Сергей Карпущенко - Лже-Петр - царь московитов Страница 17

Хилков, изображая великое сочувствие к беде царя и озабоченность, сказал:

- Разумею, что в превеликом афронте и затруднении вы оказались, государь. Первым делом, полагаю, надобно вас самым скорейшим образом в Москву отправить да постараться так учинить, чтоб вы быстрее самозванца там явились. Я же со стороны своей мог бы послать гонца к послам великим, к боярам Головину, Возницыну - нет, последний, знаю, у кесаря остался, о делах турецких с ним будет рассуждать. В общем, нужно задержать в пути того, кто вам дорогу перешел. Если явитесь в столице раньше, чем туда прибудет ложный Петр, то выгода за вами будет. А ежели одновременно с ним али позднее прибудете в Москву, то два царя да со сходственными лицами и манерами могут в государстве явить смуту почище той, что имела место при Лже-Димитриях. Здеся с осторожностью предельной нужно поступать, тем паче, когда стрельцы заволновались...

- Как... заволновались? - встревожился Петр, перестав жевать.

- А вы, государь, о сем деле и слыхать-то не могли, - чуть усмехнулся Андрей Яковлевич. - Да, было стали бунтовать, но четыре полка бунтовщиков военною рукой разбиты были генералиссимусом Шеиным да генералом Гордоном совсем недавно близ Воскресенского монастыря. Зачинщиков сказнили.

- Э-э, - задумался Петр Алексеевич, - с моим полоном тут, надо думать, крепкой суровой ниткой али веревкой даже сей бунт связался. Мню, что Карл шведский и с Софьей, и со стрельцами разом сию проказу супротив меня учинить захотели, но да я побегом своим их козни порушу! Надобно мне, Андрей Яковлевич, в королевском дворце побывать да с Карлой свидеться. Хочу сему щенку пару слов на ухо шепнуть, - и Петр ухмыльнулся с такой сатанинской злобой, что Хилкову страшно стало - разом вспотел затылок под кудрявым париком.

- На меня надеешься, государь милостивейший?

- А на кого ж еще? На холопов, что ль, твоих с кнутами? Под личиной секлетаря твоего в королевский замок войти хочу, чтобы с королем с глазу на глаз обмолвиться. Пистолеты мне снаряди хорошие, ножик сей ещё с собою возьму. Я сей шведской сволочи позора своего прощать не намерен.

Хилков недоверчиво покрутил головой. Царь вовлекал его в предприятие отчаянное. Приходилось идти на обман, выдавая вооруженного до зубов человека, пусть и русского царя, вознамерившегося учинить нечто воровское, кровавое по отношению к монарху державы, вина которой в деле пленения Петра ещё не была известна миру, за своего секретаря - неполитично.

"Эдак ты меня к казни-то и подведешь..." - подумал про себя Хилков, а Петр, будто читая его мысли, подбодрил:

- Ничего, не страшись. За честь государя своего и пострадать маленько можно. Но о страданиях ещё рано думать - все на свои плечи возьму, скажу, приказал тебе.

- Да не за себя я страшусь, государь великий! - со слезой проговорил Хилков. - Вижу, что ты безумный и бесполезный путь для себя выбрал. Пистолеты да ножик - малое дело. В первую очередь, я сам-то короля Карла лишь раз видал. Если и смогу тебя во дворец ввести, так не король ихний, а токмо министр, что послами да резидентами ведает, будет нас встречать. А ежели и Карла, царь, найдешь, то что за польза тебе будет от сей встречи? Неужто из пистоли станешь в него стрелять, ножом шпынять наследственного шведского монарха будешь? Невиданное дело! Кровью токмо вызовешь войну, а со Швецией нам ли схватиться? У них вон сто тысяч выученного войска под ружьем стоит, флот преизрядный. У нас же - речные струги, каторги, что в Воронеже ты строил, ненадежные стрельцы. Раньше Ижорскую землю у нас отняли, теперь же Псков с Новгородом отдавать придется шведу. Да и сам ли убережешься, если злое дело против Карла учинить собрался? Ты мне-то едва-едва свое царское происхожденье доказать сумел, а караульным, что в замке на часах, ты объяснить этого не сможешь: или растерзают на месте, или в пыточной замучают, а после четвертуют. В Москве же будет править самозванец...

Толковые, рассудительные речи резидента заставили Петра призадуматься на минуту - почавкал молча, посопел и с ещё более горящими глазами, чем прежде, сказал:

- Ты, князь, мне боле не перечь. Проси аудиенции у шведского министра, но экивоком разузнай, не будет ли в тот день Карлуши-короля. Я по-шведски маленько языком болтать сумею. Платье мне сыщи, да как говорил, изрядные два пистолета, чтоб в карман кафтанный залезали без труда. Ни о чем боле голове твоей кумекать и не надобно.

С тех пор, как самодержавный пленник Халландгольма, не спрашивая на то желания шведов, покинул замок, минуло больше месяца. Когда о побеге доложили Левенроту и королю, хозяин замка немедленно разведал, как могло случиться, что из крепкой его твердыни мог кто-то убежать? Окна высоко над морем, толстые решетки, то и дело в комнату заглядывают караульные солдаты. Левенрот, понимая, что запер в клетку не какого-то мужика, не сумевшего в срок внести арендной платы, не барона даже, вольно или невольно оскорбившего его, а самого властелина, помазанника, царя огромной полудикой Московии, необузданного и своевольного, как раз накануне решил, что следует втрое усилить меры по охране царя Петра, ибо этот страстный, свободолюбивый человек никогда не согласится остаться в заточении. Но теперь уж было поздно. Утешало одно: веревка, на которую так понадеялся беглец, не выдержала веса огромного, семифутового тела. Петр сорвался в море и, конечно же, разбился о камни, потому что у подножия крутого берега с утвержденным на нем замком было очень мелко. Так и доложил Левенрот Карлу, и шестнадцатилетний юноша, вначале сильно обеспокоенный, принял доводы своего советника - смерть опасного соседа предполагалась им в том случае, если пленника в Халландгольме не удастся принудить к безропотному проживанию в замке, или в случае каких-либо экстренных непредвиденностей.

- Ну, умер так умер, - равнодушно пожал плечами Карл, выслушав Левенрота. - Значит, русский Бог не был расположен к Петру. Но вы все ж таки постарайтесь разыскать в море его тело. Если я увижу мертвого царя, мне будет спокойнее.

И, несмотря на то, что прибой так и не вынес на берег утопленника, похожего на Петра, Левенрот написал королю, что труп царя найден, извлечен из воды, освидетельствован замковым врачом (свидетельство прилагалось к письму) и предан земле - тело какого-то несчастного рыбака, давно носимого волнами, было доставлено в замковую часовню. Получив это сообщение, Карл, и без того уже почти успокоенный, стал спать и вовсе безмятежно.

В тот день карета русского резидента Андрея Яковлевича Хилкова, украшенная двуглавым позолоченным орлом, въехала во двор королевского замка. Форейтор в ливрее с галунами ловко спрыгнул с запяток, дернул за ручку орленую дверцу, выбросил ногой складную ступеньку. Башмак с серебряной пряжкой, нога в голубом шелковом чулке появились прежде, нежели кудрявая голова князя. Вслед за ним сиганул на песок двора секретарь, молодой дворянчик, после неуклюже вылез Петр, одетый в польский кафтан, короткие штаны, с сафьяновым портфельчиком под мышкой, с бородой, правда, не такой лохматой, как прежде, с волосами, лежавшими на плечах.

Хилков шел впереди, секретари же - чуть поотстав, как требовала форма. Шли с мажордомом замка долго, покуда не очутились близ дверей, и Хилков шведу так сказал, кивнув на Петра:

- Этого здесь оставлю - не надобен, - и уже к Петру: - Дай-ка мне портфель...

Только скрылись за филенчатыми, в золотой резьбе дверьми, Петр Алексеевич быстро прочь пошел. Как ни упрашивал его Хилков оставить свое безрассудное намерение, но царь лишь одно твердил - хочу с ним поквитаться. Ничего не оставалось Хилкову, как описать, насколько знал, расположение покоев замка. Вот и поспешил помазанник туда, где, как он думал, мог он застать своего юного обидчика.

Замок был велик. Затейливые его ходы и галереи переплетались, как кротовьи норы, как муравьиные дороги в муравейнике. Повсюду стояли истуканы синемундирные, с ружьями, солдаты. Глазами провожали проходящего Петра, который все шел и шел вперед, и какое-то наитие, которым, видно, наделены все коронованные особы, заставляло двигаться его, не давая пока сигнала разуму, что где-то неподалеку расположено обиталище шведского монарха.

Потом не стало караульных, и лишь одни лакеи, камердинеры, кастеляны, скороходы деловито пробегали мимо с посудой, бельем, беззаботно шушукались друг с другом в темных углах. Петр, стараясь казаться своим человеком в замке, заглядывал в комнаты, тихонько приоткрывая дверь, но короля не находил. В одной комнате он увидел накрытый к обеду стол, в другой горничную, застилавшую постель. В третьей на постели лежала пожилая женщина, почти старуха, обнаженная по пояс. Два мальчика-пажа, должно быть, исполняя её волю, ласкали сладострастницу. Петр заметил, как один из них, целуя госпожу, плутовской рукой берет с придвинутого к постели столика лежащие на нем сладости - печенье, засахаренные цукаты, орехи, - и набивает ими карман своих штанов. Петр с отвращеньем захлопнул дверь...