Коллектив авторов - Африка. История и историки Страница 29

Географические и климатические условия в прошлом играли решающую роль, имевшиеся на тот момент знания и возможности людей не могли успешно противостоять натиску климата и географии. Таким образом, они наложили решающий и важнейший отпечаток на развитие рас в ранний период их истории. Историки должны предоставить нам ясные сведения обо всех этих факторах и влияниях, перед тем как они бросятся порицать или одобрять поступки народа. Более того, наши представления о том, что является правильным, а что нет, также меняются вместе с эволюцией наших представлений о морали и с развитием нашего сознания. Многие национальные предприятия и обычаи во времена войны и мира, которые историки утаивают или осуждают и называют варварскими, возможно, были единственно верным и подходящим способом действия в определенном времени и месте. Здесь и сейчас они могут быть ошибочны, так как внешние условия и представления людей изменились. Когда историк приходит к определенному заключению, «это заключение, однако, обязывает его отстаивать свою точку зрения с безошибочной точностью и излагать факты, свидетельствующие против него, с такой же ясностью. Когда он выполнит это условие, он будет обладать достаточной мудростью, чтобы ответить на вопрос: не подвергается ли он опасности навлечь на себя упрек, что он зря растратил свое умение и энергию на безнадежное предприятие».

II

Другое обстоятельство, затрудняющее написание истории Южной Африки, – отсутствие облагораживающей, полезной силы критицизма и полемики, так как южноафриканская история пишется представителями одной расы, исходя из их собственной точки зрения. До тех пор, пока у нас не появится история, написанная туземцами со своей позиции, история Союза[241] будет оставаться неполной и односторонней. Пришло время для того, чтобы наши образованные молодые люди создали исторические книги, которые будут вдохновлять, поддерживать и станут источником гордости для нас и последующих поколений. Мы хотим обрести историю, основанную на фактах и документах, а не только лишь на мнениях и ошибочных предвзятых интерпретациях; историю, основанную на исследовательской работе и наблюдении, а не на умственных заключениях; историю, которая руководствуется, скорее, принципами гуманизма, чем требованиями и тонкостями схоластических доказательств; историю, которая берет в расчет, скорее, человеческую природу, географический и другие факторы, чем слепо следует принципам классицизма и гуманитарного знания. Все, что написано о Зулусской войне[242], кафрских войнах[243], восстании Бамбаты[244] и т. д., требует пересмотра. Судьбы Дингане[245], Хинцы[246], Нтсиканы[247] и других могут послужить основой для написания интересных биографий. Конечно, это затруднено тем, что туземцы не могут получить доступ в общественные и государственные библиотеки, в архивные учреждения и не могут использовать исторические документы, остающиеся неизвестными или смысл которых не до конца понятен исследователями. Однако многие молодые представителя народа банту могут получить бесценную информацию у своих собственных амакела[248], которые часто способны извлечь на свет многие, сокрытые покровом тайны, неизвестные факты и события. Эта работа должна быть выполнена туземцами, живущими в сельской местности, так как у тех, кто поселился в городах, нет для этого необходимых средств и возможностей[249].

Исследуя проблему межрасовых отношений и сопутствующие ей вопросы, мы должны обратиться к прошлому и мыслить ретроспективно. Нам необходимо изучить антропологию, чтобы понять наше сегодняшнее положение и подготовить себя к будущему. Снова и снова посредством ссылок на прошлое наши настоящее и будущее ставятся под сомнение и становятся заложниками безопасности. В лицо честолюбивых мужчин и женщин банту часто бросают «грязь и прах» разочарования и презрения, указывая, что они произошли из низшей группы homo sapiens, что вся их культура была примитивной (представляется, что это слово несет на себе печать позора и бесчестия, принимая во внимание порочную и неразборчивую практику использования данной терминологии исследователями), что их обычаи и верования были варварскими. К счастью, несмотря на недостаток полных и достоверных сведений и фактов, мы обладаем достаточной информацией и антропологическими свидетельствами, чтобы привести аргументы в защиту нашего прошлого, предъявить миру истину относительно эволюции человечества и продемонстрировать свое настоящее лицо. Многих ставит в тупик тот факт, что чиновники Союза, хорошо разбирающиеся в событиях прошлого, прибегают к той поверхностной политике, которая характерна для правительства этой страны. Проблема заключается в том, что быстро продвигаясь в развитии просвещения, имущественных отношений и промышленного производства, утверждая новые проекты и думая о будущем, в деле межрасовых отношений страна едва ли достигла хотя бы какого-нибудь прогресса. Когда чиновники рассматривают этот вопрос, они склонны думать лишь о прошлом и прибегают к недостаточно осмысленной политике своих предшественников: <…>[250]

Нам говорят, что Золотой век был в прошлом, когда у белого человека не было соперников, но лишь слуги и зависимые. Вспоминая об этом, прогрессивные белые вздыхают о «добрых старых днях». В противоположность здравому смыслу вместо того, чтобы внушать людям мысль о неизбежности и нравственности конкуренции и наполнять их духом благотворной состязательности, политики вводят в заблуждение своих последователей, заставляя их поверить, что правительство устранит эти «соревновательные препятствия» посредством политики сегрегации: «цивилизованного труда»[251], «цветного барьера»[252] и т. д. Однако для правительства с каждым днем все труднее скрывать факты о действительном положении дел, и в недалеком будущем большинство простых белых откроют для себя правду, но, как это часто случается, это произойдет слишком поздно – в момент явления Немезиды. В действительности, чем тяжелее приходится черному человеку и чем легче белому, тем лучше для прогресса банту.

Как я уже говорил, наиболее проницательные чиновники и писатели часто размышляют лишь о прошлом и о современной истории, но забывают о будущем. Здесь лежит камень преткновения на пути урегулирования расовых отношений в этой стране. Если заставить демагогов, политиканов и исследователей написать историю, скажем, на 60 лет вперед и объяснить нам, как их политика и их теории будут работать в то время и как сложатся условия в будущем, многие из них увидят и найдут себя в положении слепого штурмана (будь они историками, демагогами, писателями или чиновниками) государственного корабля и, возможно, тогда осознают свою недальновидность и бесполезность.

III

Открытость, изучение и постоянное переосмысление необходимы, если мы хотим сохранять актуальность исторических фактов. Наши представления о прошлом, настоящем и будущем не покоятся на крепкой, неизменной и непреступной скале завершенности или совершенства, но находятся на зыбучем песке обстоятельств, доктрин и размышлений. История Средних веков была искажена и запятнана теологией и религией. Выдающиеся ученые тратили свое время на религиозную догматику, философские увертки и анализ непонятных участков текста, создавая умозрительные теории вокруг бездоказательных – «недоказуемых» – теологических вопросов. Тогда было модно рассматривать любое знание в свете (или во мраке) теологии. «Теология и искусство», «Теология и история», «Теология и геология» и другие подобные же заглавия не являлись чем-то редким. Во время Ренессанса история основывалась на любви к литературе и ею же искажалась. История была принесена в жертву и стала частью литературной эстетики. Это был век ученых и гуманистов. В Америке сейчас существует движение за возрождение гуманизма, но его ведущие представители – Кейсер, Поттер, Бэббит, Липман и Самсон[253] – олухи (loggerheads). Руссо и его последователи пытались навязать доктрину «Возвращения к природе». Затем, опираясь на [авторитет] сэра Исаака Ньютона, наступил период «Тирании науки» (Tyranny of Science), так как естествоиспытатели полагали, что мир может быть сведен к точным законам физики, понимание и применение которых разрешит все проблемы человечества. Этот процесс продолжается и по сегодняшний день. На экране человеческой драмы появляются новые сцены. Сохраняется опасность поверхностности и излишней торопливости в интерпретации исторических данных. Новая свобода в сочетании с суетой в современном обществе, вызванной механизацией жизни, породила скверную литературу и дешевую журналистику. Помешательство на создании бестселлера или литературной сенсации вышло за пределы сферы романистов и проникло в другие области литературы. Многим авторам история служит материалом для коммерческой прибыли, возбуждения вражды и старых междоусобиц, для унижения представителей иной, чем своя собственная, расы, для демонстрации своих способностей в литературном творчестве и воображения. Сегодня модно все объяснять – предметы материального мира, искусство, жизнь, сознание и Бога – в терминах естественных наук. Но история – это нечто большее, чем обращение с физическими и вещественными явлениями. Она представляет собой фиксацию развития мысли. Для человека бытие означает развитие. Человеческая жизнь постоянно раскрывается, обнаруживая время от времени новые цвета и рисунки. Именно этот процесс рождения и откровения должны фиксировать писатели, но для этого они должны изучать и понимать. Чтобы понимать, им нужно сохранять постоянную бдительность, изо дня в день наблюдая за непрерывным процессом раскрытия, демонстрирующим новые разнообразные цвета, линии и рисунки. Этому нет конца. Человеческая мысль и опыт не означают ничего иного, как развитие. Земля и небеса, смертные и бессмертные, вещество и сознание – все это исчезнет, как только остановится развитие и будет достигнута вершина совершенства. Затем и только затем все сущее – Бог, материя, время и пространство – канут в пустоту. В настоящий момент долгом и привилегий историка-писателя является честное и ежедневное фиксирование этого удивительного человеческого опыта. Здесь лежит камень преткновения на пути многих южноафриканских авторов исторических сочинений. Вместо того, чтобы воспринимать человеческую жизнь как единый процесс, они придерживаются мнения, что отсталые и развитые расы формируют два параллельных потока, которые никогда не пересекутся. Они утверждают, что создание истории отсталых народов – чрезвычайно простая работа. История, говорит Крамп[254], подразделяется на несколько разделов: «Политическая история – история государств, людей как производящих и потребляющих животных, их успехов и неудач в обеих этих ипостасях; история права – история законов, согласно которым живут люди; история управления – история того, как государства и сами люди управляют своими делами; и история цивилизации, которая исследует, какое влияние на человеческие существа оказывают искусство, литература, философия, религия и этика». Существующая трактовка истории банту наименее сбалансирована. Она не является подробной. Она односторонняя. Она не охватывает указанные выше области. Конечно, есть два-три известных исключения. Авторы забывают, что нет ничего в жизни – будь это лишь не имеющие запаха морские водоросли или крошечные создания, живущие в земле, – что не заслуживало бы подробного добросовестного исследования. Среди нас есть много тех, кто претендует на звание эксперта в туземном праве, психологии, культуре и т. д. Тогда в чем же заключается причина подобной путаницы? Возможно, цитируя Бани, дело в том, «что современные историки, воспитанные на примере германской иерархии [научного знания], воспринимают историю как “точную науку”, поэтому столь велико их пренебрежение тем, что в конце концов является главным ремеслом историка – искусством повествования»[255].