Юрий Папоров - Эль Гуахиро - шахматист (книга 1) Страница 16

В задание разведывательной группы входили визуальный сбор сведений по определенным объектам, связь с уже осевшей, но пока бездействующей агентурой, получение информации, установление новых контактов, преимущественно с родственниками находившихся в Штатах "гусанос". Рамиро знал об этом и поэтому перед тем, как отправиться обратно на сейнер, в беседе с Педро Родригесом настаивал на аресте заброшенных в этот раз агентов. "Это вам не те трое юнцов, - убеждал Рамиро. - Они такое натворят... С ними шутить нельзя".

Рамиро так настойчиво уговаривал, что Педро Родригес доложил о его опасениях в Гавану. Однако там решили не спешить, а лишь усилить наблюдение за действиями агентов. В результате в распоряжении органов госбезопасности оказались ценные сведения о работе ячеек контрреволюционного подполья, были засечены новые связи, обнаружены остатки ранее разгромленных групп.

Прошло четыре недели, и Рамиро вновь высадился у кайо Эскивель. Он привез с собой крупную сумму денег для лейтенанта Фауре Павона. Рамиро надлежало провести его формальную вербовку. За согласие лейтенанта постоянно работать на "Альфу" в банк, который он укажет, на его имя должно быть положено двадцать тысяч долларов, не считая определенных сумм вознаграждений за выполнение каждого задания. Рамиро доставил и портативную рацию РС-48, на которой следовало научить работать Фауре. И это задание он "выполнил" успешно, возвратившись в Майами вместе с пятью агентами - живыми и невредимыми. Акции Рамиро неимоверно возросли.

В ЦРУ им были довольны - счет его в банке "Джефферсон Нейшнл", отделение Майами-Бич, заметно рос, в отделах же приступили к разработке планов более интенсивного использования нового и бесперебойно действовавшего "окна". Вскоре Фауре Павон сам принял в одну ночь сразу восемь человек. Рамиро, который сопровождал этих людей на надувных лодках до кайо Верде, успел сообщить старому рыбаку, что группа представляет повышенный интерес, так как ее высадке придают особое значение.

Когда уже на рассвете вторая четверка выбралась на топкий берег восточнее Караатаса, неожиданно из зарослей донеслось властное приказание:

- Стой! Руки вверх!

Черный как смоль, с кошачьими повадками крепыш сорвал с груди автомат, остальные повалились на мокрую землю, но Фауре, опережая выстрел, придержал автомат и крикнул:

- Солдат Фатуте, почему не на месте? Немедленно на пост!

- Слушаюсь, мой лейтенант. - Солдат козырнул и пошел прочь.

По стволу поваленного дерева он перебрался через чистое, не поросшее болотной растительностью место. Еще через миг он скрылся бы в мангровой чаще. Фауре взял из рук крепыша автомат и пустил очередь в спину солдата. Тот взмахнул руками, выронил винтовку и повалился лицом в вонючую жижу.

- Уходите скорее! Контакт со мной через Центр. Быстрее! - Фауре знал, что каждый агент имел свою рацию.

Эта сцена, разыгранная специально, чтобы на время прикрыть "окно", удалась как нельзя лучше. Фауре был не только хорошим шахматистом, но и превосходно владел оружием разных систем. Ни одна из пуль его очереди не задела солдата.

Однако таким образом был создан предлог подольше задержать группу на острове. Преследовалась цель заставить ее членов действовать вне рамок заранее отработанного в деталях плана. В подобных ситуациях агенты разведслужб обычно вынуждены переходить на запасные варианты, вести себя по своему усмотрению, выявляя при этом методы, принятые (в данном случае) в ЦРУ, раскрывая убежища, приготовленные на случай длительного оседания, давая в руки контрразведывательных органов материал, по которому можно судить о наличии запасных "окон".

Наблюдение в первые же дни показало, что в группу входили два американца. Их интересовали сведения сугубо военного характера.

Один из янки сразу направился в порт Кабаньяс, где связался с мотористом, работавшим в запретной зоне порта. Радиосеансы этого разведчика были запеленгованы и"- записаны, но код, которым он пользовался, раскрыть не удалось. Не удалось и удержать его под контролем. Получив сведения от моториста, он будто сквозь землю провалился. А неделю спустя, поблизости от островов Иннес-де-Сото, что напротив порта Ла-Эсперанса, засекли неизвестную подводную лодку. Скорее всего она приходила за этим ловким разведчиком.

Второму янки устроили аварию. Автомашина, в которой он ехал с одним из действовавших на Кубе агентов, столкнулась с грузовиком и скатилась в кювет. Агент отделался легким ушибом, и его не стали задерживать, американца же, который сломал руку и от боли потерял сознание, доставили в больницу. Осмотр его вещей и документов заинтересовал полицию. Но после первого допроса разведчика обнаружили в палате мертвым. Он отравился ядом из капсулки, зашитой у него под кожей на левой руке.

Тем временем Рамиро, который на сей раз ожидал возвращения членов группы в доме старого рыбака, регулярно выходил на связь. Он сообщил, что солдата, в которого стрелял лейтенант, разыскали, и на этом оборвал передачу. Через неделю - Рамиро хорошо знал, как все эти дни нервничали в ЦРУ - он объяснил, что возникли обстоятельства, которые мешали ему работать, и что найдены винтовка и обрывки одежды солдата, а труп его съеден крокодилами. Обстановка в районе напряженная. Лейтенанта Павона вызывали на доклад к начальству - вначале в главный город провинции, а затем и в Гавану.

Два месяца наблюдения дали ценный материал, и, когда стало ясно, что дальнейшая слежка ничего нового не принесет, Рамиро сообщил по радио о готовности вывести группу в море и без осложнений с этим справился.

Затем через "окно" Фауре Павона на Кубу отдельными партиями было "выброшено" еще девять человек, которые осели в Гаване.

Прошел почти год с того дня, когда Рамиро получил удар по голове рукояткой от руля. Органы госбезопасности Кубы собрали за это время обширный, компрометирующий ЦРУ и организации кубинских контрреволюционеров материал. Назрела необходимость проводить операцию по ликвидации вражеской агентуры. Но...

Но... прежде следовало возвратить Рамиро Фернандеса на Кубу. В противном случае он, вне всякого сомнения, подвергался бы серьезному риску.

Между тем руководство ЦРУ, как нарочно, больше не использовало его "по мелочам". Им не хотели зря рисковать. Так везде в один голое и отвечали ему: "Эль Гуахиро", вы ценный человек! Разве можно рисковать вами, часто ставить на карту?"

На самом же деле Рамиро грозила опасность. Кому-то а аналитическом центре ЦРУ пришла в голову мысль: не является ли странным тот факт, что все задания, даваемые "Эль-Гуахиро" - шахматисту в течение года, выполняются без сучка и без задоринки, в то время как усилия, направляемые по другим каналам, взять хотя бы "Белую розу", "Альфу", "Омегу", Революционную хунту и другие антикастросские организации, терпят провал за провалом?

Отделу, к которому был приписан инструктор Сонни, не удалось отстоять честь своего мундира и отвести возникшее подозрение... и над Рамиро навис дамоклов меч.

"Эль Гуахиро" ни о чем подобном не догадывался, ничего не подозревал. Впервые он жил с сознанием, что кому-то нужен, с чувством, что исполняет долг - рискует собой ради родной Кубы. Как-то в одну из многочисленных ночных бесед с Педро Родригесом в уютной квартирке, после работы на заводе, Рамиро спросил Педро, куда они ведут Кубу, к чему стремятся. И "Эль Альфиль" сказал: "Чтобы новый кубинец сознавал, что защита интересов родины - есть его священный долг".

Свободного времени у Рамиро было хоть отбавляй. Субботние и воскресные вечера он неизменно проводил с Мартой. Той очень хотелось снять небольшую меблированную квартиру или даже купить ее, возможности их позволяли сделать это, и жить вместе. Марта знала, что у Рамиро есть немалые средства, но не знала, как он их зарабатывает, и это сдерживало ее. Да она все не могла забыть их прежнего разговора, когда на вырвавшиеся у нее в порыве слова не создать ли им семью - Рамиро так сбивчиво, так уклончиво и неясно ответил, что лишил ее всякой надежды.

В обычные дни недели Рамиро, неожиданно для самого себя, завел привычку сразу после обеда, а то и с утра отправляться в Бейфронт-Парк, в публичную городскую библиотеку. Там, в тиши просторных залов, он с жадностью принялся пополнять и систематизировать свои знания.

Теперь ему стало известно, что полуостров Флорида, в юго-восточной оконечности которого располагается Майами, открыл в 1513 году Хуан Понсе де Леон. Испанский завоеватель, увидев в марте месяце расцвеченную неисчислимым количеством красок землю, назвал ее "Паскуа Флорида" "Цветущая пасха". А "Майами", это записанное по-французски индейское слово "маумее", означает "мама".

"Да, для многих заблудших земляков - испугались, струсили, как и я, рвались к райской жизни - этот благодатный уголок земли стал второй матерью, - подумал Рамиро, - но, как неблагодарные сыновья к матери... так и мои земляки. Майами на глазах хиреет. И янки!.. Не по нутру им наш темперамент, наш образ мыслей, жизни. Целыми семьями снимаются. Город становится негритяно-кубинским. Одна треть негров, одна треть - около трехсот пятидесяти тысяч - кубинцев..."