразил Петр, вскочив со стула. - Что, не признал меня, коль я бородой укрылся, точно баба в бане срам свой закрывает веником аль шайкой? Ан нарочно бороду-то отпустил, чтоб проведать твое житье-бытье посольское, како ты правишь в Швеции мои государевы дела! Ну, докладай мне, да поскорее!

Но Хилков на то и был старинным русским вельможей да ещё посланником, умевшим говорить на иностранных языках, чтоб не давать брать себя на арапа всяким самозванцам с длинными бородами да в рваных посконных кафтанчиках и шведских башмаках из козлиной кожи, надетых на босу ногу. К тому же ясный ум Хилкова, прекрасно знавшего, что в нынешнее время русский государь Петр Алексеевич находится где-то поблизости от Ржева или Торжка, тотчас подсказал ему, что этот бородатый мужик при всем своем желании не мог собой являть природного русского царя.

Поднявшись на ноги, отогнав от себя карликов, кривя гневом свое красивое лицо, Андрей Яковлевич закричал, подступая к Петру:

- Ты, смердящий потрох, куриный помет, на кого здесь голосить надумал? Я при важнейшей государственной должности тут состою, а ты, бездельник, шут гороховый, изволишь притворяться русским царем да ещё грозишь мне, князю? Кнута давно не пробовал? Да я тебя в железах в Москву отправлю! Дыбу споведаешь у князя Ромодановского! А ну, вяжите вора!

Крутоплечие, засидевшиеся на чужбине без русской кулачьей потехи Кузьма и Тихон только того и ждали - мигом опрокинули на пол вырывавшегося изо всех сил, поносившего их черным матом Петра, скрутили ему руки, ноги крепким сыромятным ремешком. Скоро Петр лежал ничком, тихо скрипя зубами от горькой обиды. Благо бы такой позор и надругательство он принял от иноземцев, каверзных и злых, но терпеть унижение от дворовых подданного холопа было невыносимо горько.

Меж тем Хилков, наклонившись к лежащему на полу Петру, уже кое-что кумекал. Какая-то тревожная мысль блохой прыгала - туда-сюда, - в его голове, привыкшей к усердному и долгому мудроделию. Теперь уж ему не верилось, не бралось в ум, что взявшийся ниоткуда бродяга мог запросто назвать себя царем. К тому же бродяга был тверезый, на сумасшедшего не походил, так откуда же такая дерзость, за которую и с жизнью скоро можно было распрощаться?

- Эй, малый, малый, - тронул Хилков за плечи лежавшего в безмолвии Петра. - А ты и впрямь какой-то дивный. С чего ж удумал государем себя назвать? С плахой свидеться захотел?

Спросил да взгляд метнул к поясу бродяги - торчит из-за штанов рукоятка деревянная ножа. Потянул, извлек - нож огромный, у самой рукоятной перемычки запекшаяся кровь.

- Вона ты какой... На душегубство, видно, шел...

- Не на душегубство, тетеря, - глухо отозвался Петр. - Знал бы ты, князь, что со мною немцы в Саардаме учинили, так не стал бы крутить мне руки. Царь я твой, да токмо опоили меня в трактире, когда сидел я там с Сашкой Меншиковым. Опосля же на корабль забрали и в шведский замок отвезли, откуда я бежал. Пришел таперя в столицу Свейскую, чтобы поквитаться с Карлом. Не думал, что встретишь меня пинками. Попомню уж тебе такую встречу!

Хилков был ошеломлен. Если лежавший на полу мужчина на самом деле был царем, то за такое помыкательство его, князя, могли запросто лишить жизни. Но он не мог уразуметь, как могло случиться, чтобы никто, кроме этого бородатого человека, не был посвящен в тайну похищения, не переполошился, ведь с саардамского житья Петра прошло больше полугода.

- Да развяжи ты, лиходей, развяжи! - взмолился с угрозой Петр. - Руки затекли, да и утроба корма просит - со вчерашнего дня маковой росинки во рту не было!

Петра развязали, и через четверть часа он уже сидел за пиршественным столом напротив Хилкова, а сильно изумленные Кузьма и Тихон стояли в стороне, предусмотрительно не отосланные князем, и глядели на то, как выжига и бродяга ворочал широкими челюстями, перемалывая с хрустом цыплячьи кости. Хозяин же то и дело подливал вино в его высокий, чеканный кубок и с лаской говорил:

- Если бы сам Юпитер явился сейчас передо мной, я бы не столь был удивлен, как после вашего внезапного явления, всемилостивейший государь. Войдите в мою умственную потентацию, царь-государь. Что же происходить изволит? Если вы, как от вас изволил слышать, оказались в шведском плену ещё в декабре минувшего года, то как же могло случиться, что с тех самых пор об оной беде, постигшей Русь, я не был извещен? Выходит, или не было сего, или... или же вместо вас в Англию с посольством отбыл другой какой-то человек? Мой темный разум не в силах осмыслить столь затруднительную ситуацию!

Петр, не забывая прихлебывать вина, угрюмо, становясь с каждой минутой все мрачней, жуя, сказал:

- Шведы, что меня держали в замке, дали мне намек, что мое место пусто не будет. Выходит, сии шельмы, полонив меня, подсунули кого-то заместо настоящего царя. Да что сие, тьма египетская Меншикову али Лефорту глаза затмила, коль не видели подмену, али... и впрямь тот человек сходство со мной великое имеет?

Хилков, изображая великое сочувствие к беде царя и озабоченность, сказал: