Сергей Борисов - Этюды в багровых тонах: катастрофы и люди Страница 27

Ответ командира гарнизона привел Сираджа уд-Даула в бешенство.

— Кажется, эта английская собака забыла, где находится, если позволяет себе ослушание. А непослушную собаку нужно учить — кнутом! Пусть знает руку хозяина!

Несколько дней спустя армия уд-Даула захватила английскую факторию около Муршидабада, в 177 километрах от Калькутты, после чего двинулась к городу. К бокам боевых слонов были прикреплены копья, на которые воины наместника насадили отрубленные головы чиновников компании. Возле голов роились насекомые.

Помощи ждать было неоткуда. От Мадраса, где находилась резиденция командующего армией Ост-Индской компании Роберта Клайва и были расквартированы войска, до Калькутты — более 1200 километров. Может быть, сдаться на милость победителя? Но в милости к побежденным наместник Бенгалии прежде замечен не был, так что рассчитывать на это было бы наивно. Что оставалось защитникам Форт-Уильяма? Только одно — умереть в бою, не переломив шпаги, как и пристало истинным англичанам.

Вскоре войска Сираджа уд-Даула были у стен крепости. И сразу пошли на штурм, уверенные в своей силе. И откатились, оставив у стен сотни трупов.

Несколько дней солдаты и служащие компании сдерживали натиск войск наместника Бенгалии. Ярость 500 обреченных англичан противостояла неистовству 50 тысяч индийцев, которым их командиры сулили золотые горы. В буквальном смысле:

— Там, за стенами, кладовые ломятся от монет и драгоценных камней. Идите — и возьмите!

И воины в пестрых одеждах — с мушкетами, ятаганами, тяжелыми деревянными дубинками — снова и снова шли вперед. Рвы перед стенами заполнялись их бездыханными телами, которые на жаре тут же начинали раздуваться, источая зловоние. Когда босая нога индийца, лезущего по трупам к крепостной стене, упиралась в огромный живот мертвеца, кожа лопалась с громким треском и газы вырывались наружу, забрасывая живых и мертвых ошметками внутренностей и комками бурой, застоявшейся крови.

Все должно было кончиться если не сегодня, так завтра. Это знали все, но согласиться с этим Джордж Минчин не мог.

— Мы обречены, — сказал он губернатору Роджеру Дрейку, покинувшему свою городскую резиденцию, искавшему и не нашедшему спасения за стенами форта. — Но у нас есть шанс. Ниже по течению реки ждет корабль, однако он не сможет принять на борт всех. Решайтесь!

Губернатор вскочил, чуть не опрокинув кресло, в котором до того сидел сгорбившись, будто придавленный страхом.

— Я готов, — быстро сказал он.

— Не сомневался в вас, милорд, — усмехнулся Джордж Минчин, для себя уже все давно решивший.

Ближе к утру, когда сон валит с ног самых дисциплинированных часовых, несколько фигур выскользнули из потайной двери в стене форта и растворились в темноте. Час спустя на корабль, притаившийся в укромной бухточке, поднялись Минчин, Дрейк и все старшие офицеры гарнизона Форт-Уильяма. Обнаженные по пояс гребцы навалились на весла…

— Они предали нас! — кричал Питер Кейри, бывший клерк, а ныне смертельно уставший и отчаявшийся солдат.

— Замолчите, Кейри! — одернул его Джон Зефаниан Холвелл, демонстрируя непревзойденное ирландское хладнокровие. — Здесь женщины.

Кейри завертел головой и увидел свою юную 16-летнюю супругу. Мэри смотрела на него и, казалось, не узнавала. Питер покачнулся, как от удара, лицо его исказила гримаса, потом оно словно окаменело. Кейри повернулся к Холвеллу и сказал изменившимся голосом:

— Сэр, час назад убит последний из офицеров гарнизона. Скоро индийцы вновь пойдут на штурм, а у нас нет командира. Вы главный мировой судья. Мы подчинялись вам прежде, готовы подчиняться и сейчас — во всем, беспрекословно. Клянемся!

Ружейный приклад оторвался от земли и с четким стуком снова ударился о нее рядом с сапогом Питера Кейри.

Джон Холвелл нахмурился. Ему отдавали честь, значит, выбора у него нет. Он обвел взглядом толпившихся вокруг израненных, запыленных солдат:

— Тогда — на стены!

Штурм они отбили. И этот, и следующий. Два дня держались англичане, теряя одного человека за другим. Истекали кровью, задыхались от вони разлагающихся трупов, но не отступали. Возможно, потому что отступать было некуда.

Утром третьего дня к Джону Холвеллу привели парламентера. Сирадж уд-Даул обещал в случае сдачи крепости сохранить жизнь ее защитникам. В это верилось с трудом, но Холвелл заставил себя поверить:

— Хорошо, мы вручаем свои судьбы его высочеству.

Генри Лашингтон, верный помощник Холвелла еще по той, мирной жизни, навалившись на рычаги поворотного механизма, открыл ворота. Толпа индийцев хлынула во двор.

Англичан согнали на плац в центре крепости. Нещадно пекло солнце, кровь запекалась на ранах, отчаянно хотелось пить. Холвелл приблизился к индийцу, безошибочно определив в нем начальника охраны, и сказал:

— Мы требуем человеческого обращения! И воды.

Индиец смерил его презрительным взглядом:

— Теперь вы ничего не можете требовать. Мы тут хозяева!

И это была правда. Индийцы рыскали по форту в поисках обещанных сокровищ и не находили их. И не могли найти! Когда стало известно о наступлении войск наместника на Калькутту, золото было вывезено из города, а немногие оставшиеся ценности, в частности казну гарнизона, прихватили с собой Джордж Минчин и сбежавшие с ним офицеры.

Зато продовольственные склады были полны. Победители выкатывали во двор бочки, вышибали дно…

Через час-другой те из них, кому вера не запрещала пить вино, были пьяны. Особенно усердствовали голландские наемники, служившие в армии Сираджа уд-Даула инструкторами.

Внезапно раздался выстрел. Один из индийцев схватился за живот, разорванный пулей, и повалился в пыль. Стоявший над ним голландец расхохотался, поводя налитыми кровью глазами. К нему подскочили, вырвали из рук мушкет, заломили руки за спину.

Джон Зефаниан Холвелл

Через минуту-другую во дворе появился вельможа из свиты Сираджа уд-Даула и что-то крикнул, перекрывая гомон.

— Что он сказал? — спросил Генри Лашингтон, не понимавший местного гортанного наречия.

— Нас отведут в темницу, — сказал Холвелл. — Видимо, они боятся, что, воспользовавшись неразберихой, мы попытаемся бежать.

— Да разве отсюда убежишь?! — воскликнул Лашингтон.

Орудуя прикладами и дубинками, зло прикрикивая, стражники заставили англичан подняться с земли. Взяв пленных в плотное кольцо, они повели их длинной галереей.

Низкая железная дверца темницы была открыта. «Черная дыра» — так называли в форте это помещение с низким потолком и крошечными зарешеченными окошками. Обычно его использовали в качестве гауптвахты. Человек двадцать могли тут разместиться спокойно. Но… Неужели?!

Пленных стали заталкивать внутрь. Десять человек, двадцать, пятьдесят, сто… Холвелла ударили прикладом между лопатками, и он тоже полетел в темноту.

Он упал на кучу копошащихся, стонущих людей. Оперся о чью-то спину, приподнялся, и в этот момент на него свалился следующий пленник. Холвелл вывернулся из-под тяжелого тела, протянул руку и схватился за прут решетки, которой было забрано крошечное оконце. Отчаянным усилием он подтянулся и распластался на стене камеры. Это его спасло, потому что мгновением позже выбраться из этого месива ему бы уже не удалось.

Индийский стражник, сверкая белоснежными зубами, ударил дубинкой по затылку последнего пленного, цеплявшегося за косяк двери. Пальцы англичанина разжались… Упасть он не успел: стражники схватили его за руки, за ноги и, раскачав, перебросили через гору человеческих тел.

Дверь закрылась.

Джон Холвелл поискал опору для ног, но под ним были… люди. И все же он ухитрился встать и только тогда разжал руки. Более всего сейчас ему хотелось опуститься на корточки, привалиться к стене и умереть, но он был командиром, он был обязан действовать.

Следующие четверть часа в камере происходила «сортировка». Мертвых — тех, кого бросили в каземат первыми, кто не успел забиться в углы, кто был раздавлен или задохнулся, — отволокли к дальней стене, где уложили друг на друга, сохраняя пространство для живых.

— Двадцать шесть, — доложил Лашингтон, протиснувшись к Холвеллу. — Пока…

Холвелл кивнул, едкий пот заливал его лицо.

— Старайтесь меньше двигаться, — сказал он, страшась того, что неизбежно должно было начаться.

Люди тянулись к двум тюремным оконцам, надеясь на глоток воздуха.

— Не могу! — вдруг истошно закричал кто-то. — Дышать! Дышать!

Человек забился в конвульсиях, пена выступила на его губах, голова откинулась. Потом он обмяк, но не упал, зажатый людьми со всех сторон.

— Оттащите его, — распорядился Джон Холвелл, но его помощник не услышал приказа. Глаза Лашингтона закатились…