Александр Немировский - Мифы и легенды народов мира. Т. 1. Древняя Греция Страница 21

Обитатели мрачного подземного мира подчинялись строгим правилам, кажется установленным самим Аидом. Но нет правил без исключений, даже под землей. Тех, кто обладал золотой ветвью, не мог оттолкнуть Харон и облаять Кербер. Но на каком дереве растет эта ветвь и как ее сорвать, никто в точности не знал.

Деметра и Персефона

Радуйся, матерь Деметра, обильная кормом и хлебом!

Как четыре коня с зерном провозят повозку,

Белые мастью, так нам царящая мощно богиня

Белую пусть ниспошлет весну и белое лето,

Также осень и зиму, блюдя обращение года…

Орфический гимн (пер. О. В. Смыки)

Как дочь Крона и Реи, Деметра была сестрой Посейдона, Зевса и Аида. В ее владении находилась земля, и само ее имя означало «Мать-Земля». Она не терпела Аида, была равнодушна к Посейдону, но с должным почтением относилась к Зевсу, оплодотворявшему ее небесной влагой. Рассказывали, что одно время Деметра была замужем за критским богом земледелия Иасионом, и от этого брачного союза, заключенного на трижды вспаханном поле, родился Плутос, дарующий людям обилие хлеба и других плодов земли [97]. Но истинную радость материнства принес Деметре Зевс. У них родилась прекрасная Персефона, в которой Деметра не чаяла души. Персефона была нежной дочерью и так же, как мать, любила все, что растет.

Однажды, неосторожно удалившись от Деметры, Персефона собирала цветы на весеннем лугу [98]. Ее привлекало видом и запахом каждое растение, и она не могла нарадоваться их свежести и разнообразию. Неожиданно взгляд девушки упал на прекрасный цветок, не похожий на знакомые и любимые ею фиалки, розы, лилии. От одного мощного стебля выходило сто головок, пылающих неугасимым огнем. Их благоухание было таким могучим, что казалось, будто оно наполнило все небо, землю и соленые воды моря. Даже Гелиос придержал на мгновение колесницу, чтобы вобрать в грудь божественный аромат.

Обеими руками стала срывать удивленная и обрадованная девушка цветок за цветком, не замечая, что рядом с нею оседает почва и образуется зияющий провал. Оттуда, на колеснице, запряженной угольно-черными конями, вылетел сын Крона, владыка подземного мира, бог с множеством имен. Он подхватил деву, и тотчас же колесница опустилась в провал, и над нею сомкнулась земля.

Персефона едва успела вскрикнуть, призывая на помощь мать. Но победный вопль Аида, ликовавшего, что уносит драгоценную добычу, заглушил слабый девичий голосок. Ахнули от этого крика подземная бездна, моря и вершины гор. Услышала его и Деметра. Рванулась она на луг, где оставила дочь. Девушки нигде не было. Распрямились помятые ею цветы. Загудели над ними пчелы и осы. Ничто не напоминало о случившемся.

Безмерное горе пронзило сердце матери. Сорвала она со своих волос цвета спелого колоса венок, накинула темный плат, облеклась в длинный черный хитон и устремилась по суше и морю на поиски родного птенца. Ни боги, ни люди, ни птицы небесные ничем не могли ей помочь. Девять дней металась повсюду несчастная мать. Она обходила леса, спускалась в овраги, с двумя факелами в руках обшаривала пещеры. Ни разу за все время не присела отдохнуть, не омыла разгоряченного лица, не вкусила божественной амброзии, не выпила нектара. И только поняв, что самой ей ничего не узнать, поднялась она на небо, чтобы обратиться с мольбой к Гелиосу:

– Ты, пронизывающий своими лучами землю и море, сжалься надо мной и скажи, кто из богов или смертных похитил мое дитя?

– Это твой брат Аид унес ее к себе! – отозвался Гелиос, не останавливая коней.

Опустилась Деметра на землю, даже не взглянув в сторону Олимпа. «Не иначе, – думала она, – Зевс уступил Аиду свою дочь, не подумав обо мне. И никто из богов этому не помешал!»

Изменив внешность, побрела она, безутешная, по земле. Оказавшись в Аттике, у родника, где элевсинские девушки черпали кувшинами воду, Деметра бессильно опустилась на камень – впоследствии его назовут «камнем скорби». Здесь ее, всю в слезах, увидели дочери элевсинского царя. Проникшись сочувствием к незнакомке, они участливо спросили:

– Кто ты и в чем твое горе?

Не открылась богиня, сказала, будто она родом с Крита и была похищена разбойниками, от которых ей удалось скрыться. Спросила она девушек, нет ли поблизости дома, где можно отыскать кров и где бы ей дали ухаживать за ребенком или исполнять другую работу, приличествующую ее возрасту.

Девушки отвели незнакомку в дом своего отца Келея. Переступив через порог мегарона, Деметра задела головой притолоку двери, и по дому распространилось сияние. Царица, сидевшая с младенцем на руках у столба, подпирающего кровлю, сразу поняла, что дочери привели не простую смертную. Поклонившись чужестранке, она предложила ей свое кресло. Но Деметра отказалась от этой почести, пристроившись на деревянном сиденье у края царского стола, продолжала предаваться печали. Не коснулась она ни еды, ни вина, поставленных перед нею, и сидела безучастная ко всему. Лишь острая шутка одной из служанок, Ямбы, вызвала на лице богини невольную улыбку (по имени этой служанки получил название стихотворным размер ямб, которым греки писали те стихи, которые хотели приблизить к разговорной речи).

Такой добротой осветилось измученное лицо незнакомки, что передала ей царица своего ребенка и попросила взять на себя заботу о нем. И отдала богиня сыну царицы всю невостребованную любовь. Она прижимала детское тельце к груди, согревала божественным дыханием, натирала амброзией. Ночью, когда царский дом затихал, погружаясь в сон, богиня заворачивала младенца в пеленки и клала в пылающую печь.

Младенец за несколько ночей вырос как за год, взгляд его стал осмысленным, и заговорил он, на удивление всем, как взрослый. Захотела царица узнать, как достигнуто это чудо. Незаметно она проникла в детскую и, увидев ребенка в огне, закричала:

– Что ты делаешь! Отдай мне сына!

Деметра вынула ребенка из печи и, положив его на землю, проговорила:

– Бери! Вам, людям, неведомо, где добро, где зло. Если бы не твоя глупость, я бы вернула его тебе бессмертным [99].

При этих словах весь дом наполнился ароматом зерна и запахом спелых плодов. Перед царской четой вместо жалкой нищенки предстала величественная и прекрасная богиня.

– Деметра! – в один голос вскрикнули родители и упали перед богиней на колени.

Трип толем, сидя на крылатой колеснице, смотрит на Персефону, в руках у которой факел и ойнохоя для возлияний. За Триптолемом Деметра с факелом и колосьями в руках (роспись на сосуде)

– Да, я Деметра, дарующая радость бессмертным и смертным! – подтвердила богиня. – Пусть народ Элевсина, оказавший мне гостеприимство, воздвигнет в городе великий храм, а за городской стеной, у колодца, где я встретила дев, поставит алтарь. Я же останусь с вами и научу священным обычаям, чтобы вы и те, кто будет за вами, прославляли меня и мои дары.

А на земле, с тех пор как Деметра отправилась на поиски Персефоны, прекратились рождение и рост. Напрасно земледельцы шли за волами, бросая зерна в иссохшую землю. Ни одно из них не взошло. Стоны умирающих от голода и болезней доносились до Олимпа. Перестали дымиться алтари. Никто не приносил жертв богам, обитающим в олимпийских чертогах. Тогда отправил встревоженный Зевс вестника на поиски Деметры. Тот отыскал ее во вновь сооруженном элевсинском храме, сидящей одиноко в своем черном одеянии, и пригласил на Олимп. Не тронулась она со своего места, ничего не видя и не слыша. Зевс отправил в Элевсин за Деметрой других богов и богинь. Они, явившись, сулили ей почести, обещали богатые дары, но не шелохнулась Деметра.

Тогда Зевс послал вестника за Персефоной. Аид не посмел отказать брату. Но, отпуская супругу, он дал ей проглотить несколько зернышек священного граната. Поэтому Персефона должна была каждый год возвращаться к мужу на три зимних месяца [100].

Когда Персефона появилась перед матерью, Деметра вышла из оцепенения, скинула траурное одеяние, облеклась во все белое и украсила прекрасную голову венком из васильков. Заключив дочь в объятия, она не расставалась с нею до тех пор, пока поднявшиеся на стеблях колосья не вскинули пригоршни зерен, словно бы жертвенную дань небу, дающему свет и тепло. Вместе с зернами, роняемыми на землю и погребаемыми ею, уходила от матери Персефона, чтобы вернуться к ней вместе с зеленью первых всходов ячменя, пшеницы и овса.

Памятником страданий Деметры и радости ее встреч с дочерью стал храм в Элевсине. На протяжении девяти дней месяца, соответствующего нашему сентябрю, на священной территории храма совершались инсценировки мифа о Деметре и Персефоне. Участники процессии переживали скорбь материнской утраты и радость обретения дочери, возвращенной к жизни в верхнем мире на большую часть года. Участники таинства (мистерии) были уверены, что воспроизведение «страстей» Деметры обеспечивает возвращение Персефоны, а следовательно, и урожай, даруемый кормилицей-землей [101].