Юрий Мухин - Третья мировая над Сахалином, или кто сбил корейский лайнер? Страница 22

Мы с Йошидой вернулись затем в офис рыболовной компании, где я смог получить документ, подтверждающий недавнее открытие «Юкуи Мару». Я позвонил в Саппоро, чтобы рассказать Ишизаки о результатах нашей экспедиции. Я сказал ему, что фрагмент был не из нержавеющей стали, а из титана. Как оказалось, он являлся частью крыла амери­канского самолета-разведчика SR-71 «Блекберд», единствен­ного известного самолета (не считая экспериментальных), крылья которого были сделаны целиком из титана. Вечером я вернулся в Саппоро.

В течение ночи срочно собранная группа инженеров JMSA, JASDF и всех японских авиакомпаний, собравшихся в Читозе (полугражданском, полувоенном аэропорту, об­служивающем Саппоро), написала отчет, копия которого немедленно прибыла к нам в отделение НВС. В нем гово­рилось, что технология, использованная при изготовлении треугольного фрагмента, не была достаточно передовой, чтобы принадлежать какой-либо стране западного мира, и поскольку он был сделан из нержавеющей стали, кусок был слишком тяжел, для того чтобы являться частью са­молета.

Рис. 10. Автор держит в руках фрагмент титанового крыла, слу­чайно поднятый со дна Охотского моря японским рыболовецким судном. Он принадлежит высокотехнологичному самолету, кото­рый мог быть сбит во время сражения над Сахалином

Передав мне копию отчета, Ишизаки сказал, что аме­риканское телевидение уже передало краткое содержание отчета и его выводы. Принимая во внимание тот факт, что Читозе находится немного в стороне от обычных маршру­тов, это был поистине замечательный пример современной связи в западном мире. Мы с Ишизаки не могли не думать о том, что отчет был спешно составлен, для того чтобы по­казать, что обломок не принадлежит ни одному из западных самолетов. Я лично обследовал этот фрагмент, и мои открытия были диаметрально противоположны тем, кото­рые были сделаны группой экспертов.

На самом деле обломок был слишком легким, для того чтобы быть выполненным из нержавеющей стали и техно­логический уровень его изготовления был очень высоким. Он выглядел как часть передней кромки острого изогнуто­го назад крыла и, но всей вероятности, был сделан из тита­на. Я смог получить небольшой фрагмент в Вакканае и позд­нее проанализировал его в Токио. Этот металл был титаново-алюминиевымсплавом, на 89 процентов состоящим из алюминия. Этот треугольный обломок высокотехнологично-

го самолета и в самом деле оказался частью передней кром­ки крыла SR-71.

К моменту отлета из Токио я выполнил все поставлен­ные задачи. Я собрал достаточное количество обломков для анализа и мог теперь определить, происходили ли они от са­молетов-мишеней, как утверждала JASDF или же от корей­ского авиалайнера. Я также подготовил отчет для Техниче­ского исследовательского комитета Ассоциации семей жертв катастрофы KAL 007.

Глава 6. ВСТРЕЧА В ТОКИО

Во время моей первой поездки и прогулок по берегам Северной Японии в ноябре 1989 года я информировал об их результатах Комитет по поиску фактов при Ассоциации семей жертв катастрофы KAL 007 в Токио, а также Джо­на Кеппела и через него — Фонд за конституционное прав­ление в Вашингтоне. Японская ассоциация приготовилась провести свою двадцать четвертую ассамблею 17 декабря 1989 года, через пятнадцать дней после моего возвращения с Хоккайдо, и планировала посвятить все заседание рассмот­рению результатов моего исследования.

Я не хотел представлять на рассмотрение ассоциации полную теорию того, что произошло с KAL 007. Я с подоз­рением отношусь к теориям. В теориях одни гипотезы име­ют обыкновение громоздиться поверх других. Затем возни­кает искушение делать выборочные наблюдения и исполь­зовать как логику, так и факты для поддержки предвзятых идей. Результаты получаются еще хуже, когда всем процес­сом руководят сильные политические или институциональ­ные интересы.

С самого начала проблема со случаем KAL 007 заключа­лась в том, что несколько правительств, над которыми до­минировали США, представили миру не столько теорию, сколько ортодоксию. А именно: KAL 007 сошел с курса слу­чайно, ненамеренно и в одиночестве и летел, нарушая со­ветское воздушное пространство, над Камчаткой и Сахали­ном до тех пор, пока не был сбит советским перехватчиком и не упал в море у берегов Сахалина.

Большая часть того, что в то время писала об этой ка­тастрофе широкая пресса, и то малое, что добавлено с тех пор, было вариациями на эту тему. Самолет сошел с курса непреднамеренно, потому что в инерционную навигацион­ную систему были введены неверные координаты. Или он сошел с курса потому, что пилот непреднамеренно оставил автопилот спаренным с магнитным компасом. И так далее и тому подобное. Публике предлагался целый «шведский стол» теорий о мелочах в пределах того же самого фаль­шивого каркаса. Даже революционная теория о том, что Со­веты приняли KAL007 за RC-135 и сбили его над Сахали­ном по ошибке, не выходила за рамки этой фундаменталь­ной ортодоксии.

Моя идея заключалась в том, чтобы посмотреть на фак­ты. Когда вы находите нечто, противоречащее ортодоксаль­ной версии событий, это, конечно, важно. Но еще важнее видеть, какие были сделаны выводы, так, чтобы вы могли посмотреть на другие свидетельства, чтобы ниспровергнуть или подтвердить их. Ко времени начала заседания Ассоциа­ции факты уже сказали о многом. Оставалось много вопро­сов. Но из имеющихся свидетельств следовали два пункта. Во-первых, KAL 007 не был сбит над Сахалином, а разбился в Японском море в нескольких сотнях миль к югу от офици­альной зоны поисков. Это доказано тем фактом, что течение идет на север и обломки авиалайнера не были обнаружены в официальной зоне поисков в течение недели. Во-вторых, обломки, найденные в день катастрофы в нескольких раз­личных ареалах у Монерона, показали, что здесь были сби­ты несколько военных самолетов, из которых, по крайней мере, один был американским.

Ассоциация заранее разослала пресс-релиз всем токий­ским газетам и телестанциям. Рано утром после моего воз­вращения из Северной Японии я получил сообщение от

Кенжи Мацумото, репортера «Асахи Симбун», одной из са­мых больших ежедневных газет мира с 6-миллионным ти­ражом. Он получил пресс-релиз и просил меня увидеться с ним как можно скорее. Мы договорились встретиться в 9 часов утра в вестибюле отеля JAL в Кавасаки, в котором я снимал номер. Мацумото прибыл вовремя. Он был ниже меня ростом и довольно плотным, с пытливым выражени­ем на лице. Он напомнил мне вымышленный персонаж — французского детектива Рулетабля. Он говорил быстро, час­то проглатывая слова, и я с трудом понимал его. Заседание должно было состояться еще через неделю, но Мацумото хотел знать как можно больше деталей для статьи, кото­рую он готовил. Его больше всего впечатлил тот факт, что большая часть того, о чем я ему говорил, была доступна в газетных архивах и в библиотеке Японского национально­го собрания.

В силу своей убежденности, что был сбит один-един­ственный самолет, он никогда не придавал особого значе­ния противоречиям и непоследовательности официальной истории. Что касается различий между японской и амери­канской версиями событий, он приписывал их политиче­ской позе обоих правительств. Но сейчас я придал массе фактов взаимосвязи и привлек его внимание к свидетель­ствам о количестве сбитых самолетов.

Он понял, что я могу оказаться прав. Я пригласил его к себе, чтобы он мог взглянуть на документы, которые я со­брал, и осмотреть фрагменты, найденные на берегах у Сай и на острове Окушири. Мацумото стал чрезвычайно озабо­ченным. Он был молодым, начинающим репортером и все еще находился под влиянием жесткой дисциплины япон­ской школьной системы, в которой уважение к власти и повиновение старшим является первостепенным. Вот по­чему он был не способен, по крайней мере поначалу, при­знать, что документы JASDF могли умышленно утверждать, что эти фрагменты являлись остатками самолетов-мишеней, хотя в действительности принадлежали корейскому авиа­лайнеру. Его первая реакция заключалась в том, чтобы при­нять, не задавая вопросов, тот факт, что обломки являют­ся остатками мишеней только потому, что так утверждала JASDF. Вопрос о том, чтобы поставить под сомнение заяв­ление властей, имел для него буквально сакральное значе­ние. И идея проведения расследования, чтобы доказать их ошибочность, была, для Мацумото призывом к совершению преступления против государства.

Но мне удалось посеять сомнения, и как репортер Ма­цумото знал, что должен делать. Его главный редактор по­ручил ему встретиться со мной, чтобы он смог получить для газеты как можно больше информации, и он не мог отка­заться от этого задания. Он должен был стать свидетелем моих усилий определить, правду ли говорили представите­ли JASDF, заявляя, что обломки принадлежат самолетам-ми­шеням. Я буквально ощущал конфликт между его уважени­ем к властям и его обязанностями как репортера. Послед­ние победили. На следующий день он отправился со мной в штаб-квартиру японских воздушных сил самообороны, где связался с офицером штаба.