Франкенштейн. Запретные знания эпохи готического романа - Джоэл Леви Страница 29

1818 году английский акушер Джеймс Бланделл впервые произвел успешное переливание крови при лечении послеродового кровотечения, использовав в качестве донора мужа пациентки. Бланделл получил четыре унции (~110 мл) крови из руки мужа и с помощью шприца влил ее его жене. В дальнейшем он использовал эту технику несколько раз, и примерно в половине случаев все проходило успешно (сейчас известно, что группы крови должны соответствовать, иначе перелитая кровь будет отвергнута иммунной системой реципиента, что повлечет за собой потенциально опасные результаты).

Способы подтверждения клинической смерти были главным вопросом анатомов Королевского хирургического колледжа, где ходили истории о том, как некоторые «тела» повешенных на самом деле оживали на секционном столе Колледжа. Соответственно, тела убийц стали использоваться для экспериментов по подтверждению смерти, которые подчас сворачивали на такую мрачную и жуткую территорию, что это тревожило даже собственного профессионального анатома колледжа. Хранитель Хантеровского анатомического музея Уильям Клифт, чья задача состояла в выполнении вскрытий, вел подробные записи о своей работе. Отчет об экспериментах, производимых над телом Мартина Хогана в 1814 году, написанный его рукой, говорит о чрезвычайном стрессе и дискомфорте: повсюду вычеркнутые слова и дрожащий почерк: «…игла была немедленно введена немедленно в оболочки каждого глаза и каждого? С целью стимулирования до радужки – но видимого эффекта не наблюдалось». Это напоминает о рассказе Виктора Франкенштейна о его омерзительном занятии: «…и я часто содрогался от отвращения».

ОСЛЫ УОТЕРТОНА

Публику Георгианской эпохи баловали незаурядными демонстрациями потенциальных возможностей науки контролировать и побеждать смерть. В жутких экспериментах Альдини и Юра (см. страницы 54–59) применялось электричество, тогда как английский натуралист и исследователь Чарльз Уотертон использовал парализующее вещество, привезенное им с берегов Амазонки. В 1814 году Уотертон вернулся в Англию с образцами кураре – яда, изготовленного из коры дерева, который аборигены Южной Америки использовали для отравления стрел или копий. Кураре (от слова uirary, которое на языке индейцев означает «убийца птиц») является паралитическим средством, останавливающим дыхание животных, вследствие чего они погибают. В 1811 году английский врач Бенджамин Броди сообщил в Королевском обществе о том, что искусственная вентиляция легких кроликов и котов, отравленных кураре (который он называл «вурара»), поддерживает функцию сердца и позволяет им дожить до момента выведении яда из организма. Вероятно, Уотертон услышал об эксперименте Броди и зашел еще дальше, приобретя колчан стрел, смазанных кураре высочайшего качества (хотя он транслитерировал первоначальный термин как «вурали»), в дебрях Амазонки, на юге Гвианы у границы с Бразилией.

По возвращении в Англию Уотертон был приглашен в Королевский ветеринарный колледж для проведения экспериментов на ослах. Одному ослу ввели яд, и он умер спустя двенадцать минут. Второму яд ввели ниже места наложения жгута, и он умер только после его снятия, когда яд смог проникнуть в кровообращение. Затем третьего осла укололи в плечо. Уотертон описывает случившееся далее так:

«Ослица получила укол вурали в плечо, и через десять минут с ней случилась клиническая смерть. В трахее был сделан надрез, через который в легкие регулярно подавался воздух в течение двух часов с помощью пары сильфонов. Животное вернулось к жизни.

Ослица подняла голову и огляделась; но подача воздуха прервалась, и снова произошла клиническая смерть. Искусственное дыхание было немедленно возобновлено и продолжалось без перерывов еще два часа. Это спасло животное от окончательной смерти: она поднялась и пошла; по ней не было заметно ни возбуждения, ни боли».

В итоге ослица восстановила силы; ее назвали Вурали и отправили «мирно доживать свой век на великолепнейших пастбищах».

Глава 6

На край света. Полярные исследования и ледяные просторы

Наука в эпоху романтизма была отмечена покушением на границы географических знаний, так как отважные исследователи значительно расширили горизонты человеческого воображения и литературного мира. Какой вклад внесли их честолюбивые замыслы и хитроумные планы, а также конкретные научные полярные исследования в суровое изображение бескрайних ледяных просторов на страницах романа?

В поисках северо-западного прохода

Читатели, случайно познакомившиеся с сюжетом «Франкенштейна», зачастую с удивлением узнают, что книга начинается и заканчивается на ледяных просторах Арктики. По ходу сюжета, весьма характерного для художественной литературы того периода, исследователь Арктики Роберт Уолтон пишет письма своей сестре. В первых абзацах подробно говорится о его замыслах и растущем волнении при подготовке к исследованиям Северного полюса в Санкт-Петербурге, за которыми вскоре последовало его прибытие к скованному льдами морю. Попав на борт судна, Уолтон и экипаж сперва замирают, увидев, как мимо них мчится в собачьей упряжке некое огромное человекоподобное существо, а затем с изумлением обнаруживают обессиленного Виктора Франкенштейна, преследующего свое создание. Именно с Уолтоном связана трагическая история Франкенштейна, и именно он завершает историю, подробно описывая смерть Виктора и последний визит монстра к своему создателю.

Суровый унылый пейзаж покрытого льдами севера отражает психологические и духовные терзания главного героя; это классический прием романтического произведения. Но кроме этого роман невероятно точно – и даже немного предвосхищая события – описывает деятельность и последние открытия во время полярных экспедиций. Каковы были предпосылки этой части повествования? Что повлияло на фантазию Мэри Шелли и как вымышленная экспедиция была связана с реальностью?

Отсюда лед, оттуда лед

Покрытые льдами земли обладали особой привлекательностью для воображения писателей эпохи романтизма. Шелли и Байрон – как ранее Кольридж и Вордсворт – испытывали благоговение перед величественными альпийскими пейзажами и ледниками. Но также их потрясала суровая пустошь ледяных просторов – по крайней мере, Мэри Шелли. Особым очарованием обладали самые северные территории, расположенные ближе к полюсу, которые в начале XIX века еще не были открыты.

Еще с подросткового возраста Мэри была очарована рассказами об арктических исследованиях, которые, по ее словам, она «читала с энтузиазмом». Возможно, сам Кольридж вдохновил ее воображение; еще ребенком она по вечерам незаметно прокрадывалась на первый этаж, чтобы послушать, как он декламирует свою поэму «Сказание о старом мореходе», в которой заглавный герой рисует выразительную картину северных морей:

Отсюда лед, оттуда лед,

Вверху и в глубине,

Трещит, ломается, гремит,

Как звуки в тяжком сне.[13]

Однако «полярная» часть повествования о Франкенштейне была включена в роман сравнительно поздно; ее добавление отражало события того времени, с которыми Мэри была почти наверняка знакома.

Изображение судна, плывущего в полярных водах, выполненное в начале XIX века. Готические