Людвиг Мизес - Теория и история. Интерпретация социально-экономической эволюции Страница 26

Поскольку марксисты не признают, что различие мнений может быть урегулировано путём обсуждения и убеждения или разрешено путём голосования большинством голосов, то не существует иного решения, кроме гражданской войны. Признак хорошей идеологии, т.е. идеологии, соответствующей подлинным классовым интересам пролетариев, – успех её сторонников в покорении и ликвидации своих оппонентов.

Маркс молчаливо предполагал, что общественное положение класса однозначно определяет его интересы и что не может быть никаких сомнений в том, какая политика лучше всего соответствует этим интересам. Класс не должен выбирать из нескольких различных видов политики. Историческая ситуация предписывает ему вполне конкретную политику. Альтернативы не существует. Отсюда следует, что класс не должен действовать, так как действие подразумевает выбор из разных возможных вариантов поведения. Посредством членов класса действуют материальные производительные силы.

Однако Маркс, Энгельс и все другие марксисты игнорировали эту фундаментальную догму своего кредо, как только они выходили за границы эпистемологии и начинали комментировать исторические и политические проблемы. Причём они не только обвиняли непролетарские классы во враждебности к пролетариату, но и критиковали их политику за то, что она не способствует достижению интересов их собственных классов.

Самым важным политическим памфлетом Маркса является Воззвание «Гражданская война во Франции» (1871). Он яростно нападает на французское правительство, которое, поддерживаемое подавляющим большинством нации, стремилось подавить восстание Парижской Коммуны. Он безответственно клевещет на всех ведущих членов этого правительства, называя их мошенниками, лжецами и растратчиками. Жюль Фавр, как он обвиняет, «сожительствовал с женой некоего горького алкоголика» [21], а генерал де Галиффе наживался на проституции своей жены [22]. Одним словом, памфлет стал образцом тактики диффамации социалистической прессы, которую, когда её на вооружение приняла бульварная пресса, марксисты с возмущением критиковали как одно из худших уродств капитализма. Тем не менее эту порочащую ложь, как бы она ни была достойна порицания, можно интерпретировать как партизанскую военную уловку в безжалостной войне против буржуазной цивилизации. Она по крайней мере не является несовместимой с марксистскими эпистемологическими принципами. Однако другое ставит под сомнение целесообразность буржуазной политики с точки зрения классовых интересов. Воззвание утверждает, что политика французской буржуазии разоблачила главное учение своей идеологии, единственной целью которой является «отодвинуть на более позднее время классовую борьбу»; с этого момента классовое господство буржуазии уже не может больше «прикрываться национальным мундиром». С этого момента не может быть никакого вопроса о мире или перемирии между рабочими и их эксплуататорами. Борьба будет возобновляться вновь и вновь и не может быть ни малейшего сомнения в конечной победе рабочих <Маркс К. Гражданская война во Франции // Маркс К.. Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 17. С. 365>.

Необходимо отметить, что эти замечания сделаны с учётом ситуации, в которой большинство французов должны были выбирать между безусловной капитуляцией перед незначительным меньшинством и борьбой с ним. Ни Маркс, ни кто-либо ещё никогда не ожидали, что большая часть народа без сопротивления уступит вооружённому нападению со стороны меньшинства.

Ещё более важно то, что Маркс в этих высказываниях приписывает политике, принятой французской буржуазией, решающее влияние на ход событий. Этим он противоречит всему, что писал в других работах. В «Манифесте Коммунистической партии» он объявил непримиримую и безжалостную классовую борьбу без какого-либо учёта оборонительной тактики, к которой может прибегнуть буржуазия. Он вывел неизбежность классовой борьбы из классового положения эксплуататоров и эксплуатируемых. В марксистской системе нет места предположению о том, что политика, принимаемая на вооружение буржуазией, может оказать какое-либо влияние на возникновение классовой борьбы и её исход.

Если верно, что один класс, французская буржуазия 1871 г., был в состоянии выбирать между альтернативными вариантами политики и посредством этого решения оказать влияние на ход событий, то то же самое должно быть верно и для других классов в других исторических ситуациях. В таком случае рушатся все догмы марксистского материализма. Тогда неверно, что классовое положение указывает классу, в чём состоят его подлинные классовые интересы и какая политика лучше всего служит этим интересам. Неверно, что только идеи, способствующие реальным интересам класса, встречают одобрение со стороны тех, кто направляет политику класса. Может случиться, что политика направляется иными идеями и тем самым оказывает влияние на ход событий. Но тогда неверно, что в истории имеют значение только интересы и что идеи суть просто идеологическая надстройка, однозначно определяемая этими интересами. Появляется настоятельная необходимость исследовать идеи, чтобы выделить те, которые действительно выгодны интересам конкретного класса, и отсеять те, которые таковыми не являются. Становится необходимым обсуждать конфликтующие идеи с помощью методов логического рассуждения. Паллиатив, посредством которого Маркс стремился объявить вне закона беспристрастное взвешивание всех «за» и «против» определённой идеи, рушится. Вновь открывается путь к изучению достоинств и недостатков социализма, которое Маркс стремился запретить как «ненаучное».

Другим важным выступлением Маркса был его доклад 1865 г. «Заработная плата, цена и прибыль». В этом документе Маркс критикует традиционную политику профсоюзов. Они должны отказаться от своего консервативного девиза: «Справедливая заработная плата за справедливый рабочий день!» и должны написать на своём знамени революционный лозунг: «Уничтожение системы наёмного труда!» . Это явно спор о том, какая политика лучше всего отвечает классовым интересам рабочих. В этом случае Маркс отходит от своего обычного метода клеймения всех своих оппонентов-пролетариев. Он неявно признаёт, что даже между честными и искренними защитниками классовых интересов рабочих могут существовать разногласия и что эти расхождения можно урегулировать при помощи обсуждения этих вопросов. Возможно, по зрелому размышлению он сам обнаружил, что данная трактовка проблемы несовместима со всеми его догмами, ибо он не опубликовал этот доклад, который прочитал 26 июня 1865 г. в Генеральном совете Международного товарищества рабочих [23]. Впервые он был опубликован в 1898 г. одной из его дочерей.

Однако мы обсуждаем не то, что Марксу не удалось последовательно придерживаться своей собственной доктрины, и не примеры его рассуждений, несовместимые с ней. Мы должны исследовать состоятельность марксистской доктрины и поэтому должны обратить внимание на специфический смысл термина «интересы» в её контексте.

Каждый индивид и по этой причине каждая группа индивидов стремятся заменить положение дел, которое им подходит меньше, положением дел, которое они считают более удовлетворительным. Не обращая внимание ни на какие оценки этих двух положений дел с любой другой точки зрения, мы можем сказать, что в этом смысле он преследует свои собственные интересы. Но вопрос о том, что является более, а что менее желательным решается действующим индивидом. Это результат выбора из множества возможных решений. Он суть ценностное суждение. Выбор определяется представлениями индивида о последствиях, которые эти различные состояния могут иметь для его собственного благополучия. Но в конечном счёте он зависит от ценности, которую он приписывает ожидаемым последствиям.

Имея это в виду, неразумно провозглашать, что идеи являются продуктами интересов. Идеи говорят человеку, в чём состоят его интересы. Позже, оглядываясь на свои прошлые действия, индивид может посчитать, что он ошибался, и что другой образ действий лучше бы соответствовал его интересам. Но это не значит, что в критический момент действия он вёл себя не в соответствии со своими интересами. Он действовал в соответствии с тем, что в тот момент ему казалось будет лучше всего служить его интересам.

Если незаинтересованный наблюдатель взглянет на действия другого человека, он может подумать: «Этот парень ошибается; то, что он делает, не будет служить тому, что он считает своими интересами; другой образ действий больше подходил бы для достижения целей, к которым он стремится». В этом смысле историк может сказать сегодня или рассудительный современник мог сказать в 1939 г.: вторгаясь в Польшу, Гитлер и нацисты совершили ошибку; вторжение нанесло ущерб тому, что они считали своими интересами. Такая критика разумна до тех пор, пока касается средств, а не конечных целей действий. Выбор конечных целей является ценностным суждением, зависящим исключительно от оценки индивида, принимающего решение. Другой человек может сказать об этом только следующее: я бы сделал другой выбор. Если бы римлянин сказал христианину, осуждённому на растерзание дикими зверями на арене: в твоих интересах лучше всего было бы поклоняться и почитать нашего божественного императора, то христианин бы ответил: для меня важнее всего соблюдать заповеди моей веры.