Александр Немировский - Мифы и легенды народов мира. Т. 1. Древняя Греция Страница 20

В мифах, впервые переданных Гомером и Гесиодом, Гера – олимпийская богиня, образец супружеской верности. В знак этого ее изображали в брачном одеянии. Гера на Олимпе – защитница собственного семейного очага, которому бесконечно угрожает влюбчивость Зевса. Казалось, ему мало того, что он отец богов, ему хотелось стать родителем едва ли не всех героев. Поэтому жизнь Геры полна тревог, она готова считать каждое удаление божественного супруга свидетельством его измены. Чувство жгучей обиды не раз заставляло Геру скрываться от насмешливых глаз богинь, прежде всего от Афродиты, пособницы похождений Зевса.

Однажды, когда Гера находилась на успокаивающей ее ревнивое сердце горе Киферон, Зевс решил над нею подшутить. Он приказал вырезать из любимого им дуба грубую человеческую фигуру и обрядить ее в свадебный наряд. После этого он собрал быстроногих нимф, пригласил гостей, музыкантов и отправился в Беотию.

Мысль о предстоящей свадьбе Зевса, как все новости подобного рода, распространилась с невиданной быстротой. Застигнутая ею Гера, сбежав с Киферона, бросилась навстречу супругу. Вид свадебной процессии привел несчастную в смятение. Но по неудержимому хохоту Зевса она догадалась, что это шутка. Набросившись на разодетую куклу, она стала топтать ее ногами, а затем приказала сжечь. С тех пор в Платее, где Гера встретила свадебную процессию, отмечался «праздник кукол», завершавшийся их всенародным сожжением.

Кто знает, может быть, Зевс не просто шутил, но надеялся излечить свою супругу от недостойной обитательницы Олимпа женской ревности. Но это не возымело действия, ибо Гера с ужасом узнавала, что у Зевса на земле то там, то здесь рождаются младенцы, и конечно же не от кукол. Бессильная остановить супруга таким же путем, как это сделала ее мать Рея, она переносила гнев на жертвы увлечений Зевса, преследуя их со всей страстью оскорбленного женского самолюбия. Как-то раз за чрезмерную жестокость к Гераклу супруг даже подвесил ее к небесному своду, прикрепив к ногам тяжелые наковальни. Но и это помогло ненадолго.

Зевс чувствовал ответственность за судьбы своих возлюбленных, но далеко не всегда ему удавалось их уберечь. Так, он превратил прекрасную аргосскую царевну Ио [91] в телку, видимо полагая, что эта порода животных может вызвать у «волоокой» Геры некоторое сочувствие. Но не тут-то было. Гера потребовала белоснежную телку себе в дар и приставила к ней стражем одетого в бычью шкуру пастуха Аргуса. Все тело его было испещрено бесчисленным множеством глаз. Когда одни глаза спали, другие бодрствовали.

Жалобное мычание Ио донеслось до Олимпа, и Зевс в порыве сострадания немедленно отправил Гермеса на выручку возлюбленной. Аргус, шагавший вокруг дерева, к которому была привязана телка, внушил посланнику Зевса ужас. У Гермеса не было никакой охоты сражаться с великаном, и он воспользовался не жезлом вестника – какой от него был прок? – а свирелью. Сладкая мелодия усыпила чудовище. Гермес разрезал веревку, и Ио бросилась бежать во всю прыть.

Тонкий слух мстительной Геры уловил стук копыт, и она послала чудовищного овода, который жалил телку в самые нежные места. Обезумев от боли, Ио мчалась из страны в страну, но нигде не находила покоя. Наконец она достигла Кавказа, где томился прикованный к скале Прометей. Сжалившись над страдалицей, благородный титан предсказал, что конец ее мучениям наступит в Египте. Так и случилось! В Египте к Ио вернулся человеческий облик, и она родила зачатого Зевсом сына Эпафа, основателя династии египетских царей и многих городов долины Нила, в том числе древней столицы египетских царей – прославленного Мемфиса[92].

Историю мучений и странствий Ио рассказывали на протяжении всей античности, и каждый из рассказчиков давал легенде новое толкование. По мере расширения географических названий увеличивался перечень посещенных Ио земель. Она превращалась то в финикийскую царевну, то в египетскую богиню Исиду, то в лунное божество. Но первоначальное ядро мифа – это соперничество одной из многочисленных жен бога-быка в облике коровы с «волоокой» Герой.

Брак Геры с Зевсом, оберегаемый ею с такой страстью, не был счастливым. Поговаривали, что Ареса она родила не от Зевса, а от прикосновения к цветку, Гефеста – от самой себя. Дочь Геба [93] играла на Олимпе роль служанки – она подносила небожителям нектар и амброзию. Другая дочь божественных супругов, Илифия, стала родовспомогательницей [94].

Аид и его дом

Долина альбиносов кипарисов,

Деревьев, что растут наоборот,

И каждого, кто на земле родился,

Здесь страсти ожидает антипод.

И словно бы показывает знаки

Вершиною серябряною вниз

Всю жизнь мою тоскующий во мраке

По блеску солнца белый кипарис.

Третьему сыну Крона Аиду досталось подземное царство мертвых [95], кажется, по жребию, ибо кто добровольно согласился бы им управлять? Впрочем, его характер был настолько мрачным, что он не мог бы ужиться где-либо в другом месте, кроме преисподней.

Во времена Гомера, вместо того чтобы сказать «умереть», говорили «уйти в дом Аида». Воображение, рисовавшее это жилище мертвых, питалось впечатлениями прекрасного верхнего мира, в котором имеется немало несправедливого, устрашающе мрачного и бесполезного. Дом Аида мыслился окруженным крепкими воротами, самого Аида называли Пилартом (Запирающим ворота) и на рисунках изображали с большим ключом. За воротами, как и в домах богатых людей, опасающихся за свое добро, появился злобный сторожевой пес, от которого на земле пострадало немало путников. Оставалось увеличить его в размерах, насадить на шею вместо одной головы целых три, заставить вилять хвостом перед входящими и набрасываться на выходящих – и вот уже страж дома Аида Кербер собственной персоной!

У каждого хозяина такого крепкого дома на земле были владения. Ими обладал и Аид. И конечно же там не наливалась золотая пшеница, не радовали прячущиеся в зелени ветвей алые яблоки и синеватые сливы. Там росли грустные на вид, бесполезные деревья. Одно из них до сих пор сохраняет восходящую к гомеровским временам ассоциацию со смертью и разлукой – плакучая ива. Другое дерево – серебристый тополь. Не увидеть душе-скиталице ни травы-муравы, которую жадно щиплют овцы, ни нежных и ярких луговых цветов, из которых плелись венки для людских пиров и для жертв небесным богам. Куда ни кинь взгляд – сильно разросшиеся асфодели, бесполезный сорняк, высасывающий из скудной земли все соки, чтобы поднять жесткий, длинный стебель и синевато-бледные цветы, напоминающие щеки лежащего на смертном одре. По этим безрадостным, бесцветным лугам бога смерти ледяной, колючий ветер гонит туда и сюда бесплотные тени мертвых, издающие легкий шелест, наподобие стона замерзающих птиц. Ни один луч света не проникает оттуда, где протекала озаренная солнцем, сиянием луны и мерцанием звезд верхняя земная жизнь.

Аид на ложе со своей супругой Персефоной (роспись на сосуде)

Если верить мифам, лишь единицам удавалось ненадолго вырваться из рук Аида и когтей Кербера (Сизиф, Протесилай) или при жизни проникнуть в царство Аида и благополучно его покинуть (Орфей, Тесей, Геракл). Поэтому представления об устройстве подземного мира были неясными и порой противоречивыми. Одни уверяли, что попадали в царство Аида морским путем и что находилось оно где-то там, куда опускается Гелиос, совершив свой дневной путь. Другие же, напротив, утверждали, что туда не плыли, а спускались в глубокие щели тут же, рядом с городами, где протекала земная жизнь. Эти спуски в царство Аида в древности показывали любопытствующим как достопримечательность, но мало кто торопился воспользоваться ими.

Чем больше людей уходило в небытие, тем более определенными становились сведения о царстве Аида. Сообщали, что оно девять раз опоясывалось рекой Стиксом [96] и что Стикс соединялся с Коцитом, рекой плача, вливавшейся, в свою очередь, в Лету – реку забвения. Обитатель греческих гор и долин при жизни не видел таких рек, какие открывались его несчастной душе в аиде. Это были настоящие могучие реки, какие текут на равнинах, где-нибудь за Рифейскими горами, а не жалкие, пересыхающие знойным летом ручьи его каменистой родины. Их не перейти вброд, не перепрыгнуть с камня на камень.

Чтобы попасть в царство Аида, надо было терпеливо дожидаться лодки, которой управлял демон Харон – безобразный старец, весь седой, с всклокоченной бородой. Переезд из одного царства в другое следовало оплатить мелкой монеткой, которую покойнику в момент погребения клали под язык. Безмонетных и живых – попадались и такие – Харон беспощадно отталкивал веслом, остальных сажал в челн, и они должны были сами грести.