Дети гарнизона - Седов Сергей Юрьевич Страница 24

преданно колючей щекой. Ленка снова не обращала на него внимания, увлеченная своим

патроном, шумом беседы. Удивилась, когда увидела взгляд Оди, дикий, обиженный,

направленный к Тарику. Подумала: ревнует! Может, действительно любит?Под шумок команда

«охотников за сюжетами» оставила веселое поле боя, хотя танцы и песни в ресторане

продолжались до утра...

Черное море. Борт «Григория Сковороды»

— Заинтриговали! Хочу услышать вашу сагу до конца. А почему о муже так отрешенно, он

— в прошедшем времени?

Она отвечала, спохватившись:

— Что вы, с Оди все в порядке! Он у нас славный, сильный, порядочный — настоящий

герой, если по нынешним меркам. Но как раз его фотографии у меня и нет. Волею судеб, не

сложилось, — грустно усмехнулась. — Все-таки додавил, дожал меня. Чем? Казался надежным. С

ним пропадал всякий страх на чужбине. Уехал куда-то на Ближний Восток два года назад:

крупные сделки, отстаивание чьих-то бизнес-интересов. А может, борьба с терроризмом и все

такое... — не знаю, правда, — взяла в руку бокал, пригубила. — Первое время получала от него

весточки, а потом — молчание, только банковские переводы ежемесячно. Да разве могут заменить

деньги человека? Короче, ни жив, ни мертв, и я при нем — ни богу свечка, ни черту кочерга. Его

друзья сообщили, что может быть где-то рядом, но ему нельзя высвечиваться, чтобы не провалить

миссию. Прямо ерунда какая-то, да? Как в кино про шпионские игры. Пропал без вести, а потом

вдруг как звоночек от Штирлица. Повидаться в какой-нибудь старой босфорской таверне…

Попутчик оживился:

— Вы там, в чреве этого притона, «обалденная» танцовщица в газовых одеждах, — Нат по-

режиссерски «клубил натуру», показывая сцены руками, — играете в нарды, скажем, с дервишем.

А он там, при входе, якобы забрел не туда. И заунывная флейта, и турецкие барабаны. Ваши глаза

встречаются! Тут все смолкает… — Нат сделал паузу. — И вы ему — скупую слезу подруги, он

вам — воздушный поцелуй... Жди меня — вернусь...

Она усмехнулась с сожалением, вспоминая свои отношения с мужем. Только по наклейкам

на чемодане можно было пронаблюдать его маршрут: Ливан, Сербия, Ирак, Эмираты... Чем

занимался — спрашивать неудобно. Так повелось в личных отношениях: ничего друг у друга не

спрашивать. По приезду — ночь любви, подарки, ужины в ресторанчиках. А потом уезжала с

Тариком на съемки. Когда возвращалась — Одиссей был в тайных разъездах. Так и жили.

— Потому у нас нет детей? — стал наезжать на одной из вечеринок подвыпивший муж. —

Женщина должна сидеть дома и думать о семье. Тогда и дети будут. Мои родичи детей ждут… —

бурчал он.

Заводить с Одиссеем разговор о женской самодостаточности не имело смысла. Она только

отвечала в таких случаях: «Ты брал в жены не мусульманскую декханку в чадре».

Ревновал к удачному бизнесу, к публичности, к Тарику.

— Не умею я так любить...— она вздохнула, расстроенная немного воспоминаниями. — А

Патрик появился у нас неожиданно.

— Ясно, «подзалетели». Так бывает по молодости... — знающе кивал головой Нат. — Вы

кушайте, кушайте, — щедрым жестом обвел расставленные на столе фрукты и сладости.

— Патрик не наш ребенок, — призналась попутчица. — Усыновили. Позвонила Юлька с

ярмарки, сообщила, что ищет меня девчонка с крохой-карапузом.

Увиделись, та обрадовалась:

— Вы и есть Хелен? Я Айше, тоже из Крыма. Хелен, спасите моего сына... — и горько

зарыдала.

В общем, еще одна трагедия с нашими в Стамбуле: он — русский, она — татарочка.

Родители были против. А тут, как вы говорите, дети подзалетели. Беременность. Бежали в

Стамбул, поверили сладким речам работорговцев про выгодную работу. Преступных группировок

в это время было в Стамбуле не счесть: русские, молдавские, кавказские, украинские. И власти

особенно не вмешивались. Так, изредка, арестовывали или высылали кого-нибудь, когда уж

совсем наглели. Предъявили ее парню счет, поставили на счетчик. По системе пустили. Больше

его не увидела. Разобрали на «запчасти»…

— Слушайте, это как в «жутике» американском, — удивился Нат. — А она что?

— Родила в Стамбуле. Записали кучу долгов, заставили заниматься проституцией. А потом

решили и ее малыша... Слышали, наверное, о стволовых клетках и все такое? Страшно все это. Я

не знала, что делать с ней, без паспорта, еще и с младенцем. Она просила, умоляла, на колени

бухнулась. Ушла, рыдая. Что ждало ее? Больше я ее не видела. А вечером перед закрытием

ярмарки охранники нашли младенца, уложенного в корзинку, за одним из стендов. И с ним

записка: «Хелен, умоляю, спасите сына!»

Младенчик плакал и тянул ручонки. Не выдержала, прижала к груди. Теплый живой

комочек! Решила: мой, не отдам никому! Покрестила в православной церкви. И записала на свое

имя. Я, наверное, не вправе говорить об этом с первым встречным... — Лена нахмурилась. — Это

не моя тайна. Но вы ведь все равно… Согласились в эту бурную ночь унести все мои печали.

— И как настоящий мужчина гарантирую хэппи-энд! Ваше здоровье!

— Вы, мужчины — неугомонные скитальцы. Не можете усидеть долго на одном месте, —

она пригубила из бокала. — Тянет неведомая сила на приключения. А они не всегда бывают

веселыми. И имя у супруга подходящее — Одиссей, Одис. Гражданин Турции, греческого

происхождения. — Посмотрела Нату глубоко в глаза, опустила взор, добавила, немного виновато:

— Ловлю себя на том, что не могу вспомнить его лица. И тогда, во время крымского путешествия

Тарика, ни разу Мага не попал в кадр. Хотя выполнял четко свои обязанности и был мне ангелом-

хранителем…

Крым. Телегруппа Тарика Дениза

Солнце клонилось к закату. Машина уполномоченного Самсоненко вывернула на стоянку.

Автобус со съемочной группой последовал за ней. Первым вышел Тарик, за ним высыпали

остальные.

— Шахин, возьми всю панораму. И меня крупным планом.

— Уже сделано, Чиф... — Шахин медленно вел съемку.

— Наше путешествие подходит к концу. Вот мы уже на западном побережье полуострова.

Красивое место, — работал на камеру Дениз, — в нем мощная архаичная поэтика далекого

прошлого. Мгновение — и появится на гребне степного переката скифская конница, в набеге на

крайние эллинские форпосты. Снято! — поднял обе руки.

…Рассматривал богато накрытую придорожную площадку и ожидающих, в костюмах и при

галстуках, людей.

— Байрам в вашу честь, — довольно кивнул Самсоненко в сторону готового дать «туш»

духового оркестра. — Мои разминаются! Все по высшему разряду! Встреча запланирована на

сегодня. Забыли? Босс на субботу на Тарханкут зазвал, — суетился, нагнетая момент.

К съемочной группе приближался, прихрамывая, костистый мужчина.

«Легок на помине...», — узнала Хелен. Самсоненко перекрестился. И сама вздрогнула от

накатившей волны неясных предчувствий.

Бессараб выговаривал кому-то по мобильному:

— Все, Пончик, все забирайте у Гнилуши, понял, да? Я слов на ветер не бросаю!

Духовой оркестр грянул «Польку-бабочку».

— Рад приветствовать на своей территории, — мрачно радушничал Бессараб. Хелена

старательно переводила. — Решил, выходные проведу с вами. Пикничок, то да се, лясим-трясим.

Чем бог послал, — старался казаться приветливым, показывая на накрытые на стоянке столы.

Оркестр затянул «Амурские волны». Присутствовавшие приятно возбудились в

предвкушении вкусного продолжения.

Тарик вежливо мотнул седой вихрастой головой:

— Переведи, Хелен: у нас жесткий график, осталась одна суббота, завтрашний день. Надо

поработать! — Достал из наружного кармана рубашки черканный график маршрута, улыбнулся

Хелене, приглашая в игру. — Хороший персонаж, мощный. Пусть поволнуется.