Георгий Зуев - Петербургская Коломна Страница 20

А. Блок. Фото 1907 г.

Среди новых лиц, с которыми познакомился поэт в театре, была молодая актриса труппы Наталья Николаевна Волохова, в нее Блок безоглядно и безрассудно влюбился. Она жила тут же, на Офицерской улице. «Чарующий голос, прекрасный русский говор, интересный ум», – так скажет о ней актриса Валентина Веригина. «Раскольничья богородица», – охарактеризует актрису М.А. Бекетова, тетка поэта. Наталья Николаевна, по мнению Марии Андреевны, «…была дивно обаятельна. Высокий тонкий стан, бледное лицо, тонкие черты, черные волосы и глаза, именно „крылатые" черные, широко открытые „маки злых очей“. И еще поразительна была улыбка, сверкавшая белизной зубов, какая-то торжествующая, победоносная улыбка.

Актриса Н.Н. Волохова.

Фото начала ХХ в.

Кто-то сказал тогда, что ее глаза и улыбка, вспыхнув, рассекают тьму. Но странно: все это сияние длилось до тех пор, пока продолжалось увлечение поэта. Он отошел, и она сразу потухла. Таинственный блеск угас – осталась только хорошенькая брюнетка. Тогда уж нельзя было сказать про нее: „Вот явилась, заслонила всех нарядных, всех подруг“».

Известно, что в поэзии Блока последовательно сменялись женские образы. Каждый из них по-своему высок, притягателен и недостижим. «Прекрасная дама» – «Незнакомка». И вот появляется новое лицо, на котором вдруг сосредоточивается сознание поэта:

Там, в ночной завывающей стуже,В поле звезд отыскал я кольцо.Вот лицо возникает из кружев,Возникает из кружев лицо.

Эти стихи написаны за пять месяцев до знакомства с Волоховой. Встреча словно предначертана. И вот она состоялась – с ней, женщиной, приобщившей Блока к «темной и страшной стихии – стихии любви».

Вот явилась. ЗаслонилаВсех нарядных, всех подруг,И душа моя вступилаВ предназначенный ей круг.

И под знойным снежным стономРасцвели черты твои,Только тройка мчит со звономВ снежно-белом забытый.

Тыс взмахнула бубенцами,Увлекла меня в поля…Душишь черными шелками,Распахнула соболя.

Вихрь реальной и в то же время призрачной любви, вихрь суровых петербургских метелей закружил влюбленных. Пришедшую любовь Блок сравнивал с вьюгой, с суровой зимней петербургской стихией, с вьюжной пляской и ослепительным сиянием снега морозной ночи.

Отсюда, с Офицерской улицы, поэт уводил Наталью Николаевну в места, связанные с его «Незнакомкой». Волохова невольно подчинялась волшебству придуманного поэтом мира – мира, в котором она была предсказана. Впоследствии Наталья Николаевна признавалась: «Действительно, я невольно теряла грань реального и трепетно, с восхищением входила в неведомый мне мир поэзии. У меня было такое чувство, точно я получаю в дар из рук поэта этот необыкновенный, сказочный, из тончайших голубых и ярких золотых звезд город».

Она пришла из дикой дали —Ночная дочь иных времен.Ее родные не встречали,Не просиял ей небосклон.

Но сфинкса с выщербленным ликомНад исполинскою НевойОна встречала легким вскрикомПод бурей ночи снеговой.

Бывало, вьюга ей осыпетЗвездами плечи, груды и стан, —Все снится ей родной ЕгипетСквозь тусклый северный туман.

И город мой железно-серый,Где ветер, дождь, и зыбь, и мгла,С какой-то непонятной веройОна, как царство, приняла.

Цикл стихов «Снежная маска» Блок написал за две недели новогодних и рождественских праздников в январе

1907 года. Книга начиналась словами, обращенными к Волоховой: «Посвящаю эти стихи Тебе, высокая женщина в черном, с глазами крылатыми и влюбленными в огни и мглу снежного города».

Блок впервые соединил описание зимнего холода с любовью к женщине в «Снежной маске». Любовь и холодная, ледяная стихия неразделимы. В актрисе Волоховой, в ее судьбе поэт видел мятежную бурю и олицетворение независимой российской стихии.

С Коломной и Офицерской улицей связаны детские годы еще одного нашего замечательного земляка, человека, которого все называли «совестливым». В трудные минуты жизни люди всегда обращаются к Совести, к тем, кто обладает ею в полной мере. Само время востребовало академика Дмитрия Сергеевича Лихачева, гражданина России, почетного гражданина нашего многострадального города, человека, имевшего моральное право быть нашей Совестью, выстрадавшего это право, выступавшего с беспредельной смелостью, убежденностью и искренностью в защиту людей. Академик Лихачев призывал грядущие поколения петербуржцев не повторять тяжелых ошибок прошлого, приведших к стольким бедам и страданиям.

Академик Д.С. Лихачев.

Фото. 29 июня 1992 г.

Мне довелось познакомиться с академиком в Пушкинском доме, беседовать с ним. В качестве нештатного корреспондента межрегионального морского информационно-исторического вестника «Андреевский флаг» я брал у него интервью. В конце нашего разговора Дмитрий Сергеевич любезно написал несколько строк для газеты о своем отношении к Андреевскому флагу и российскому флоту. Оказалось, что детские годы академика Лихачева прошли в Коломне, на Офицерской улице.

Автограф Д. С. Лихачева об Андреевском флаге и Российском флоте. 1992 г.

В своих воспоминаниях, опубликованных в печати, Дмитрий Сергеевич писал: «…мои первые детские воспоминания восходят ко времени, когда я только учился говорить. Помню, как в кабинете отца на Офицерской сел на подоконник голубь. Я побежал сообщить об этом огромном событии родителям и никак не мог объяснить им – зачем я их зову в кабинет. <…> Жили мы так. Ежегодно осенью мы снимали квартиру где-нибудь около Мариинского театра. Там родители всегда имели два балетных абонемента. Достать абонемент было трудно, но нам помогали наши друзья – Гуляевы. Глава семьи Гуляевых играл на контрабасе в оркестре театра и поэтому мог доставать ложи на оба балетных абонемента. <…> Первые кинематографы. Совсем забыли, что на узкой Офицерской против нашего дома был кинематограф „Мираж“. Он был сделан из нескольких магазинов, соединенных вместе…

Кроме основной картины (помню „Сто дней Наполеона", „Гибель «Титаника»" – это документальный фильм, оператор снимал всю пароходную жизнь и продолжал снимать кораблекрушение до того момента, когда погас свет, а потом снимал даже в спасательной лодке) обязательно давалась комическая (с участием Макса Линдера, Мациста и др.) и „видовая". Последняя раскрашивалась часто от руки – каждый кадр, и непременно в яркие цвета: красный, зеленый – для зелени, синий – для неба».

Глава 3

Дома и люди Офицерской улицы

Неширокая, всего лишь 15 метров, Офицерская улица начиналась от Вознесенского проспекта, одной из главных и красивейших магистралей Петербурга. Ее территория в основном была окончательно оформлена строениями середины XIX века. Жилые дома в четыре и пять этажей различаются деталями отделки и составляют в настоящее время единую панель застройки, оживленную плоскостным декором и цветной штукатуркой. Существующий ныне облик жилых зданий сложился здесь в процессе неоднократной перестройки и надстройки более ранних строений. Доходные дома Офицерской улицы нередко приспосабливались для различных учреждений.

Далеко не всяким жителям Коломны были доступны здесь отдельные квартиры. Из-за высокой квартирной платы многие студенты, мастеровые, музыканты и артисты снимали на Офицерской так называемые меблированные комнаты. Как правило, хозяйки подобных жилых помещений брали внаем у местных домовладельцев несколько дешевых квартир, обставляли их комнаты примитивной, недорогой мебелью и впускали в них жильцов за приемлемую для тех плату. Подобная деятельность являлась довольно выгодным делом и в итоге приносила им стабильный и ощутимый доход. Мебилированные комнаты на Офицерской улице располагались в домах № 7, 8, 11, 17, 19, 20.

Довольно продолжительное время, вобравшее в себя многовековую историю Петербурга, Офицерскую улицу почему-то обходили вниманием историки, краеведы и даже составители фундаментальных справочников советских времен.

А ведь здесь бывали, жили и работали знаменитые деятели России, признанные писатели, поэты, композиторы и артисты.

Дома и старинные особняки этой уникальной улицы нашего города свято хранят память об этих замечательных людях и их деяниях.

В наши тревожные дни особенно актуально звучат применительно к Офицерской улице слова убежденного сторонника наглядного показа истории, Николая Павловича Анциферова, утверждавшего в 20-х годах XX века, что «в эпоху кризисов великих культур особенно остро пробуждается сознание содержавшихся в объектах города духовных ценностей, наиболее ярко поднимается чувство любви к ним и вместе с тем желание и жажда хранить их и защищать».