Г. Штоль - История Древнего Рима в биографиях Страница 26

Невзгоды и лишения, которым подвергала римлян осада, были для них не так мучительны, как голод. Осажденные употребили уже в пищу кожу своих щитов и подошв, а помощь из Вейев все еще не показывалась. Но и галлы не меньше страдали от голода и болезней, и долгая изнурительная осада наконец сильно утомила их. Они предложили римлянам перемирие и вступили в переговоры. Так как при этих последних они больше всего выставляли на вид осажденным голод как средство, которое должно же было наконец заставить их сдаться, то римляне обманули их хитростью: они разбросали между галльскими аванпостами большое количество хлебов, как бы вследствие избытка у себя съестных припасов, и галлы решили наконец заключить мирный договор. Условия его, однако, оказались довольно тяжелыми для римлян: за отступление неприятеля они должны были заплатить тысячу фунтов золота. Вдобавок победители стали взвешивать это золото на фальшивых весах. Консул-трибун, Кв. Сульпиций, тот самый, который предводительствовал римлянами при Аллии, а теперь заключил вышеупомянутый договор, восстал против этой несправедливости. Тогда Бренн надменно бросил на весы еще свой меч и воскликнул: «Горе побежденным!»

«Но, – говорит Ливий, – боги и люди отвратили от римлян позорную участь – жить откупившимися золотом людьми. Еще не окончилось взвешивание, как Камилл появился в Риме в сопровождении своего войска и объявил договор недействительным, на том основании, что право заключать договоры от имени государства принадлежало исключительно ему, как диктатору. На развалинах Рима произошла схватка, в которой растерявшиеся галлы были разбиты так же легко, как римляне при Аллии. Они бросились в бегство, но во время отступления потерпели еще раз на дороге в Габии, у восьмого помильного столба от Рима, такое страшное поражение, что среди них не осталось даже ни одного человека, который мог бы возвестить другим о постигших их бедствиях».

Камилл, снова спасший отечество от врагов, торжественно вступил в город, и солдаты в своих победных песнях назвали его Ромулом, отцом отечества и вторым основателем Рима.

Но в каком положении находился этот город, куда теперь вступил триумфатор? Все дома лежали в пепле и развалинах; уцелели только храмы и большие каменные здания. Жители снова стали стекаться со всех сторон, но они были лишены всего необходимого для существования – не только пищи и крова, но даже домашней утвари и земледельческих орудий. Число граждан и особенно людей, способных носить оружие, значительно уменьшилось, а соседние народы, покоренные римским оружием до поражения галлов, были совсем не прочь воспользоваться беспомощностью и разорением своих победителей, чтобы простить им и возвратить себе свободу. В этом критическом положении сосредоточение высшей правительственной власти в одних руках представлялось наиболее полезным и целесообразным средством. Поэтому патриции просили Камилла остаться диктатором до тех пор, пока он не приведет в порядок и снова установит на прочных основаниях город и государство. Первым делом диктатора было провести следующее сенатское постановление: «Все священные места, вследствие того, что они были заняты неприятелем, должны быть приведены в прежний порядок и очищены от осквернения. С гражданами города Цере заключить дружественный союз за то, что они дали у себя приют святыням римского народа и его жрецам. В честь Юпитера, охранившего в дни бедствия свое местопребывание и крепость римского народа, будут отныне праздноваться Капитолийские игры». При этом вспомнили также о необходимости загладить грех невнимательного отношения голосу, возвестившему нашествие галлов, и было отдано распоряжение о постройке на «новой улице» храма Локуцию, т. е. делающему словесное указание. Взятое обратно у галлов золото, вместе с другим золотом, спасенным в различных храмах, положили под креслом Юпитера в Капитолии как церковное имущество.

В то время как происходило это приведение в порядок религиозных дел и шла речь о восстановлении городских построек, трибуны не переставали настаивать в народных собраниях на том, чтобы народ оставил Рим в развалинах и переселился в Вейи, где все сохранилось в целости и неприкосновенности. Народ, как мы видели выше, изъявлял готовность променять Рим на Вейи уже и прежде, немедленно после завоевания этого города; теперь же это переселение улыбалось ему тем более, что его родной Рим представлял собой груду развалин. Но патриции, и во главе их Камилл, всеми силами старались воспрепятствовать этому насильственному перелому в истории развития римского государства, – не допустить, чтобы государство было вырвано из той почвы, на которой оно родилось, выросло и окрепло, и пересажено на другую для того, чтобы начать на ней сызнова свое историческое существование. В речи, произнесенной перед собравшимся народом, Камилл весьма энергично убеждал граждан не оставлять родную землю, не покидать основанный с божьего соизволения город, где каждое место издавна имело свои святыни, своих богов, – и успел склонить многих на свою сторону; но решительный поворот делу дала одна случайность, которую народ принял за указание свыше, за проявление воли богов. В то время когда сенат, собравшись в гостилиевской курии, совещался об этом деле, через площадь проходила когорта, только что сменившаяся с караула; поравнявшись с курией, начальник отряда скомандовал: «Ставь знамя здесь! Это самое лучшее место для остановки!» Услышал эти слова, сенаторы радостно выбежали на площадь и указали народу на это предзнаменование. Толпа не стала более сопротивляться и дала согласие.

Таким образом, предложение трибунов было отвергнуто, и немедленно вслед за этим во многих местах города начались постройки. Кирпич раздавался от казны, и всем было разрешено добывать камень и рубить лес где угодно; но строитель принимал на себя обязательство окончить работы не далее как в течение этого же года. Большую часть строительного материала народ, вероятно, привозил из Вейев, что сенат разрешал весьма охотно, так как разрушение этого города должно было уничтожить навсегда и планы плебеев относительно переселения из Рима. Благо даря тому, что каждому хотелось как можно скорее добыть себе кров и приют, постройки шли очень поспешно; дома возводились большей частью маленькие и лепились один около другого в беспорядке, вследствие чего образовались узкие и кривые улицы. Этот неправильный и некрасивый вид Рим сохранял до времени императоров. Нашествие галлов совершилось в 390 г. до P. X. В следующие затем годы окрестные народы старались воспользоваться слабостью Рима, чтобы свергнуть с себя римское иго или возвратить свои прежние владения. Вольски, эквы и этруски, подкрепленные латинами и герниками, взялись за оружие и этим поставили римлян в очень критическое положение. Пришлось опять обратиться к Камиллу. В 389 г. его снова избрали диктатором. Он выступил против вольсков, которые окружили было одну из римских армий, но, как только узнали о приближении Камилла, поспешили огородить со всех сторон свой собственный лагерь баррикадами из деревьев; Камилл зажег эти укрепления, разбил вольсков наголову и затем двинулся против эквов, которым тоже нанес поражение и у которых отнял завоеванный ими римский город Болу. В то время как он воевал с эквами, этруски осадили римскую колонию и крепость Сутриум. Камилл быстро пошел на помощь осажденным и появился перед Сутриумом как раз в ют момент, когда этруски завладели им и, не подозревая об опасности, грабили город; Камилл стремительно напал на них, отнял награбленную добычу и уничтожил их войско. По возвращении в Рим его почтили тремя триумфами. В последующие десять лет, в продолжение которых Камилла избирали консулом-трибуном еще три раза, к вышеупомянутым побежденным народам прибавилось еще столько новых, что владычество Рима опять утвердилось на прежнем громадном пространстве.

Для увеличения числа граждан, значительно сократившегося вследствие галльского нашествия, сенат в 388 г. предоставил право римского гражданства тем жителям Вейев, Капены и Фалерии, которые помогали римлянам в войнах этого и предыдущего года. Из этого нового населения составили четыре новые трибы; таким образом, число римских триб возросло с 21 до 25.

Длинный ряд войн до и после нашествия галлов, разрушение и восстановление Рима снова повлекли за собой крайнее обеднение большинства плебеев, которому не могли помочь скудные отводы земли отдельным лицам. Общее распределение государственных земель, в том виде как этого требовал некогда Спурий Кассий, все еще оставалось неисполненным проектом, а законы о взыскании долгов применялись богатыми патрициями с такой же жестокостью, как прежде. Облегчить эти страдания народа попытался М. Манлий, спаситель Капитолия, с которым мы ближе познакомимся в следующей главе; но он пал жертвой своей великодушной благонамеренности (в 384 г.), и с тех пор патриции стали действовать еще жестокосерднее и неумолимее. Запуганный и загнанный народ терпеливо переносил свою участь; наконец, в 376 г. два трибуна, К. Лициний Столон и Л. Секстий, снова возбудили вопрос о распределении полей и смягчении постановлений о долгах и кроме законов, относившихся к этим двум делам, предложили также в интересах плебеев третий – о высшей государственной должности.