Лев Прозоров - Мы не «рабы», а внуки божьи! Языческая Русь против Крещения Страница 17

Особенно это касалось правителей не слишком высокого происхождения, таких как князь Мечислав, Мешко, потомок пахаря Пяста, крестивший Польшу лет за двадцать до описываемых событий.

Что уж говорить про сына хазарской рабыни – для него, живого воплощения нарушения норм языческого кастового общества, сына женщины из враждебного племени, братоубийцы, старая Вера была особенно непереносима, низвергнуть её было особенно важно.

Благо самые рьяные приверженцы древних Богов пали в походах Святослава, в междоусобице Святославичей – а себя Владимир окружил выходцами с крестимого немцами Поморья Варяжского да дружинниками, натасканными на славянские святыни в вечных походах на сородичей.

Перед окончательным решением Владимир, согласно летописи, то приглашал к себе представителей разных конфессий, то отправлял посольства в страны, уже давно живущие по той или иной религии (вспомним загадочного Смеру).

Шаг, кстати, вполне разумный – как давно ни существовали бы в Киеве христианская, мусульманская и еврейская общины, а беседа со знающими проповедниками и знакомство с жизнью стран, где представляемые ими религии всесильны, были очень полезны.

Характерно, что без приглашения к Владимиру явились иудейские учителя-рабби.

Любопытная параллель – династия Маурьев в Индии, отвергшая Богов Вед и на тысячу лет (!) сделавшая государственной религией Индии буддизм, происходила от… шудры!

Если они надеялись на родство по матери с правителем Руси, то горько просчитались – сменить авторитет всесильных жрецов на авторитет всезнающих рабби, жёсткие рамки племенных обычаев на ничуть не менее суровые предписания Талмуда (по сути, в общем-то, другой племенной религии) было последним, о чём мог мечтать молодой сын рабыни.

Очень возможно, что для повзрослевшего племянника религия сородичей дяди ассоциировалась с его опекой, от которой Владимир скорее всего уже начинал уставать.

Владимир в очередной раз показал, что на всякого мудреца довольно простоты – не дав рабби возможности блеснуть глубинами иудейской философии, он попросту «срезал» их незамысловатым вопросом: «Где земля ваша?»

Крыть, что называется, было нечем – древнее Иудейское царство почти тысячу лет лежало в руинах, а Хазарская империя была на памяти вопрошавшего и вопрошаемых сметена отцом Владимира.

Не нужны были Владимиру и западные христиане с их сильной церковной организацией, сильно напоминавшей жреческую касту. Да и повышенное внимание западного общества к родовитости сына рабыни могло отпугнуть.

Тут потомок рабыни-хазарки вспомнил о своих варяжских предках по отцу, насмерть рубившихся с римскими христианами на Лабе: «Отцы наши не приняли этого».

Мусульмане не подходили из-за осложнявших жизнь запретов на свинину и вино: «Руси есть веселие пити, не можем без того быти».

Оставалась, собственно, одна вера – византийское христианство, столь привлекавшее дорвавшегося до власти сына рабыни своей покладистой готовностью сносить любые измывательства светской власти, благословлять любую её затею.

Чего стоил пример одного только императора Михаила, правившего за век до крещения Руси, но многим в империи запомнившегося надолго.

Тот шатался по улице в компании пьяных прихлебателей, которым роздал шутовские церковные чины, вырядил в ризы священнослужителей и слонялся с ними по столице, распевая похабные пародии на богослужебные песнопения.

Святотатец не пощадил и родной матери, сделав её предметом гнусного розыгрыша, заставив слабую глазами старуху «исповедоваться» наряженному патриархом собутыльнику сына, Гриллу.

«Исповедь» закончилась тем, что Грилл, развернувшись к простёршейся ниц, испрашивая благословения, престарелой государыне, громко испустил ветры. Оба подонка от души веселились.

Церковь, сносившая от правителей такое (добавим, что официальным титулованием правителей Восточного Рима было «агиос деспоте» – «святой государь»), была для Владимира попросту находкой.

Да и с родовитостью никаких проблем тут не возникало – правившие в Константинополе императоры были потомками крестьянина Василия, лет за сто до описываемых событий явившегося в Город Царей, нанявшегося в конюхи и в поразительно короткие сроки ставшего приближённым государя (того самого «шутника» Михаила). После чего убил своего государя и благодетеля и воссел на его престол.

Его сын Лев VI Философ (современник нашего Вещего Олега), очевидно, высмеивая взгляды варваров или античных язычников на родовитость, замечал, что, мол, только те, кто сами ничего не стоят, могут интересоваться родословными и ссылаться на них.

И он был не одинок в подобных суждениях – в Византии можно было повстречать патриарха-хазарина, императора-армянина, патриция из печенегов и даже придворного-негра.

А смешанная кровь даже приветствовалась – в теории из распространённого уже тогда заблуждения о якобы особой одарённости полукровок, на практике же из простого соображения, что полукровка, не связанный верностью никакому народу, всегда будет удобным орудием правителя-деспота.

Можно представить, насколько такие «передовые» воззрения влекли нашего «робичича».

Но он не просто принял христианскую веру – он ещё и вытребовал себе у византийских императоров Василия и Константина их сестру Анну. Попутно он осадил мятежный Херсонес – древний город неподалёку от современного Севастополя.

И взял его – с помощью предательства одного из горожан, по одним источникам, варяга Ждиберна (не иначе из тех, отправленных им к императорам Константинополя и озлобленного на нового нанимателя, заславшего его из столичной роскоши в крымскую глухомань – о «сопроводительном письме» от Владимира варягам, естественно, не сообщили).

По другим, предателем был местный священник (!) Анастас.

В любом случае из летописей вырисовывается впечатление, что крепости Владимир брал исключительно с помощью измены. По-другому не умел.

После захвата Херсонеса переговоры с владыками Восточного Рима пошли на лад и сошлись на следующем: новому «архонту россов» выдаётся невеста с приданым, а он, в свою очередь, обращается в христианскую веру и отправляет на помощь боровшимся с очередным мятежом императорам русские дружины…

Я был там. Возможно, виною всему моё воображение – но мне казалось, над брусчаткой Андреевского спуска в Киеве, тогда, больше тысячи лет назад, носившего имя Боричева взвоза, ещё стоит незримое пламя и шумная толпа, толкущаяся у лотков с сувенирами, инстинктивно держится подальше от середины свободной от машин улицы – улицы, которой проволокли в Днепр изваяние Бога Олега, Игоря и Святослава, Бога Русских побед.

Здесь тащили Его вслед за конскими хвостами, здесь грохотали по дубовому телу двенадцать палок в руках двенадцати мужей. Мёртвый каганат мстил Богу своих победителей руками полукровки.

Люди плакали. А когда днепровские воды приняли и понесли прочь от Матери Городов Русских её супруга и покровителя, толпа ещё долго бежала по берегу с отчаянными криками: «Выдыбай, Боже!»

Кумир, словно услышав, пристал к берегу – там сейчас Выдубичи. Теперь это район Киева, и странновато слышать это древнее имя в вагоне киевского метро – эхо давней трагедии.

Кумира вновь и вновь выкидывало на берег – словно Днепр Славутич отказывался принимать участие в святотатстве, словно Русская земля не желала отпускать своего исконного, извечного Защитника.

Княжеские дружинники теснили толпу, скидывали изваяние Громовержца обратно в Днепр и проводили Его до Днепровских порогов, словно желая убедиться, что грозовой дух, вдохновлявший походы князей-язычников, покинул Русь.

И вскоре, по воле вероотступника, объявившего своим личным врагом всякого, кто не придёт на реку креститься, киевлян погнали к водам Днепра – на крещение.

Вы наверняка слышали, читатель, а то и сами употребляли выражение: «Что ты кричишь, как оглашённый?» Вот только многие ли знают, что оглашённым в православии называют ведомых на крещение?

Сам Киев кричал в те дни. Кричал, как оглашённый, оплакивая своих Богов, оплакивая умирающую эпоху языческой Руси.

Начинались другие времена, нелёгкие для тех, кто желал остаться верным предкам и их Богам.

Глава II Столетняя гражданская (X–XI вв.)

Небо твоё, Небо моё —Кровью залить и поделить…Небо твоё, Небо моё,А под ногами плачет земля.

…Пока монах один, чернее сажи,О всепрощенье что-то бормоча,Не всыпал яд в языческую чашу…Отведал Русь – и стаял, как свеча.Его связали кушаками туго,Перунов крест сорвали со шнура,И меч – грозу ублюдочного юга —Ублюдок сбросил с берега Днепра.Змея-монах, стращая божьей карой,Траву усыпал фосфором луны,И, обезглавив дерзкие драккары,Их превратил в смиренные челны.Стелился дым, удушливый и рваный…Нерусской плотью пахнущая мразь,Напялив латы с солнцами и львами,В палатах села, Русью нареклась.

«Огнём и мечам». Свидетельствуют летописи. Свидетельствует археология. Свидетельствует византийский топарх. Свидетельствуют народные предания. Участь богоотступника. За что «окаяли» Святополка? Всеслав Чародей. «Мятежи волхвов» – правда и клевета. Муромские святогоны. Последствия: два предания об отроках. «Земли незнаемые». Восемь веков, отнятые у империи. Странное «уважение» единоверцев. Постскриптум Аль Марвази.