Вилли Бредель - Братья витальеры Страница 2

- Иерусалим? - Йозефус подавил усмешку: ему самому понравилось столь удачное сопоставление. Марко Поло, этот путешественник, исследователь, открыватель новых земель, и вдруг - крестоносец! Йозефус ответил:

- Этот забрался подальше Иерусалима. Он побывал у арабов и индусов, у монголов и китайцев. И чего только не привез! Атлас и шелка, серебряную и золотую парчу, много диковинных инструментов и неизвестных фруктов, пряностей, всевозможных чудесных, целительных средств, драгоценные металлы, бесценные жемчуга, что рождаются в раковинах и светятся собственным светом. И еще много, много всевозможных диковинок.

- А гроб господний? - спросил Клаус.

- К счастью, это его недолго интересовало. Да там уже и нечего было взять, крестоносцы до него все разграбили.

Клаус опешил. Как Йозефус говорит о святых делах! Что ни слово, то святотатство.

- Это крестоносцы-то грабили? - спросил он, пораженный в самое сердце. Даже один вопрос этот казался ему ужасным кощунством.

- И основательно, мой мальчик, - невозмутимо ответил коробейник. Именно ради этого большинство из них и потащилось туда.

- Это неправда! - возмутился Клаус. - Они хотели изгнать неверных!

- Да, да, конечно, изгнать, для того чтобы никто не мешал грабить. Ну, а так называемое освобождение гроба господня - это, мой дорогой, только предлог, - спокойно продолжал старик. - Говорили-то они о гробе, а на самом же деле богатые купцы искали новые торговые пути, а могущественные правители стремились покорить новые страны.

- Не может быть, - подавленно произнес Клаус.

- Да, они грабили, наживались сами и обогащали своих властительных покровителей, - продолжал старый коробейник. - Тебе не мешает знать, мой мальчик, что огромный город Венеция, в стенах которого живет, пожалуй, трижды по сто тысяч человек, вершит всей торговлей южного мира. Купцы этого города предоставили так называемым крестоносцам свои корабли, чтобы переправиться на далекую святую землю, и, кроме того, ссудили их большими деньгами, чтобы те могли приобрести оружие. И крестоносцы боролись против неверных, то есть против живущих там народов. Они дочиста разграбили великий Константинополь, а купцы Венеции, как и было условлено, получили половину добычи. Затем крестоносцы направились в "святые земли", и все, что они захватили там, получили богатые купцы.

- Говорите что хотите, - возмущенно крикнул Клаус, - но они же были христиане?

- Да, точно такие же христиане, как и наши господа рыцари-разбойники, такие же христиане, как и все власть имущие, которые думают только о своем богатстве да о власти, а бедный народ обманывают и грабят. Самые отъявленные негодяи тоже называют себя христианами.

Йозефус остановился, дернул юношу за куртку и, глядя прямо в глаза своему юному спутнику, продолжал убеждать его:

- Христиане? Христиане!.. Да, да, те, кто так себя называют, должны бы быть порядочными людьми. А они?.. Ричард, король Англии, тоже называл себя христианином, мой мальчик. Рыцари называли его Львиным Сердцем6, а надо бы называть тигриным. Он тоже побывал в "святых землях" и однажды уничтожил три тысячи пленных сарацин7... У его противника, язычника, султана Саладина8, была в тысячу раз более благородная душа, чем у этого Львиного Сердца или у любого другого титулованного рыцаря креста... Нет, не по словам судят о людях, а по делам их.

Но особенно поразило Клауса то, что Йозефус, оказывается, много лет тому назад был нищенствующим монахом.

Клаус услышал от него об "апостольских братьях"9, которые отвергали жизненные блага и удовольствия, не имели ни домов, ни имущества, ходили по земле, проповедуя христианские истины, и жили подаянием. "Они были непримиримыми врагами папства, - рассказывал Йозефус, - считали, что именно папство отступает от истин христианского учения".

Клаус услышал от Йозефуса о мужественном борце Арнольде Брешианском10: самоотверженный защитник правды и справедливости, он погиб на костре. Юношу поразила судьба богатого торговца из Пармы Герардо Сегарелли11: тот роздал свое имущество бедным и, став беднейшим из бедных, жил в ужасной нищете. Герардо тоже был сожжен негодяями, которые, называя себя христианами, искали только власти и богатства. Кто был не с ними, тех они называли еретиками, а преследование и уничтожение еретиков объявили богоугодным делом.

Да, о еретиках Клаусу слышать уже приходилось. Все боялись еретиков, и каждый опасался, как бы его самого не назвали еретиком. И он украдкой поглядывал на старого Йозефуса, который откровенно выступал против властей, совершенно не скрывая, что он еретик. С какой любовью и восхищением говорил он о фра Дольчино12 - сыне священника - и о монахине Маргарите из Тренто13, которые подняли восстание против папского владычества и руководили героической борьбой в далеком городе Каркассоне14 и на Монте Цебелло15. И хотя они были мужественными борцами, готовыми пожертвовать собой, несправедливость, подлость и ложь все же одерживали верх.

Старик замолчал.

Солнце уже давно было у них за спиной. Они зашагали быстрее, потому что впереди был лес, который они хотели миновать до наступления темноты.

И вдруг Клаус спросил:

- Люди добрые или злые, Йозефус?

Старый коробейник ответил не сразу, некоторое время он задумчиво смотрел прямо перед собой, потом произнес:

- Одни - злы, другие - глупы. Плохие? Да, все они плохие.

- Это неправда! - возмущенно крикнул юноша.

- И все же это так. Звери они, звери глупые и звери злые. Можешь не верить мне, да только рано или поздно сам убедишься в этом.

- А вы? Вы - тоже плохой человек? - вызывающе спросил Клаус.

- Да, тоже, - ответил старик и, еще и еще раз подтверждая это, повторял: - Тоже... тоже!

Раздражение и злость Клауса пропали, он со страхом теперь смотрел на своего спутника. А тот больше не обращал внимания на юношу; пристально глядя перед собой, он с ожесточенным упорством быстро шагал вперед, вытянув шею и сгибаясь под тяжестью своего короба.

... Подойдя к городу, они расстались.

В Висмаре был базарный день. Изумленный Клаус ходил по улочкам, любовался добротными, красивыми, плотно прижавшимися друг к другу домами, величественными кирхами, но больше всего - огромными кораблями в гавани. Все вокруг суетились, что-то делали. На большую коггу16, на главной мачте которой развевался яркий флаг, грузчики таскали тяжелые мешки. Потеряв дар речи от удивления, Клаус некоторое время следил, сколько же таких мешков может поместиться в чреве корабля?! Но в трюмы грузили все новые и новые мешки. По кривым улочкам тащились многочисленные повозки. Шли крестьяне и крестьянки с большими коробами и корзинами за спиной. Надменный служитель ратуши с широким мечом в ножнах проскакал мимо и подозрительно посмотрел на него. Клаусу пришла на ум песня, которую пели в Дортине на Эльбе, где он жил у крестьян:

Народ, из разных стран народ,

Толпой по городу бредет,

В телегах люди и пешком,

С корзиной, коробом, мешком.

Купить, продать, не прогадать...

Купить, продать, не прогадать...

Кирха своими сложенными из кирпича мощными стенами и четырехугольной, лишенной окон башней напоминала замок, площадь перед ней пестрела бесчисленными лотками-палатками: красными, голубыми, белыми. Повсюду стояли крестьянские повозки, скот: быки, коровы, овцы. В нагроможденных друг на друга маленьких клетках он увидел кур, уток, голубей. В других - коз и поросят. Клаус пошел по торговым рядам; глаза его разбегались, и самыми разнообразными запахами обдавал его ветер. О, как это пахло! И чего только тут не увидишь, что только не продается! Самые разнообразные овощи; хлебы круглые и овальные. Битые куры и гуси. Нежно-розовые ободранные тушки кроликов висели на веревках длинными рядами. И тут же рядом пряники-сердечки с надписями из сахара. Прекрасно пахло от противня с жареными каштанами; за пол медного гроша Клаус наполнил карманы своей куртки этими теплыми красновато-коричневыми орехами. Были тут ларьки с выставленными на продажу льняными тканями, вышивками, лентами, разноцветными пуговицами. Были и такие, где на прилавках стояли фигурки из глины и дерева: богоматерь с Иисусом-младенцем на руках, Христос на кресте, Христос, несущий крест, Христос проповедующий. С ними соседствовали веселые статуэтки музицирующих и танцующих крестьян, фигурка тощего, похожего на лису, поспешно шагающего человека - сгорбленного, с большой палкой в руке, необыкновенно похожего на коробейника Йозефуса.

Отдельный ряд занимали торговцы рыбой. В невысоких бочонках лежала селедка, белая и красная рыба, камбала, треска, макрель, судак и еще какие-то неизвестные Клаусу длинные серо-зеленые рыбы с заостренными, страшными головами; были тут и маленькие, толстые рыбки с крупной чешуей и большими выпученными глазами. Они били хвостами, извивались, высоко поднимали головы, но тщетны были их попытки избежать гибели. И вдруг Клаус прямо остолбенел. В одной из бочек свернулись кольцами длинные змеи, некоторые толщиной в руку ребенка; темные блестящие тела и совсем маленькие головы.