Владимир Николаев - Сталин, Гитлер и мы Страница 20

В годы перестройки в журнале «Огонек» был опубликован «Дневник стукача», написанный А. Экштейном. Это страшная исповедь. Автор прошел путь от стукача, работавшего среди уголовников, то есть на Министерство внутренних дел, до стукача КГБ. Вот что он пишет о Главном управлении исправительно-трудовых учреждений при МВД (ГУИТУ): «ГУИТУ является не исправителем преступников, а размножителем их методов в жизни. Там уже давно произошло слияние мыслей и целей. Я видел! Я знаю!!! Вся администрация исправительно-трудовых учреждений содержится за счет преступности и кровно заинтересована в большом количестве заключенных. Будьте осторожны, обратите внимание на глубинную суть системы ГУИТУ! Вы что, не видите, что это законсервированный на время ГУЛАГ?.. По телевидению как-то задавали вопрос одному эксперту в соответствующей этому вопросу передаче: «Нужен ли штат осведомителей?» Он ответил: «Видимо, все-таки нужен»… Штат?! — Армия!!! Огромная, многомиллионная, страшная по своей разрушительной силе армия. Безобразная и ядовитая бородавка органов».

«Дневник стукача» состоит из таких эпизодов, что становится действительно страшно. Во что превращают человека не только в застенках, но и в кабинетах КГБ! Каким чумным параличом заражают все общество оперы, работающие со стукачами! В записках Экштейна десятки конкретных сотрудников карательных органов, их имена, звания, должности, даже телефоны, описаны подробно методы вербовки и работы… После публикации дневника в редакцию никаких опровержений не поступило.

Пропитавшая и отравившая все наше общество система стукачества — отнюдь не единственный рудимент сталинского режима, на каждом шагу можно столкнуться с разными напоминаниями о страшном прошлом, которое никак не хочет нас отпускать. А почему так происходит? Потому что в атмосфере общества, в душах людских до сих пор не убит до конца вирус страха. Примечательно, что даже сам Н. Хрущев, первым открыто начавший разоблачать сталинские преступления, тоже не был свободен от этого наследия прошлого. Такой вот любопытный случай.

В молодости я работал в молодежной печати и познакомился с А. Шелепиным, секретарем ЦК ВЛКСМ. Потом потерял его из виду, а он тем временем сделал большую карьеру, стал, например, главой КГБ! Затем шагнул еще выше, в секретари ЦК партии. Но в результате придворных партийных интриг он в конце концов оказался на пенсии. Не думал, что снова с ним повстречаюсь. Но пришлось… В самый разгар горбачевской перестройки он приехал ко мне в «Огонек» и предложил свои мемуары. Тогда началось целое поветрие среди старых партийных функционеров, засевших за свои воспоминания. Он попросил меня взглянуть на его труд (было страниц триста) при нем. Я просмотрел его и сказал, что мы мемуары возьмем, но надо будет над ними поработать. Выпирал из них стиль докладных записок, много было о событиях общеизвестных, но фактура была. Вот только один пример.

Когда Шелепин возглавлял КГБ, его однажды срочно потребовал к себе наш тогдашний вождь Хрущев. Как только Шелепин прибыл, тот буквально набросился на него: «Ты знаешь, что мой зять (журналист А. Аджубей. — В.Н.) шпион?!» Шелепин оцепенел от неожиданности и сказал, что у него таких сведений нет. «А вот у меня есть!» — заявил Хрущев и потребовал: «Арестовать и разобраться!» Шелепин уговорил его с арестом подождать и обещал сам разобраться, попросил на это месяц. Хрущев неохотно согласился. Насколько же автор доклада о сталинских преступлениях, сделанного им на XX съезде КПСС, был сам все еще в плену старого образа жизни! Неужели он не понимал, что и при нем арестовать означало уже посчитать виновным? Шелепин это понимал, да и за себя боялся, наверное (какое дело прошляпил!). Короче говоря, ни он, ни КГБ ничего такого не обнаружили, и Хрущев успокоился. '

А вот опубликовать воспоминания Шелепина не удалось. Все по той же причине: он тоже продолжал жить в плену старых понятий и страхов, как и Хрущев, как и все мы… Тогда я уже поручил хорошему мастеру по обработке мемуаров взяться за воспоминания Шелепина, они повстречались и начали подготовку публикации, как вдруг Шелепин заявил мне, что не будет публиковать своих воспоминаний ни в «Огоньке», ни в другом органе печати. Я, конечно, поинтересовался, в чем дело, и он, помня о нашем старом знакомстве, честно мне признался: «Скажу вам правду, я посоветовался с одним из членов политбюро, называть его не буду, и он не рекомендовал мне их публиковать». Я пытался уговорить его, но он был непреклонен.

В то же самое время, когда произошла эта история с Шелепиным, в «Огоньке» с интересными воспоминаниями выступил известный художник Б. Жутовский. Вот его мысли о сталинской эпохе и ее влиянии на наше общество, несмотря на прошедшие десятилетия: «…Каждый день наполняется предчувствием надвигающегося произвола. Во всех сферах существования… И на полях, и у станков, и на лесоповале, и на Беломорканале — СТРАХ. Великий страх и их, бедолаг, и фотографов, и издателей, и тех, наверху, кто требовал это (речь идет об официальной пропагандистской провокации тех лет — книге о строительстве Беломорско-Балтийского канала силами заключенных. — В.Н.). Их всех мучил безысходный страх. И нам они передали его с кровью, с шепотом, с всегдашней настороженностью за свою и нашу с тобой жизнь».

В своей «Автобиографии» Е. Евтушенко верно заметил: «Главное преступление Сталина вовсе не в том, что он арестовывал и расстреливал. Главное преступление Сталина — моральное растление душ человеческих». То же самое происходило и в нацистской Германии: убивали тех, кто мешал тирании, и растлевали души у оставшихся в живых. Гитлер открыто заявлял: «Того, кто выступает против моего порядка, я безжалостно уничтожу. Порядок, который я создаю, вовсе не должен быть понятен широкой массе. Но кто выступит против этого гранитного порядка, расшибет себе лоб. Любая попытка сломить наше государство будет утоплена в крови». О всех тех, кто вызывал подозрения у режима, Гитлер высказался так: «Такого человека лучше всего либо заключить в концлагерь, либо убить. На данном этапе лучше всего убить, чтобы запугать других». Немецкий историк М. Штюрмер пишет: «В отличие от Сталина Гитлер отказался от показательных процессов. Но угроза смерти, пыток и концлагеря была повсюду… Неотступна была угроза мучительной гибели в гестаповских застенках, как и соблазн власти, жестокости и алчности». Так характеризуется страна архипелаг ГУЛАГ, называемая Германией, а вот о другом архипелаге ГУЛАГ — Советском Союзе.

«Перед самосудом все бессильны, — пишет в своих воспоминаниях о том времени поэт Д. Самойлов. — Самый худой суд — ничто перед всесильным сапогом, отбивающим внутренности, бьющим не до смерти, а до потери человеческого облика. Не жизнь себе зарабатывали подсудимые страшных процессов, а право поскорей умереть. Они-то знали, искушенные политики, что их дело — хана.

И разыгрывали роли свои только потому, что сапог сильнее человека, что геройство перед сапогом возможно один раз — смерть принять, а ежедневная жизнь под сапогом невозможна, есть предел боли, есть тот предел, когда вопиющее человеческое мясо молит только об одном — о смерти — и готово на любое унижение, лишь бы смерть принять».

И наконец еще несколько соображений о том, что сделал архипелаг ГУЛАГ с Россией. О точном количестве его жертв до сих пор спорят ученые, но мало кто знает о том, что писал о нашем народонаселении Д. Менделеев, великий мыслитель и творец периодической системы элементов, самый, наверное, знаменитый во всем мире русский ученый. Известно, что он много занимался не только химией, но и демографией, ему едва ли кто откажет в серьезном и основательном подходе к науке. В своей работе «К познанию России» он в 1905 году предсказывал (основываясь на данных всероссийской переписи населения), что к 2000 году население России будет составлять 594 миллиона человек. В этой связи не мешает вспомнить, что именно в 1905 году партия большевиков практически и начала борьбу за власть, за так называемый социализм. Как виДите, цена за него оказалась высокой. На территории, которая веками называлась Россией, мы к концу XX века не досчитались, исходя из подсчетов Менделеева, примерно 250 миллионов человек (перед распадом СССР в нем проживало около 300 миллионов).

Только в годы пришедшей к нам гласности эту страшную проблему смог проанализировать и предать свои результаты огласке ученый-экономист, заведующий кафедрой статистики Московского института народного хозяйства имени Плеханова Б. Исаков. Он констатирует: «Грубо говоря, мы ополовинены. В результате «экспериментов» нынешнего столетия страна потеряла каждого второго жителя… Прямые формы геноцида унесли от 80 до 100 миллионов жизней». Общие потери на фронте и в тылу в годы Великой Отечественной войны ученый определяет в 47–50 миллионов. Далее он продолжает: «Перейдем к сопряженным формам потерь. Алкогольно-экологический геноцид — это более 100 миллионов человек. А косвенные формы, <то есть нерожденные младенцы, — 70–80 миллионов… Сейчас в Советском Союзе (это говорилось в августе 1991 года. — В.Н.) 290 миллионов. Из них примерно 130 миллионов — относительно здоровые люди. Остальные — ослабленные… Речь идет о серьезных заболеваниях физического и психического характера… Мною предложена формулировка «закона трех поколений». Он гласит, что генетический сдвиг нации можно спрессовать в три поколения, в течение жизни которых страна, народ, цивилизация доходят до полной деградации и вырождения».