Борис Башилов - Робеспьер на троне Страница 24

"Не одни Соловьев в 60-х и 70-х годах думал так об историческом значении реформы (вспомним Погодина), но одному Соловьеву удалось так убедительно и сильно формулировать свой взгляд. Петр - подражатель старого движения, знакомого древней Руси. В его реформе и направлении и средства не новы, - они даны предшествовавшей эпохой. Нова в его реформе только страшная энергия Петра, быстрота и резкость преобразовательного движения, беззаветная преданность идее, бескорыстное служение делу до самозабвения. Ново только то, что внес в реформу личный гений, личный характер Петра".

"Исторические монографии о XVII в. и времени Петра констатируют теперь связь преобразований с предыдущими эпохами и в отдельных сферах древне-русской жизни. В результате таких монографий является всегда одинаковый вывод, что Петр непосредственно продолжал начинания XVII века и оставался всегда верен началам нашего государственного быта, как он сложился в XVII веке. Понимание этого века стало иным. Недалеко то время, когда эпоха первых царей Романовых представлялась временем общего кризиса и разложения, последними минутами тупого застоя. Теперь представления изменились, - XVII век представляется веком сильного общественного брожения, когда сознавали потребность перемен, пробовали вводить перемены, спорили за них, искали нового пути, угадывали, что этот путь в сближении с Западом и уже тянулись к Западу.

Теперь ясно, что XVII век подготовил почву для реформы и самого Петра воспитал в идее реформы".

К. Д. Кавелин, также, заявляет, что "царствование Петра было продолжение царствования Иоанна. Недоконченные, остановившиеся на полдороге реформы последнего продолжал Петр. Сходство заметно даже в частностях".

Историки Соловьев и Кавелин понимали Петра, как выразителя народных стремлений. По их мнению "Петр но только получил от старого порядка сознание необходимости реформ, но действовал ранее намеченными путями и имел предшественников: он решал старую, не им поставленную задачу и решал не новым способом".

Это глубоко ошибочный взгляд. Иоанн Грозный заимствованием частностей европейской культуры и цивилизации старался утвердить русскую духовную культуру и русскую цивилизацию. Петр же презирал и то и другое, вместо русской культуры, которую он презирал и ненавидел (это С.

Платонов подчёркивает верно.) старался утвердить любезную его уму и сердцу европейскую культуру. Хорошенькое продолжение дела Иоанна Грозного. Хорошенько "сходство" не только в частностях, но и в основных принципиальных установках.

Все "реформы" Петра имеют своими истоками не любовь к родной культуре и цивилизации, а в лучшем случае равнодушие, а чаще же всего презрение. Из презрения ко всем сторонам Московской жизни и выросла губительная революция совершенная Петром. Революция, а вовсе на частичные благодетельные реформы, как доказывает это С. Платонов.

С. Платонову свойственен тот же самый порок, что и другим историкамзападникам: они не искажают фактов, причины и ход событий они рисуют обычно верно, но к верным фактам они обычно пристегивают совершенно неверные выводы.

V

Ученики Соловьева и особенно Ключевский в своих взглядах на деятельность Петра исходили из взгляда, что Россия при Петре пережила не переворот, а только потрясение.

С. Платонов в сочинении "Петр Великий" заявляет, что Ключевский дал исключительно объективную характеристику личности великого преобразователя. На самом деле, как я уже несколько раз отмечал это, характеристика личности Петра, сделанная Ключевским, изобилуют поразительными противоречиями.

Причину этих противоречий в оценке личности и деятельности Петра I понять не трудно, если не забывать, что народную психологию начала восемнадцатого века и событий того времени, Ключевский оценивает, исходя из идеалов русской радикальной интеллигенции конца девятнадцатого столетия.

По мнению Ключевского Петр вообще не хотел производить никаких реформ, он только "хотел вооружить русское государство умственными и материальными средствами Европы". Только постепенно "скромная и ограниченная по своему первоначальному замыслу "реформа" превратилась в упорную внутреннюю борьбу". Ключевский дает еще более эластичную трактовку "реформаторской" деятельности Петра, чем Соловьев. И еще более противоречивую чем Соловьев, то утверждавший, что "Петр продолжатель старого движения" и он "решал старую, не им поставленную задачу и решал не новым способом", то доказывавший, что Петр заставил Русь пережить всесторонний переворот. Ключевский заявляет, что Петр не хотел производить никаких реформ, только постепенно реформа превратилась в борьбу, но Русь пережила не переворот, а только потрясение, но что реформа "усвоила характер и приемы насильственного переворота, своего рода революции".

Этот довод, неудачная попытка замутить воду. Революцию можно при желании называть, конечно, "своего рода революцией" или иначе, чтобы создать желаемое впечатление. Ведь сам же Ключевский утверждает, что петровская реформа "была революцией и по своим приемам и по впечатлению, каковую от нее получили современники". Итак, согласно взгляду Ключевского то, что осуществил Петр, было революцией "и по своим приемам и по впечатлению, каковое от нее получили современники".

Кажется, есть все необходимые признаки революции. Но тут Ключевский спохватывается и заявляет, что все-таки это была не революция, а "это было скорее потрясение, чем переворот. Это потрясение было непредвиденным следствием реформы, но не было ее обдуманной целью".

Опять дешевая софистика: раз, два, и революция превратилась в потрясение. Но и в этом потрясении Петр не виновен потому, что он замышлял реформы, а не революцию. Но получилась-то ведь революция!

В этих рассуждениях Ключевского мало внутренней логики.

Совершенно не важно, что хотел добиться Петр своей реформой; историк обязан оценивать не замыслы государственных деятелей, а практические результаты их замыслов. Так, и только так можно оценивать результаты революции, произведенной Петром.

VI

С. Платонов в общей оценке всей реформаторской деятельности Петра также противоречит своим же собственным оценкам.

"На русское общество реформы Петра, решительные и широкие, произвели страшное впечатление после осторожной и медлительной политики московского правительства. В обществе не было того сознания исторической традиции, какое жило в гениальном Петре. Вот почему современникам Петра, присутствовавшим при бесчисленных нововведениях, и крупных и мелких, казалось, что Петр перевернул вверх дном всю старую жизнь, не оставил камня на камне от старого порядка. Видоизменения старого порядка они считали за полное его уничтожение Такому впечатлению современников содействовал и сам Петр. Его поведение, вся его манера действовать показывали, что Петр не просто видоизменяет старые порядки, но питает к ним страстную вражду и борется с ними ожесточенно. Он не улучшал старину, а гнал ее и принудительно заменял новыми порядками".

"В этом - объяснение тех особенностей в реформационной деятельности Петра, которые сообщили реформе черты резкого, насильственного переворота. Однако по существу своему реформа эта не была переворотом".

Эти рассуждения чрезвычайно не логичны и совершенно несерьезны для такого знатока Петровской эпохи, каким был С. Платонов. Если в обществе не было сознания исторической традиции, а сознанием этой исторической традиции обладал, по мнению С. Платонова только Петр, то как же это может быть согласовано с выводом, который тогда делает С. Платонов, что "Его поведение, вся его манера действовать показывает, что Петр не просто видоизменяет старые порядки, но питает к ним страстную вражду и борется с ними ожесточенно. Он не улучшал старину, а гнал ее и принудительно заменял ее новыми порядками".

Тогда возникает законный вопрос, если правитель страны питает к старым порядкам страстную вражду, борется с ними ожесточенно, не улучшает старину, а гонит ее и принудительно заменяет новыми порядками, то где же тут видно, что он обладает сознанием исторической традиции.

Если отсталым современникам Петра казалось, что он перевернул вверх дном старую жизнь, не оставил камня на камне, то и передовой академик С.

Платонов пишет, что "он не улучшал старину, а гнал ее принудительно заменяя новыми порядками". Эта оценка целиком совпадает с оценкой большой части общества Петровской эпохи, в котором жило сознание исторической традиции.

Деятель, который не считается с традициями во всех областях жизни, который не улучшает старину, а питает к ней страстную вражду и принудительно заменяет ее новыми порядками, такой деятель, конечно, не великий реформатор, а типичный ограниченный революционер, "Робеспьер на троне", как правильно назвал Петра I Пушкин. Ведь Платонов не пишет, что вся манера проведения реформ находилась в противоречии с внутренними убеждениями Петра. Что Петр ценил исторические традиции, не все считал плохим в старых порядках, но считал нужным их улучшить и видоизменить. Ведь сам же Платонов указывает, что Петр питал страстную вражду к родной старине, следовательно его манеры вытекали из его внутренних убеждений. А раз так, то как же в учиненной Петром жесточайшей революции можно видеть реформы, то есть частичное видоизменение старых порядков.