Конец режима: Как закончились три европейские диктатуры - Александр Баунов Страница 25

врагов. Награждая советскую актрису за военный образ, режим демонстрирует свою широту, а испанская интеллигенция — независимость от власти. Под конец 1969 г. зритель узнает имя нового директора государственного телевидения — выразительного, утонченного красавца, которому быть бы не чиновником, а киноактером или телеведущим, — Адольфо Суареса. Ему предстоит великая роль в испанской истории, но пока Суарес отвечает за новогоднее обращение Франко к народу.

В 1960 г. советский поэт Евгений Евтушенко, оказавшись в Барселоне проездом, написал, как во всех своих зарубежных поездках, стихи:

Бармен чокнуться хочет со мною… Он седенький,

но лукавит, живой настоящий испанец.

Говорит он мне: «О, Юнион Совьетика!»,

поднимая большой палец.

Очень тихо он это мне говорит.

Может дорого стоить фраза.

Все же там, за спиной Барселоны, Мадрид,

а в Мадриде пока еще Франко.

Через семь лет Франко еще на месте, но автора политических репортажей в стихах Евтушенко уже пустили в Мадрид и в соседнюю, тоже диктаторскую, Португалию. В Лиссабоне он сочинил «Любовь по-португальски»:

Ночь, как раны, огни зализала.

Смотрят звезды глазками тюрьмы,

ну а мы под мостом Салазара —

в его черной-пречерной тени.

Евтушенко вслед за Оруэллом пишет о том, что любовь, тайный поцелуй — единственная возможная форма свободы в португальской диктатуре. Но, вероятно, намекает и на собственную советскую.

Приезд Евтушенко в Лиссабон организовала живущая в Португалии 27-летняя издательница Сну Абекассиш. Это имя датчанка Эбба Мерете Сейденфаден взяла после того, как вышла замуж за бизнесмена Вашку Абекассиша. В 1965 г. она основала издательство Dom Quixote («Дон Кихот»). Вокруг издательства группируется оппозиционно настроенная интеллигенция, чьи произведения Сну с риском для себя издает. Политическая спецслужба PIDE время от времени предлагает закрыть непослушное издательство, но Салазар считал, что это повредит репутации страны.

В этом отношении Сну Абекассиш и Евгений Евтушенко, которого советские власти выпускали на Запад, чтобы продемонстрировать, как прекрасно чувствует себя современная поэзия в СССР, занимали в своих диктатурах схожие ниши. Сну Абекассиш понимала, что советский поэт приехал из одной автократии в другую, она не идеализировала СССР, поддерживала советских диссидентов и издавала Солженицына на португальском. Ее мечтой было совместить левые идеи с полной политической свободой.

О чем-то похожем грезил и сам Евтушенко. Через год после стихотворного поцелуя под лиссабонским мостом он напишет распространявшиеся в самиздате стихи, обличавшие ввод советских танков в Прагу, через 20 лет встанет на сторону Горбачева и советских номенклатурных реформаторов, затеявших перестройку. За 12 лет до перестройки Сну Абекассиш поддержит собственную «революцию гвоздик». Но и в новой, демократической Португалии ей придется отстаивать свое право на поцелуи, когда, расставшись с мужем-бизнесменом, она станет жить в гражданском браке с политиком, которому жена не дала развода.

Вряд ли Франко, меняя правительство в 1957 г., сознательно задумывал влить новое вино в старые мехи. Судя по всему, сначала он просто хотел немного подлатать режим. Во время экономических реформ сам Франко время от времени выступал с похвалами автаркии, бранил классический капитализм с его социальным бездушием и буржуазные демократии, захваченные «масонами».

Однако доверив технократам национальную экономику, он упорно защищал их от нападок фалангистов и крайних националистов, даже когда технократы убеждали его делать то, что ему лично не нравилось: девальвировать песету, учить правительство экономии, подключать к реформам Международный валютный фонд и Всемирный банк, подать заявку на вступление в Европейское экономическое сообщество, пустить в страну иностранных инвесторов и туристов, спокойнее относиться к не соответствовавшей консервативным католическим идеалам вождя индустрии развлечений и моде, ослабить цензуру.

Все это происходило одновременно с шествиями фалангистов, на которых тысячи рук взлетали в фашистском «римском» приветствии под ритмичное скандирование «Франко! Франко!» и «Выше, Испания!», с парадами, где маршировали ветераны с гитлеровскими орденами на груди, мероприятиями «года семьи», во время которых Франко и другие функционеры рассказывали о современных угрозах традиционной семье, которым Испания должна противостоять, — таких как развод, сожительство вне официального брака, контрацепция и борьба против юридического признания мужчины главой семьи. Разница состояла в том, что прежде все это было основным содержанием национальной жизни, а теперь утонуло в многообразии других ее проявлений — из целого превратилось в детали пестрого орнамента.

Театр одного зрителя. Португальская перестройка

Вслед за испанским начал подтаивать португальский режим, и, в отличие от Испании, здешняя оттепель выглядела многообещающе — как начало полноценного мирного перехода к демократии, который сможет послужить примером для других.

Португальский диктатор Салазар до последнего тянул с назначением преемника, но так и не успел передать власть. Франко, в отличие от Салазара, не был интеллектуалом и понимал, что он тут не самый умный. По мере того как режим укреплялся, а угрозы потери власти отступали, Франко, особенно в поздние годы, охотно делегировал различные функции соратникам. Как правитель-воин, он осознавал, что стране нужны гражданские специалисты. Салазар был по-настоящему учен и даже в старости вникал в детали управления страной. Поделиться властью гораздо проще, чем умом и знанием, а значит, функции правителя-колдуна труднее передать и распределить, чем функции правителя-конкистадора. Более умный диктатор по части делегирования полномочий оказался скупее менее образованного.

В 1968 г. после домашней травмы у 79-летнего Салазара случилось кровоизлияние в мозг, ухудшились речевые и умственные способности. Консерваторы в его окружении настаивали на том, что он в любом состоянии должен умереть премьер-министром. Идея не прошла. После недолгой номенклатурной борьбы президент страны адмирал Америку Томаш в бурном 1968 г., опасаясь вакуума власти, назначил главой правительства профессора Марселу Каэтану — неофициального лидера реформаторов и европеистов, «разрешенного оппозиционера». Каэтану долгое время был правой рукой и неофициальным преемником Салазара, но затем сдал позиции под давлением консерваторов.

Марселу Каэтану сразу приступил к перестройке режима, которую окрестили «марселистская весна». Она проходила под лозунгом «Эволюция в преемственности». Каэтану сохранил почти всех министров правительства Салазара, кроме самых упертых ретроградов, но начал либерализацию политики, прессы, произвел ребрендинг правящей партии и политической полиции и попытался оживить выборы. В 1969 г. к ним допустили оппозицию, а кандидатов от правящего Национального союза Каэтану подобрал таким образом, чтобы они представляли разные течения в партии власти: треть — консервативные салазаристы, треть — «марселисты»-реформаторы и треть — умеренные центристы. Состав кандидатов обновили на две трети, а избирательный ценз снизили: теперь голосовать могли 18% населения.

Оппозиция не сумела объединиться перед выборами — нелегальные социалисты отказались объединиться в один блок с либералами и еще более