Александр Гильфердинг - История балтийских славян Страница 22

Совещательное собрание у поморян состояло из знатных людей и из старших годами. Так они всегда именуются вместе в современных сказаниях. Знать и старики собирались в определенные дни: по смыслу всеx древних свидетельств о поморских учреждениях несомненно, что люди, сходившиеся на совет в щетинские кутины были именно знать и старики, когда являлся чрезвычайный случай, то они, знать и старики, созывались для совета; нужно ли было обсудить общее дело всей страны Поморской, князь приглашал на сейм тех же знатных людей и стариков. Знать участвовала во всех этих собраниях сама по себе, как особое сословие; старики же были, без сомнения, выборными представителями народа. Иначе их значение было бы непонятно; а участие старцев на сеймах и совещаниях, как представителей народа, совершенно в духе славянского быта, ибо у славян глубоко коренится мысль, что старики дело лучше знают и обсудят. Старость чрезвычайно уважалась (на это есть много древних свидетельств) и у славян балтийских, у поморцев и ран, и когда выходило дело, которое внимательно обсудить всем народом казалось неудобно, то как было не поручить оного старцам, умнейшим и опытнейшим людям? При появлении первого христианского проповедника в Волыне, еще прежде Оттона Бамбергского (в первых годах ХII в.), когда народ не знал, что и думать о нем, то собрались, говорит Эббо, старшие из народа и стали много рассуждать и толковать с жрецами о неслыханных словах и поступках иностранца. Что же иное могли быть старцы, заседавшие у поморян в каждом общественном совещании вместе со знатью, как не те же самые старшие из народа, представители его, когда он сам всем собором не мог в совещании участвовать? Оттого-то эти собрания знати и стариков являются с двояким характером. Собственное значение они имели только совещательное, и приговор их нуждался в утверждении народа; но народу было естественно иметь доверие к решению его же избранных советников, "старейших и умнейших людей", и случалось иногда так, что приговор, ими произнесенный, прямо становился законом, без дальнейшего утверждения.

LIII. Черты поморского образа жизни при путешествии Оттона Бамбергского

В двукратном своем путешествии по земле Поморской (1124 и 1128 гг. см. Приложение.) проповедник христианства Оттон Бамбергский много раз имел дело и с совещательным собранием поморян, и с народным сходом, и с советом отдельного города, и с сеймом всей земли.

Как только он въехал в Поморье, у пограничной крепости Пырицы, спутники, приставленные к нему князем, тотчас отправились вперед к старшинам того места (под словом старшины разумеются, бесспорно, знать и старцы, как станет видно из сравнения с другими подобными известиями); поклонившись им от имени князя, они изложили свое поручение и цель Оттонова путешествия. Те сначала обсудили дело у себя в совете, а потом вышли к народу, который в этот день, ради языческого праздника, собрался в огромном количестве со всех окрестностей "и по Божьему промыслу, говорит древнее сказание, против обыкновения не разошелся еще по деревням": видно, он ждал, что скажут старшины о пришельце из немецкой земли. И долго говорили старшины перед народом, "сладкою речью" склоняя его в пользу Оттона; "и удивительное дело (я продолжаю выписывать из того же Сефридова сказания), как мгновенно, как легко и единодушно, все это множество народа, вняв речи старшин, изъявило с ними согласие". Тогда некоторые из жителей крепости, с княжескими послами, вышли к Оттону, и, почтительно к нему обращаясь, пригласили его к себе в Пырицу, принося ему поклон от знатных людей и всего народа. Из Пырицы Оттон поехал в Волын, но был там побит и изгнан из города; произошло великое смятение. Знатные люди волынские приходили к проповеднику, сидевшему за городом, и извинялись, перелагая вину на безрассудство простого народа; Оттон грозил им местью польского князя, своего покровителя. "Те, говорит современник, воротясь к своим в городе (т. е., очевидно, к собранному народу) стали тщательно обдумывать и переобдумывать все дело; наконец, единогласно решили следующее: сделать то, что скажут щетинцы". Епископ поехал в Щетин. Послы князя, его спутники, тотчас пошли к знатным людям щетинским, известить их и просить о принятии христианской проповеди. Они наотрез отказали, но через некоторое время пришло в Щетин грозное письмо от польского князя. Собран был сход, письмо прочитано перед знатью и народом, и, услышав требования поляков, щетинцы созвали "бесчисленное множество народа из сел и деревень", и, долго толковав, единогласным решением положили: принять крещение. Тогда и весь Волын, как сказал, что последует Щетину, так и сделал. Когда окрещен был в Волыне народ, то по зову Оттона собрались знатные люди и старики и дали ему клятву не кланяться богам языческим.

Вскоре потом Оттон оставил Поморье, а на четвертый год посетил его вторично. Язычество почти везде было восстановлено. По приезде Оттона в крепость Узноим, князь Вратислав с его совета созвал туда сейм всей страны, объявляя наперед, что обсуждаться будет дело о принятии христианской веры: сейм состоял из знати с жупанами и начальниками городов, и из старцев; присутствовали и жрецы. Князь открыл сейм речью; восхвалив христианство и епископа, он предоставил дело суду сейма: "единодушным советом обсуждая между собою ваше благо, сказал он, решите общим приговором, примете ли вы слово Божие и его провозвестника". Выслушав княжескую речь, знать и старцы просили, чтобы назначено было удобное для совещания время, и тогда, собравшись, долго говорили, кто за новую веру, кто против нее. Жрецы особенно возражали; но противное мнение превозмогло, и, наконец, все единогласным решением отреклись от язычества. Из этих слов историка следует, кажется, вывести, что жрецы не имели в сейме голоса, и были приглашены только на этот случай, для совета, потому что дело их касалось: они не могли быть участниками в единогласном приговоре сейма, и до конца противились христианству.

Дальнейший рассказ приведенного здесь источника любопытен, потому что показывает, какое уважение имела земля Поморская к совету своих стариков и знати. Приняв решение, благоприятное христианству, и крещение от Оттона, сейм разошелся: известие о приговоре стариков и знати, собравшихся в Узноиме, разнеслось по всей стране и возбудило толки и разноречия, особенно в знатном сословии; жрецы мутили народ, но князь, оставаясь с епископом в Узноиме, уверял его, что все это ничего не значит, что теперь дело его верное: "будь покоен, отец мой и господин, говорил он, никто не станет тебе противиться, коль скоро старцы и знатные приняли Христианскую веру". При всем том, однако же, решение старцев и знати не было для народа обязательным, и Оттон должен был ехать к щетинцам, которые, несмотря на приговор сейма, упорствовали в своем отступничестве.

Во время отсутствия Оттона, как было уже упомянуто, в Щетине случился мор: по воле народа жрецы тотчас принялись разрушать новопостроенную церковь, а вскоре народный сход торжественно решил восстановить языческое поклонение. Когда Оттон приехал из Узноима в Щетин, то никто не хотел и слушать его, и чуть не убили. Но тогда один из знатных людей щетинских, Вичак (или Вирчак), стал непрестанно проповедовать христианство, на сходе ли народном, на улице ли, или в домах, где случалось, подкрепляя увещания свои рассказом о чуде, которое над ним самим совершил Бог христиан. Его слова начинали действовать. Тогда Оттон в воскресенье пришел на торговую площадь (в воскресенье был торг и сход), и, продираясь сквозь густые толпы собравшегося народа, взошел на деревянный помост, с которого говорили народу об общественных делах старшины и докладывали вестники; Оттон стал с него увещевать толпившийся на площади народ. После великого волнения решено было через 14 дней собрать общий совет и покончить дело, принятием ли христианской веры, или решительным отказом. В положенный день епископ взошел на холм Триглава в середине города и вступил в большой дом совета (т. е. одну из кутин, выше описанных): тут уже сидели собором знатные люди со жрецами и стариками. При входе Оттона все замолчали, и он обратился к ним с увещанием. Единогласно решили принять его учение: противоречили только жрецы, но их и оставили одних в доме совета, а потом выгнали из города.

LIV. Общие выводы о гражданском устройстве поморян

Такова живая картина поморского быта в начале XII в., описанная современниками и очевидцами.

Чтобы показать разные общественные отношения поморян, особенно же отношения между их совещательным собранием и народным сходом, нужно было, чего прежде, относительно других балтийских славян, мы не могли сделать, по недостатку известий, — нужно было представить в связи сами события, в которых эти отношения проявлялись. Таков действительно общий характер славянского племени (удержавшийся отчасти и у балтийских ветвей, при всем наплыве чужеземных влияний), что он не любит формальных правил и постановлений: если бы мы захотели подвести под такие правила явления общественной жизни поморян, то пришлось бы на каждый случай придумывать особое правило; а в живой действительности все эти явления представляются верными главным началам поморского быта и, в смысле этих начал, правильными и законными.