В. Сиповский - Родная старина Книга 1 Отечественная история с IX по XIV столетие Страница 25

Народ с благодатного и хлебородного юга все больше и больше переходил на север. Земля здесь была хуже, бывали зачастую неурожаи, да жить здесь было покойнее: усобицы тут бывали реже да и половцы сюда не заходили.

Запустели южнорусские области: Переяславская, Киевская и Черниговская. «Пуста земля моя, — говорит один переяславский князь, — от половецких нашествий»; а другой князь жалуется, что у него в Черниговской области города обезлюдели, что живут в них только псари его да половцы (пленные).

Плохо живется мирному люду во время постоянных войн да смут бесконечных; но в такое время много является и воинственных людей, которые так к войне привыкают, что она для них, словно охота, становится любимым делом, потехой молодецкой. Немало было на Руси таких князей-удальцов, которые только и ждали удобной поры, чтобы развернуться и показать свою удаль молодецкую. Дружинники, что постоянно ходили с князем на войну, тоже были охотники до нее: силу да удаль здесь могли они показать да и добычу захватить можно было хорошую. Нетрудно было собрать удалому князю себе дружину и шайку воинов. Стоило только клич кликнуть, дружинники других князей могли, как люди свободные, явиться и предложить свои услуги; а в войско тоже охотно шло немало людей. В XII веке по южным окраинам Русской земли осталось население, которое привыкло к войне: оно терпело от набегов половцев, да и само, улучив время, готово было мстить врагу тем же.

Много было удали, силы и молодечества на Руси, да все это тратилось попусту, и князья не могли совладать со своим исконным врагом — половцами. Беда в том, что не было единодушия у русских князей, ссорились они между собой, воевали и даже иной раз сами путь показывали половцам в Русскую землю. Лучше всего можно видеть, сколько было удали у князей и как попусту тратилась она иной раз, из древнего сказания о походе 1185 года северского князя Игоря Святославовича и брата его Всеволода «Слово о полку Игореве». Вот это сказание.

Сказание о походе Игоря

Не начать ли нам, братья, печальное сказание о походе Игоря. Станем сказывать повесть свою по былинам нашего времени, а не по вымыслам Бояна (древнего певца). Боян вещий когда хотел кому песнь воспеть, то носился мыслью по лесам, серым волком рыскал по полю, сизым орлом парил под небесами… В старые времена князья на охоте пускали своих соколов на стаю лебедей. Чей сокол прежде настигал лебедь, в честь тому князю первому и песнь пелась. Боян же не десять соколов пускал на стадо лебедей, а клал свои вещие персты на живые струны, и они сами князьям славу рокотали.

Начнем же повесть свою об Игоре. Наполнилось сердце его ратным духом и доблестью. Захотелось ему повести свои храбрые полки на землю половецкую за землю Русскую.

Недоброе знамение было ему: солнце затмилось; тьма покрыла воинов его. Неймется князю: доблесть полонила сердце его. «Братья и дружина, — говорит он, — лучше изрублену быть, чем в плен попасть; сядем, братцы, на своих борзых коней, поглядим на синий Дон. Хочу копье свое испытать в поле половецком с вами, русичи, хочу голову свою там сложить или напиться шлемом из Дона».

Кони ржут за рекою Сулою. Гремит слава в Киеве. Трубы трубят в Новгороде (Северском). Стоят знамена в Путивле. Игорь ждет милого брата Всеволода. И сказал ему буй-тур Всеволод: «Один брат, один свет ты, светлый Игорь! Оба мы дети Святослава. Седлай, брат, своих быстрых коней, а мои кони уже готовы, оседланы, стоят у Курска, впереди. А мои куряне — лихие наездники, под трубами они пеленаны, под шлемами взлелеяны, концом копья вскормлены, дороги им ведомы, овраги им знакомы, луки у них натянуты, колчаны открыты, сабли навострены, скачут на конях, словно волки в поле, ищут себе чести, а князю славы».

Тогда вступил Игорь в свое златое стремя и поехал по чистому полю. То пред ним солнце затмилось, а теперь, как наступила ночь, буря застонала, грозою птиц разбудила в лесах. Звери воют в степях, зловещая птица (див) кричит с верху дерева.

Нетореными дорогами несутся половцы к великому Дону. Ведет Игорь к Дону своих воинов. Птицы уже чуют добычу; волки по оврагам завывают; орлы своим клектом скликают зверей на трупы.

Утром в пятницу русские смяли поганые полки половецкие и помчали в плен красных девиц половецких, а с ними золото, ткани, дорогие парчи. Кожухами и епанчами стали дороги мостить по болотам да по топким местам. Красное знамя, белая хоругвь, серебряное древко достались храброму Игорю.

Отдыхает в поле храброе гнездо (русских воинов). Не родилось оно на обиду ни соколу, ни кречету, ни тебе, черный ворон, поганый половчин. Гзак (половецкий хан) бежит серым волком, Кончак след ему прокладывает к широкому Дону.

Кровавой зарею начинается день. Черные тучи с моря идут. Закроют они князей русских. Трепещут в тучах синие молнии. Быть грому великому; идти дождю стрелами с Дону широкого; копьям тут изломаться; саблям зазубриться о шлемы половецкие на реке на Каяле, у Дону широкого.

О Русь, далеко зашла ты. Вот ветры, Стрибоговы внуки, веют стрелами с моря на храбрые полки Игоря! Земля дрожит, реки мутно текут, пыль по полям стелется, знамена шумят. Идут половцы от Дона, идут от моря, со всех сторон окружили они русское войско. Криками своими наполнили они поля. Заградили себя храбрые русичи багряными щитами. Яр-тур Всеволод! Ты стоишь впереди, прыщешь стрелами, гремишь мечами булатными по шлемам. Где проскачет буй-тур, своим золотым шлемом посвечивая, там лежат поганые головы половецкие; раздроблены шлемы аварские твоими саблями закаленными, яр-тур Всеволод!

Какой раны побоится тот, братцы, кто позабыл о почести, о жизни, о золотом отцовском престоле, кто отказался от ласок жены своей, прекрасной Глебовны?

Были тяжелые времена, были походы Олега Святославовича. Олег тот мечом крамолу ковал, стрелы по родной земле сеял. Много горя причинил он и Всеволоду, и Владимиру. Тогда при этом Олеге Гориславовиче сеялись и всходили усобицы, гибла жизнь человеческая, в княжьих крамолах век людской сократился. Редко тогда на полях в Русской земле раздавались голоса пахарей; но часто вороны каркали, деля между собою трупы убитых. То бывало во время тех битв, тех походов, а о такой битве, как эта, и не слыхано. С утра до вечера, с вечера до света летят стрелы каленые, гремят сабли о шлемы, трещат копья стальные в неведомом поле, среди земли половецкой. Земля была копытами вспахана, костьми засеяна, кровью полита; горем взошел посев этот по Русской земле!

Строит Игорь снова свои полки. Жаль ему милого брата Всеволода.

Бились день, бились другой, на третий день к полудню пали знамена Игоря. Тут братья разлучились на берегу быстрой Каялы, тут кровавого вина недостало, тут пир покончили храбрые русичи, сватов попоили, а сами полегли за Русскую землю.

Никнет трава от жалости, и дерево, словно в печали, опустило ветви свои к земле. Тяжелая невзгода в пустыни силу похоронила.

Не стало у князей единомыслия на поганых. Говаривал брат брату: «Это мое, и то мое же», и стали князья малое считать за великое и сами на себя крамолу ковать, а поганые (половцы) тем временем со всех сторон с победами приходили на землю Русскую… О далеко залетел сокол (Игорь), избивая птиц, к морю… Игоревой храброй дружины уже не воскресить! А по Русской земле поскакали половцы. Стали плакать жены русские, причитаючи: «Уже нам своих милых мужей ни мыслию примыслить, ни думою придумать, ни глазом увидеть, а золотом и серебром совсем уж не тешиться». Застонал, братья, Киев от скорби, а Чернигов от напастей. Тоска разлилась, печаль великая потекла по Русской земле. А князья сами друг на друга крамолу ковали; а поганые на Русскую землю нападали и дань брали по белке со двора. Храбрые Игорь и Всеволод пробудили снова ту вражду, которую усыпил было отец их, грозный Святослав. Он, как гроза, привел в трепет землю половецкую своими сильными полками, своими булатными мечами… Тут (иноземные торговцы в Киеве) немцы и венециане, греки и моравцы воздают славу Святославу, корят Игоря, что он силу потопил на дне Каялы, реки половецкой, много золота русского рассыпал…