Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 5 Страница 24

Джунковский. — Олонецкое губернаторство было ему предложено, чтобы как-нибудь поскорее от него избавиться, тем более, что у него были большие связи, а Маклаков ни за что не хотел просить, чтобы его сделали сенатором. Он говорил, что это слишком много для него. Вот в олонецкую губернию губернатором, это еще туда-сюда. А Белецкий говорил, что если его назначат губернатором, то он не уйдет. Тогда я говорю Маклакову: «По-моему, пускай лучше уходит хоть и в сенаторы — лишь бы только не оставался. Мне все равно». Не помню, кто был тогда министром юстиции, — кажется, Щегловитов. После этого вышло как-то, что Маклаков говорит: «Ну, Белецкий будет сенатором, значит, уйдет».

Председатель. — Вы не можете выяснить, на кого именно опирался Белецкий?

Джунковский. — В последнее время, я думаю, на Распутина.

Председатель. — Но тогда Распутин не был в такой большой силе.

Джунковский. — У него были большие связи в государственном совете.

Председатель. — Не замечали ли вы в бытность вашу товарищем министра каких-нибудь злоупотреблений по департаменту полиции в расходовании денежных сумм, в частности — расходовании на секретный фонд?

Джунковский. — Я замечал, что вообще расход денег в департаменте полиции колоссальный и что можно его значительно сократить. В силу этого при мне были проверены расходы по охранному отделению, районные охранные отделения были уничтожены. Затем были сокращены расходы в петроградском охранном отделении: я помню, они были в четыре раза сокращены по той смете, которую я утвердил. Может быть, я ошибаюсь, не в четыре раза, но мне так помнится; большая сумма была. Затем я обратил внимание на колоссальные траты на телеграммы. Это было что-то невероятное, какое количество тратилось на телеграммы, причем телеграммы писались совершенно зря и слишком многословно. На одних только телеграммах мне удалось сократить годовой расход тысяч на 30. Словом, экономия от всех этих сокращений вышла такая, что в то время, как в феврале месяце наличность сумм департамента достигала полмиллиона, в момент моего ухода я оставил там 1.600.000. Я могу ошибиться в сотнях тысяч, но все это есть в делах департамента.

Иванов. — Мне вот что интересно было бы знать относительно расходования сумм по § 5. Как вам известно, на расходы, не подлежащие оглашению, ассигновано было 3 миллиона с чем-то. Не обращали вы внимание на то, что весьма часто большие суммы давались в распоряжение директора? Вообще, какой порядок выдачи был установлен?

Джунковский. — Суммы эти выдавались директору авансом.

Иванов. — А директор департамента обязан был предъявлять отчет в этих суммах или они считались безотчетными?

Джунковский. — Он не предъявлял отчета. В департаменте полиции была отчетность.

Иванов. — В распоряжение директора департамента полиции выдавалось иногда несколько десятков тысяч. Требовалось ли, чтобы он представлял отчет в израсходовании этих сумм?

Джунковский. — В мое время таких выдач, я думаю, не было.

Иванов. — Я должен удостоверить это, но до вас это было.

Джунковский. — Это было, но я сразу запретил.

Иванов. — Получая в свое распоряжение такие суммы, директор департамента обязан был предъявлять отчет в них?

Джунковский. — Я добивался того, чтобы из этих сумм не давали посторонним лицам, ничего общего с департаментом не имеющим. Но это было.

Иванов. — Вы считали это законным или нет?

Джунковский. — Считал это незаконным. Я боролся с этим и встретил большую поддержку со стороны министра внутренних дел Маклакова.

Иванов. — По чьему распоряжению выдавались деньги лицам, не принадлежащим к составу департамента полиции?

Джунковский. — Это происходило так, что попросит кто-нибудь, — из подотчетной суммы дать нельзя, — ну, вот из секретного фонда департамента и возьмут.

Иванов. — Мне важно знать, признавалось ли это закономерным?

Джунковский. — Я признавал это совершенно недопустимым. Сам я больше всего боялся расходовать эти именно суммы. Я считал, что раз мне дается колоссальная сумма, которую я могу израсходовать одним росчерком пера и притом безотчетно, то я должен отнестись к расходованию ее особенно строго, — гораздо строже, чем к расходованию суммы подотчетной. Думаю, однако, что и в мое время проскальзывали такие безотчетные расходования. Во всяком случае это были очень маленькие суммы.

Председатель. — Как бы то ни было, эти секретные суммы требовали какой-нибудь отчетности. До кого простиралась эта отчетность?

Джунковский. — До министра внутренних дел.

Председатель. — А государственный контроль не имел сюда отношения?

Джунковский. — Это были забронированные суммы, о которых знал только министр внутренних дел. Каждый месяц подавался такой отчет, и министр внутренних дел писал на нем: «утверждаю».

Председатель. — Проходил этот отчет через товарища министра?

Джунковский. — Проходил. Всегда.

Председатель. — Товарищ министра не утверждал отчета, утверждал только министр?

Джунковский.— Да, но когда я был товарищем министра, я считал, что министр в этом отношении совершенно неповинен. Если уже кому отвечать, то мне нужно было отвечать, потому что я непосредственно производил расходование этих сумм.

Председатель. — Итак, суммы эти были безотчетными для государственного контроля, но внутри министерства отчетность соблюдалась?

Джунковский. — Отчетность по совести.

Председатель. — В последние месяцы существования старого режима обозначалось так: например, что дано Белецкому 24 000, причем он должен был представить отчет в этой сумме?

Джунковский. — У него должен был быть отчет.

Иванов. — Отчет в израсходовании этих денег?

Джунковский. — Да. В этих месячных отчетах есть, например, такие расходы, какие бывали во время путешествия государя: «товарищу министра на известные ему надобности 3 000 руб.». На эти 3 000 руб. от меня должна была быть оправдательная записка о том, на что и куда я их истратил. Я всегда избегал брать суммы, которые мне выдавались на путешествия, на разные мелочи, которые нужны во время путешествия. Я помню, когда во время первого путешествия государя я должен был сопровождать его, Белецкий принес мне сумму денег и говорит: «Пожалуйста, возьмите». Я ответил: «Мне ничего не нужно. Когда мне будет нужно, я потребую, но тогда обязательно должен быть оправдательный документ на это, — такого рода: «25 000 рублей уплачено туда-то».

Председатель. — Значит, вы считали нормальным такой порядок, при котором суммы эти, внутри министерства, все же контролировались, причем имелось в виду, что они не должны итти на цели, совершенно посторонние департаменту полиции?

Джунковский. — Суммы эти были такие. В охранных отделениях, например, на секретную агентуру назначалась круглая цифра — 20.000. Эта сумма отпускалась туда по смете и учитывалась департаментом полиции. До товарища министра доходил только общий отчет касательно этой суммы, — частности, мелочи не доходили. Какой-нибудь сотрудник расписывался: «Получил 30 рублей, получил 40 рублей». А кто там расписался, этого никто не удостоверяет.

Председатель. — Какие при вас были наиболее выдающиеся дела в жизни департамента полиции? Начнем с самого начала. Каким-нибудь краешком вы, вероятно, коснулись все же дела Малиновского, который был членом Государственной Думы?

Джунковский. — Малиновского, — да.

Председатель. — Когда вам стало известно о нем?

Джунковский. — В какое время это было, я затрудняюсь определенно сказать. Во всяком случае, думаю, не в первый год. Должно быть, мне стало известно об этом в 1914 году.

Председатель. — Вы реагировали на это тогда, в 1914 году?

Джунковский. — Я реагировал сейчас же.

Председатель. — Будьте добры рассказать, как вам стало известно об этом, что вы по этому поводу сделали. Расскажите про вашу поездку к Родзянко.

Джунковский. — Дело было таким образом. Когда Белецкий делал мне доклад о том или другом деле, он говорил мне: «Сотрудник «икс» сообщил то-то и то-то»…

Председатель. — Он так и говорил «икс» или сообщал различные клички?

Джунковский. — Нет, всегда так и говорилось — «икс», потому что это считалось личной агентурой директора департамента полиции. Я не углублялся, даже не спрашивал, потому что мне это претило. Не все ли равно «икс» или «игрек», — что я буду проверять, раз это меня не касается! А потом Белецкий, должно быть, сказал мне, что это именно он, Малиновский. Тогда я не то что испугался, а пришел в ужас: представитель соц.-дем., говорит зажигательные речи в Думе…