Дмитрий Волкогонов - Триумф и трагедия, Политический портрет И В Сталина (Книга 2) Страница 21

Мы здесь в Москве - члены Комитета Обороны (характерно, Сталин ни с кем из ГКО не советовался и решение, как и многие другие, принял единолично.-Прим: Д. В.) и люди из Генштаба-решили снять с поста начальника штаба Юго-Западного фронта тов. Баграмяна. Тов. Баграмян не удовлетворяет Ставку не только как начальник штаба, призванный укреплять СВЯЗЬ И РУКОВОДСТВО армиями, но не удовлетворяет Ставку и как простой информатор, обязанный честно и правдиво сообщать в Ставку о положении на фронте. Более того, т. Баграмян оказался неспособным извлечь урок из той катастрофы, которая разразилась на Юго-Западном фронте. В течение каких-либо трех недель Юго-З^падный фронт, благодаря своему легкомыслию, не только проиграл наполовину выигранную, Харьковскую операцию, но успел еще отдать противнику 10-20 дивизий..."

Сталин остановился, замолчал, посмотрел на Василевского, затем вновь стал расхаживать по кабинету и спросил наконец начальника Генштаба:

- Вместе с Самсоновым, тогда, в 1914 году, потерпел поражение генерал русской армии с немецкой фамилией, забыл...

- Ренненкампф,-сказал Василевский (он только-только был назначен начальником Генштаба и еще не привык к возможным "зигзагам" мысли Верховного).

- Да, конечно... Пишите дальше.

"Это катастрофа, которая по своим пагубным результатам равносильна катастрофе с Ренненкампфом и Самсоновым в Восточной Пруссии. После всего случившегося тов. Баграмян мог бы при желании извлечь урок и научиться чему-либо. К сожалению, этого пока не видно. Теперь, как и до катастрофы, связь штаба с армиями остается неудовлетворительной, информация недоброкачественная...

Направляем к Вам временно в качестве начальника штаба заместителя начальника Генштаба тов. Бо-дина, который знает Ваш фронт и может оказать большую услугу. Тов. Баграмян назначается начальником штаба 28-й армии. Если тов. Баграмян покажет себя с хорошей стороны в качестве начальника штаба армии, то я поставлю вопрос о том, чтобы дать ему по-;том возможность двигаться дальше.

Понятно,- что дело здесь не только в тов. Баграмяне. Речь идет также об ошибках всех членов Военного совета и прежде всего тов. Тимошенко и тов. Хрущева. Если бы мы сообщили стране во веей полноте о той катастрофе - с потерей 18-20 дивизий, которую пережил фронт и продолжает еще переживать, то я боюсь, что с Вами поступили бы очень круто...

Желаю Вам успеха. 26 июня, 42 г. 2.00.

И.Сталин".

Сталин отпустил Василевского, устало откинулся в кресле и задумался. Так хорошо начался год. Контрнаступление под Москвой с 5 декабря 1941 года по 7 января 1942 года было первой крупной , наступательной операцией, осуществленной в тесном взаимодействии трех фронтов. Страна ликовала: удалось отбросить врага от стен столицы на 100 - 250 километров на запад! Казалось, перелом наступил. Удачная высадка крупного десанта в Крыму. Успех под ;Тдхвином, окружение крупной группировки под Демянском... И потом... Если бы Сталин читал о божественном Юлии Гая Светония, то мог бы вспомнить слова Цезаря: "...Никакая победа не принесет... столько, сколько может отнять одно поражение". А их было не одно. И будут еще...

Эти поражения потрясли Сталина. Но он их воспринял более спокойно, чем угрозу, которая нависла в октябре 1941 года над столицей. В то время Верховный Главнокомандующий еще никак не мог Освободиться от какой-то внутренней неуверенности, его мучали тревожные предчувствия. Когда 2 октября 1941 года принесли радиоперехват с речью Гитлера, он, возможно, подумал: если сейчас не выстоим, то это будет концом прежде всего для него, Сталина. Верховному все время казалось, что в случае еще одного большого неуспеха от него не просто отвернутся-его сместят, уберут, ликвидируют. А в обращении Гитлера к своим войскам говорилось: "Создана наконец предпосылка к последнему огромному удару, который еще до наступления зимы должен привести к уничтожению врага..."

Он помнил, что в те дни он несколько ночей подряд не покидал кабинет, забываясь тревожным сном в небольшой комнате отдыха на два-три часа в сутки, а остальное время вместе с генералами Генштаба, членами Политбюро что-то лихорадочно решал, о чем-то распоряжался, кого-то вызывал. Помнил, как ему казалось, умную директиву, подготовленную в Ставке:

перейти по всему фронту к упорной, жесткой обороне, закопаться в землю, вырыть везде окопы полного профиля в несколько линий с ходами сообщения, проволочными заграждениями и противотанковыми препятствиями. Сейчас это его рассмешило, но тогда он был, пожалуй, главным "снабженцем": лично распределял чуть ли не каждый танк, орудие, машину, прибывающие в Москву. Например, 1 октября 1941 года он распределял даже колючую проволоку и Другие инженерные оборонительные средства.

Несмотря на героические усилия войск Западного, Резервного, Брянского и Калининского фронтов, к середине октября 3-я и 4-я танковые группы немецких войск соединились в районе Вязьмы и наши 19, 20, 24 и 32-я армии попали в кольцо окружения. Какой-то рок висел над советскими войсками в 1941-м и первой половине 1942 года: немецкие танковые и механизированные соединения не раз и не два брали их в "охват", "клещи". Окружение, как проклятие, преследовало части и соединения Красной Армии. Боязнь оказаться в окружении создавала предпосылки паники, резкого снижения морального духа личного состава. 12 сентября 1941 года Сталин под грифом "Особо важная" направил всем фронтам, армиям и дивизиям телеграмму, в которой говорилось:

"Опыт борьбы с немецким фашизмом показал, что в наших стрелковых дивизиях имеется немало панических и прямо враждебных элементов, которые при первом же нажиме со стороны противника бросают оружие, начинают кричать: "нас окружили!" и увлекают за собой остальных бойцов. В результате подобных действий дивизия обращается в бегство... Если бы командиры и комиссары таких дивизий были на высоте своей задачи, паникерские и враждебные элементы не могли бы взять верх в дивизии".

Сталин опасался, что страх окружения парализует армию и под Вязьмой. Но люди отчаянно сражались, проявляя необыкновенную стойкость. Но этого было, увы, недостаточно. Сталин тут же отдал приказ:

окруженным соединениям с боями выходить на можайскую линию обороны. Отдельным частям это удалось. Но потери были очень велики. Самоотверженность советских солдат, попавших в окружение в районе Вязьмы, задержала более чем на неделю около тридцати вражеских дивизий. В это время срочно укреплялась можайская линия. Сталин помнил: когда ему сказали, что немецкие войска, выйдя к Осташкову, Туле, Нарофоминску, непосредственно угрожают Москве, он, не советуясь с Генштабом, продиктовал один короткий приказ и подписал его как нарком обороны:

"Всем зенитным батареям корпуса Московской ПВО, расположенным к западу, юго-западу и югу от Москвы, кроме основной задачи отражения воздушного противника, быть готовым к отражению и истреблению прорывающихся танковых частей и живой силы противника".

Над Москвой нависла. реальная угроза. 20 октября решением ГКО в Москве было введено осадное положение. Октябрь и ноябрь для Сталина, как и для всего советского народа, оказались исключительно трудными. Противник наносил один жестокий удар за другим, не давал опомниться, отдышаться, оглядеться. Сталин был подобен боксеру, загнанному в угол канато.в и с трудом держащемуся на ногах под градом ударов удачливого соперника. Временами Верховному казалось, .что его спасет только чудо. Но спасло не чудо, а народ, который нашел в себе силы выстоять. В этом главный "секрет" победы под Москвой.

Сталин помнил, что в эти октябрьские дни тяжелейшее положение сложилось и под Ленинградом. Величайшую стойкость, подлинное величие духа проявили ленинградцы. В своей речи 9 ноября 1941 года Гитлер, объясняя топтание немецкой армии у стен Ленинграда, цинично сказал: "Под Ленинградом мы ровно столько времени наступали, сколько нужно было, чтобы окружить город. Теперь мы там в обороне, а противник вынужден делать попытки вырваться, но он в Ленинграде умрет с голода. Если бы была сила, которая угрожала снять нашу осаду, то я приказал бы взять город штурмом. Но город крепко окружен, и он и его обитатели-все окажутся в наших руках".

У Сталина не было уверенности, что Ленинград удастся удержать. По его поручению Василевский 23 октября 1941 года продиктовал ночью по прямому проводу телеграмму, собственноручно написанную Сталиным:

"Федюнинскому, Жданову, Кузнецову

Судя по вашим медлительным действиям, можно прийти к выводу, что вы все еще не осознали критического положения, в котором находятся войска Ленфронта. Если вы в течение нескольких ближайших дней не прорвете фронта и не восстановите прочной связи с 54-й армией, которая вас связывает с тылом страны, все наши войска будут взяты в плен. Восстановление этой связи необходимо не только для того, чтобы снабжать войска Ленфронта, но и, особенно, для того, чтобы дать выход войскам Ленфронта для отхода на восток (так в тексте.-Прим. Д. В.) -для избежания плена в случае, если необходимость заставит сдать Ленинград. Имейте в виду, что Москва находится в критическом положении и она не в состоянии помочь вам новыми силами. Либо вы в эти два-три дня прорвете фронт и дадите возможность вашим, войскам отойти на восток в случае невозможности удержать Ленинград, либо вы попадете, в плен.