Елена Проклова - В роли себя самой Страница 17

Но снова и снова все повторялось: режиссер, список действующих лиц и исполнителей:

- "Кремлевские куранты", Маша - Елена Проклова.

И бесполезно было убеждать, доказывать, спорить. Хотя как не спорить, когда знаешь, что кругом права.

- Тридцать, ну двадцать лет назад "Кремлевские куранты", может быть, и шли... Но сегодня - стыдно! Сам текст говорить - стыдно! Это вообще безобразие: оформление сцены, костюмы - все.

- Но у нас нет другого революционного спектакля. А в репертуаре театра он должен быть. Должен!

В репертуаре должен быть революционный спектакль... Это главное. А я, актриса, я служу в театре и обязана играть в спектакле, который должен быть.

Ну ладно, пусть время диктовало нам свою идеологию и понятия о работе-долге, даже если речь шла о творчестве. Но ведь можно было найти выход:

- Я все понимаю. Должен быть революционный спектакль, пусть. Но вы возьмите школьницу, студийку с четвертого курса и дайте ей эту роль. Девочка будет счастлива, и репертуар не пострадает ни в коем случае. На "Кремлевские куранты" ни артист, ни зритель не идет добровольно, туда водят школьников по коллективным заявкам: ребята тоже должны, только уже не играть, а смотреть. Учитель поставит галочку, все везде, как и задумано, поставят свои галочки. Но поймите, что меня разрушает дежурный выход на сцену, он разрушает меня как личность, как актрису...

- Елена Игоревна, не надо... Вы должны играть.

Десять лет уже прошло, а как хорошо я это помню! И помню еще, как из дирекции МХАТа была направлена огромная петиция в Союз кинематографистов, чтобы не посылали Е. И. Проклову так часто за границу: это мешает работе театра!

И в голову никому не пришло, что не за счет театра, не за чей-то личный, упаси Господи, счет, но все-таки своя "родная" актриса, к тому же ведущая, может посмотреть мир, походить по музеям, пообщаться с лучшими мировыми артистами, побывать везде и полнее состояться как личность - для работы в театре же, в конце-то концов!

Но для отправителей важнее было другое: сами-то мы дома сидим, так с какой стати она там всюду ездит!

Хорошо, что были друзья в Госкино, которые не дали этой петиции совсем уж все испортить.

Наверное, теперь можно со стороны хотя бы отчасти понять, почему я не могу быть только благодарна МХАТу. Он мой любимый и дорогой театр, который мне нельзя не любить, как нельзя не любить папу с мамой. Но как мне ни жалко теперь, что я оттуда ушла, я счастлива, что я оттуда ушла. Вот так. И родителей ведь, бывает, любят, но жить могут с ними только врозь. Большего подавления личности, какое бывало во МХАТе (и осталось!), я не видела никогда и нигде. Сила давления была огромна: как, скажем, в бетон попадает вода и зимой замерзает, то даже бетон трескается - такая сила давит на него изнутри. То же самое делалось с людьми. Людей разрывают изнутри, находя к каждому свой незаметный подход - так же как вода просачивается. Надо быть Железным Феликсом, чтобы тебя не разорвало.

Я постоянно прожила в этом театре двадцать лет. Двадцать лет - такой у меня стаж театральной работы. И ковки характера... Ненужной мне ковки, закалки. Ни одному актеру не нужной. Такие черты вырабатываются, которые актеру вовсе ни к чему. Испытание на прочность, чтобы актер был жесток и холоден к себе, чтобы он тогда показал настоящий класс? Нет, ни в коем случае! Гвозди бы делать из этих людей? Сохрани Бог: что он может - такой артист-гвоздь, стальной, железный, что он может?

Разве трудно понять, что любая человеческая жизнь, даже очень везучая и легкая, все равно имеет столь жесткую оболочку и заставляет обороняться, и для выработки характера этого хватит. А сердце зачем заковывать? Зачем его с утра - под молот, и до вечера - ковать, придавая квадратную форму, обязательно квадратную?

А ведь этот процесс начинается еще в школе-студии. "Киношница" к моменту поступления дважды имела призы за лучшую женскую роль года, успела побывать на фестивалях за границей, о "киношнице" успели написать едва ли не все газеты мира, но...

- Не нужна нам такая! Нет, такая не нужна!

Еще не слыша такую - уже она не нужна. Вот что хуже всего. Когда не дают чего-то, это обидно, это плохо: ведь очень вредно не ездить на бал, особенно, если ты этого заслуживаешь. Когда не принимают то, что ты хочешь отдать - это еще хуже: пытаешься поделиться сокровенным, а твою руку отталкивают. А когда вдруг почувствуешь, что то, что ты хочешь отдать, может быть не принято не глядя, то это как? Мне трудно назвать.

Никогда я не была высокомерной, не была зазнайкой. Самостоятельная да, с собственным мнением - да, и постоять могла за собственное мнение. Хотя никогда никому ничего не навязывала, никого не притесняла своим мнением. И, в общем-то, всегда хотела отдавать. Так почему же у меня не взять? Почему даже не рассмотреть предложенное?

- Вот я хотела бы...

- Не надо.

- А можно...

- Не надо!

- Скажите, я умею...

- Не умеете!

Ответы на вопросы готовы раньше, чем эти вопросы заданы...

Школа-студия и сам МХАТ - это яблоко от яблони. Иначе и быть не могло, конечно. Учась, я многого еще не знала, не понимала, но в целом у меня "никакое" чувство по отношению к четырем студенческим годам. Этот период для меня никакой: не горячий и не холодный. Не захватывающий как счастьем, так и несчастьем.

Думаю, что очень не случайно именно в этот период я вышла замуж - в семнадцать лет. И родила дочку в девятнадцать. Главная причина здесь не в "семейной традиции" ранних браков, хотя она и есть: мамина мама - в семнадцать лет, мама и папа - в те же семнадцать, я - то же самое... Только моя старшая дочь немножко затормозила эту гонку, и по ее "вине" я не успела стать бабушкой раньше сорока лет, как это случилось со всеми представительницами предыдущих поколений в семье.

И все-таки традиция ни при чем. Я вышла (выскочила) замуж в то время, когда училась. Это при моем-то характере, при моей увлеченности профессией, работой актрисы! Если бы я действительно училась, мне было бы совсем не до замужества, совсем не до материнства. Учеба могла бы быть моей личной жизнью, глубоко интимной и захватывающей своими ощущениями. Так что в очень неожиданной для себя роли молодой жены я оказалась.... от нечего делать (если понимать слово "делать" как слово "работать"). Я заполняла нечто, что должно было быть заполнено. Удивительно ли, что мое первое замужество не оказалось ни удачным, ни долгим.

А вообще состоялось оно вот по какой причине - по очень "забавной", наверное. Мой старший брат Виктор учился в архитектурном институте. Семья наша жила в доме на улице Ермоловой, в большой трехкомнатной квартире, которая всегда была заполнена гостями - друзьями родителей, брата, моими. С утра бабушка варила "бочковой кофе": столько кофе, сколько требовалось, невозможно было сварить ни в каком кофейнике.

Все было очень хорошо, всегда крутились-вертелись разные компании, которые пересекались, разумеется: моя девчоночья и актерская - и компания брата, ребята-архитекторы. Виктор влюбился в мою подружку, взаимность не заставила себя ждать, и они решили пожениться. Все прекрасно - подали заявление, назначили день свадьбы, мы с моей будущей невесткой ночами обсуждали, какое будет платье и вообще как и что.

А в меня всегда были влюблены, как правило, сразу несколько кавалеров. К этому я привыкла, что это так и должно быть - рядом обязательно есть кто-то, кто сейчас в меня влюблен. И признаю, что в состоянии, когда в меня влюблено энное количество народу, я себя очень комфортно чувствовала, любила в это поиграться.

Что же из всего этого произошло дальше? А вот что. Однажды, когда мы в очередной раз обсуждали свадьбу во всех будущих подробностях и, в первую очередь, свадебное платье, мне вдруг так захотелось тоже... платье. Пусть простит мне Виталий эти слова. Я, честно говоря, любила его и мы с ним очень неплохо, по большому счету, прожили какие-то годы, но в принятии мной весьма внезапного решения платье оказалось всего важнее... Для моего платья уже сами собой возникли все "условия", этой затее не хватало только цели, а вернее - предлога. Во-первых, у нас была знакомая портниха в Доме моделей, где теперь руководит Слава Зайцев. Во-вторых, в шкафу уже лежал материал совершенно потрясающей красоты гипюр, да с люрексом, купленный мной в комиссионном магазине благодаря стараниям моей поклонницы, там работавшей. Что еще оставалось? Только одно - стать невестой...

И как-то, танцуя на одной из вечеринок, которые бывали ежедневно, я спросила у поклонника:

- Виталь, у тебя черный костюм есть?

- Нет.

- Совсем нет?

- Совсем. А что, нужен?

- Нужен.

- Будет!

- Вот, хорошо. Давай, быстро чтоб был черный костюм, потому что я за тебя выхожу замуж.

- Ч-ч-что, правда?

- Правда.

- А как родители?

Мне же было семнадцать лет, несовершеннолетняя для замужества. Но долго думать я не стала.

- Не знаю. Как хочешь. Вот это ты уже бери на себя. Хочешь, чтобы я стала твоей женой?