Плохие девочки, которые изменили мир - Кушнир Елена Страница 26

Она коротко обрезает волосы, переодевается в мужской костюм и «похищает» менее решительную подругу Луизу, к которой испытывает сексуальное влечение (Дюма на это намекает). Вероятно, прототипом Эжени была Жорж Санд (она могла быть лесбиянкой, не осознавшей свои склонности, отсюда и ее фригидность с мужчинами). Но Дюма не дает замыслам беглянок осуществиться, хотя в том же романе Эдмон Дантес бежит из неприступной крепости, пересекая бурное море. Эжени и Луиза не могут сбежать даже за границу. Их хватают в Брюсселе и с позором возвращают к родителям. Больше они в романе не появляются. Хитроумная госпожа Вильфор кончает самоубийством, убивая и собственного любимого сына, ради блага которого способна на преступления. И лишь пассивную Валентину, не совершившую самостоятельно ни одного поступка, ждет «законное» безмятежное счастье. Она просто сидела и ждала, пока ее спасут мужчины: ее возлюбленный, граф Монте-Кристо, даже ее парализованный дедушка. Вдумайтесь: обездвиженный немой старик способен действовать, а молодая здоровая женщина — нет. И лишь такую писатель готов наградить «женским счастьем» замужества и родов.

Дюма расправляется со всеми независимыми героинями, осмелившимися покуситься на мужскую вотчину свободы, политики и власти: Миледи отрубают голову; в «Асканио» властная герцогиня д’Этамп отвергнута в пользу робкой и покорной соперницы; Екатерина Медичи описана отвратительной ведьмой, чьи усилия по сохранению династии не приведут ни к чему. В господствующей романтической прозе женская сила наказуема, а слабость вознаграждена. Потребовался гений Флобера и первый реалистичный роман в мире «Госпожа Бовари», чтобы показать последствия бесцельной, бессмысленной жизни женщины в четырех стенах. Бодлер назовет Эмму Бовари «жертвой общества».

В XIX веке женскими романами вдохновлялись суфражистки, породившие феминисток XX века. «Консуэло» не великая драма, как «Госпожа Бовари», и не великий приключенческий роман, как «Граф Монте-Кристо». Это романтическая фантазия. Но ее написала женщина, которая могла стать Эммой Бовари и отравиться ядом, а стала Жорж Санд.

Без царя в голове. Софья Ковалевская

(15 января 1850 — 10 февраля 1891)

Многие первооткрывательницы были дочерьми образованных отцов. Как вы помните, мать Кристины Пизанской считала образование излишним для женщины и на обучении Кристины настоял именно ее просвещенный отец. Но для нашей соотечественницы Софьи Ковалевской и для ее сестры отец стал преградой, которую пришлось преодолевать.

Генерал-лейтенант Василий Васильевич Корвин-Круковский после отставки поселился вместе с семьей в поместье Полибино в Витебской губернии. У Софьи был младший брат Федя и старшая сестра Анна — красавица и умница, обладавшая задатками блестящей светской дамы. Соня же ощущала себя гадким утенком и самым нелюбимым ребенком в семье. Ей рассказывали, что перед самым ее рождением отец проигрался в карты и был в отвратительном настроении, а мать хотела мальчика, поэтому не пожелала даже взглянуть на новорожденную дочь. Соня предпочитала проводить время с няней и любимым дядей Петром Васильевичем, старшим братом ее отца, который первым познакомил ее с математикой и оценил ее феноменальные способности. В биографической советской драме «Софья Ковалевская» (1985) Пётр Васильевич призывает брата заниматься дальнейшим образованием дочери, чтобы та «несла светоч науки»:

«В Петербург ее надо везти, к профессорам».

Василий Васильевич насмешливо возражает:

«Ну, и куда они потом с этим светочем денутся? В гувернантки, акушерки? Да кто их потом замуж возьмет? Образованная женщина в России — это белая ворона».

Самые выдающиеся российские ученые предпринимали шаги для решения проблемы женского образования. Менделеев, Сеченов, профессор права Градовский, ботаник и популяризатор науки Бекетов, преподававшие на Высших женских курсах, в 1868 году подписали первое прошение о создании женского университета. Но правительство ставило препятствия всем просветительским инициативам. В России росло недовольство царской властью. И носителями бунтарских настроений был не затравленный неграмотный народ, совсем недавно освобожденный от крепостного рабства (всего за 34 года до изобретения кинематографа!). Напротив, начиная с декабристов, требование перемен исходило от образованной части общества. Это хорошо понимала еще Екатерина II, заявившая: «Умные нам не надобны, надобны верные». Сама Екатерина могла переписываться с Вольтером, коллекционировать европейских художников и всячески имитировать Просвещение в России, но при этом отлично понимала, что образованные и «больно умные» опорой престола не станут — слишком велико в таких людях неприятие бесправия и рабства, а именно при Екатерине бесправие крепостных достигло апогея: их наказывали плетьми и ссылали в Сибирь за одни жалобы на своих хозяев. Именно при Екатерине безумная садистка Дарья Салтыкова, кровавая Салтычиха, замучила 139 крепостных. «Золотой век» Екатерины не нуждался в образованных людях, которые первыми поднимут голос против такого устройства общества. Недаром императрица запретила получение образования для всех, кроме дворянского сословия: Михаил Васильевич Ломоносов, будучи крестьянского происхождения, едва успел «проскочить» мимо царской инициативы, призванной держать максимальное количество людей в невежестве и темноте. С теми же ограничениями столкнулась Софья Ковалевская. Власть не могла сдерживать прогресс вечно, но сдерживала как могла. Правительство царя Александра II не желало, чтобы образованные женщины пополняли ряды бунтарей.

У Софьи и ее сестры было еще и собственное реакционное «правительство» — авторитарный отец, старавшийся задушить в зародыше таланты дочерей. Помимо математики, Софья рано увлеклась литературой, но поначалу больше в этом преуспела ее сестра. Анна тайком, через горничную, анонимно отправила два рассказа в петербургский журнал «Эпоха», который издавал Достоевский. Писатель пришел в восторг, опубликовал ее работы и выслал вместе с гонораром письмо, в котором поощрял ее дальнейшие занятия литературой. Отец устроил скандал, распорядился вернуть деньги и запретил дочери дальнейшие публикации произведений. Анна и Софья затаили недовольство.

В возрасте пятнадцати лет Софья впервые побывала за границей. Затем родители повезли дочерей в Петербург, чтобы Анна могла показаться в свете. Анна была уже почти взрослой женщиной и настояла на встрече с Достоевским, которым обе сестры восхищались. Отец неохотно согласился, но постарался всё испортить:

«Отец строго приказал матери, чтобы она непременно присутствовала при знакомстве Анюты с Фёдором Михайловичем <…>. Анюта злилась, что ее первое свидание с Достоевским, о котором она так много наперед мечтала, происходит при таких нелепых условиях <…>. Словом, всем было скверно на душе, и визит этот, которого мы так ждали, к которому так готовились, оставил по себе претяжелое впечатление».

Тем менее Анна едва не стала невестой Достоевского, но в конечном итоге отказала ему: она не была «женой гения», готовой всецело посвятить себя мужу. А вот совсем юная Соня безоглядно влюбилась в Фёдора Михайловича. Через много лет она поведала о своих переживаниях в рассказе «Любовь подростка», выведя себя под именем Тани:

«Таня понимала Достоевского. Чутьем догадывалась она, сколько в душе его заложено чудных, нежных порывов. Она благоговела не только перед его гениальностью, но и перед теми страданиями, которые он вынес. <…> Она постоянно думала о Достоевском…»

Под страданиями она подразумевала осуждение Достоевского на казнь вместе с остальными участниками кружка петрашевцев, заключение и сибирскую каторгу. Вероятно, именно рассказы Достоевского впервые посеяли в Соне и ее сестре революционные настроения. Мучения великого писателя, подвергнутого вместе с товарищами преследованию властью за чтение письма Белинского к Гоголю и «недонесение» о распространении письма, не могли не вызвать возмущения в двух умных впечатлительных девушках. О да, власть правильно боялась ума и образования.