Филип Роджерс - Первый англичанин в Японии. История Уильяма Адамса Страница 3

Тем не менее подозрения Хидэёси относительно истинных намерений миссионеров продолжали расти. Они получили подтверждение в ходе взаимных разоблачений португальских иезуитов и испанских францисканцев и доминиканцев, которые выливали друг на друга ушаты грязи, пытаясь восстановить Хидэёси против своих соперников. Стало очевидно, что пропаганда католицизма чревата опасностью подчинения Японии иностранному влиянию и в конечном счете утратой ею своей национальной независимости. Это побудило Хидэёси издать в 1597 году указ, решительно запрещавший христианство. Феодальным князьям под страхом смертной казни было запрещено принимать новую веру. Всем иезуитам предписывалось немедленно покинуть страну. Десятки христианских проповедников — японцев и иностранцев — были казнены, многие церкви разрушены.

Смерть Хидэёси в 1598 году вновь вызвала усиление политической неустойчивости в стране, что, в свою очередь, привело к ослаблению гонений на христиан. Этим воспользовались миссионеры, активизировавшие проповедь католицизма, результаты чего не замедлили сказаться: согласно некоторым источникам, число обращенных в христианство японцев в начале XVII века возросло до 750 тысяч. По более осторожным оценкам, численность христиан не превышала 300 тысяч, но для Японии той эпохи это была весьма солидная цифра, соответствовавшая примерно 2 % населения страны[2]. Обращенные в новую веру появились в самых различных частях Японии, вплоть до острова Хоккайдо, который в то время был лишь частично колонизирован японцами[3].

В первые годы после своего прихода к власти Токугава Иэясу достаточно терпимо относился к христианам, не принимал решительных мер против проникновения европейцев в Японию. Это объяснялось большим интересом, который он проявлял в то время к развитию внешних связей Японии, выгодной торговле с соседними странами, поискам путей в более отдаленные края. Начало XVII века — период наивысшего подъема японского мореплавания перед тем, как Япония на два с лишним столетия изолировала себя от внешнего мира. В эти годы японские корабли совершали плавания не только в страны Восточной и Юго-Восточной Азии. Дважды — в 1610 и 1613 годах — они пересекали Тихий океан, доставляя посольства сёгуна в Новую Испанию, как тогда называлась Мексика. Иэясу прекрасно понимал, что дальнейшее развитие японского мореплавания невозможно без освоения практических знаний других народов, в частности, их опыта сооружения крупных кораблей, которые японцы строить еще не умели. Вот почему Адамс, бывший не только опытным штурманом, но и корабельных дел мастером, встретил столь благожелательный прием при дворе правителя.

Однако такое отношение к английскому моряку объяснялось не только стремлением Иэясу использовать его знания и опыт. Предоставим слово испанскому автору Диего Пачеко, который, на наш взгляд, довольно точно и в то же время образно определил место и роль Адамса во взаимоотношениях Японии с европейскими державами в начале XVII века. — «Уильям Адамс, английский штурман голландского корабля «Лифде», был маленькой фигурой, отбрасывавшей длинную тень, ибо его прибытие (в Японию) в 1600 году ознаменовало начало вмешательства англичан и голландцев, злейших соперников Испании и Португалии. Прибытие поврежденного «Лифде» в Бунго было случайным, но своевременным, поскольку совпало с возникновением голландской торговой империи в Ост-Индии. Адамс мог также сооружать океанские суда; это искусство в дополнение к национальности сделало его весьма полезным в планах Иэясу… С этого времени англичанин много трудился на ниве кораблестроения и в то же время делал все, чтобы подогревать подозрения Иэясу в отношении миссионеров»[4].

В самом деле, трудно вообразить более подходящий момент для появления на японской сцене человека, представлявшего одновременно две нации, только что выдвинувшиеся в число экономически наиболее сильных держав Европы и энергично прокладывающие себе путь на Восток, преодолевая сопротивление португальцев и испанцев, чем время появления там Адамса. В 1600 году создается английская Ост-Индская компания, два года спустя — голландская. Эти колониальные компании получают от своих правительств монопольное право торговли на Востоке, право неограниченной эксплуатации захваченных земель. Голландцы утверждаются на островах Индонезии и на Цейлоне (Шри Ланка), англичане — на побережье Индии.

Поиски новых источников обогащения толкают голландских и английских купцов все дальше на Восток — к берегам Японии и Китая. В то же время Иэясу предпринимает усилия для расширения внешней торговли Японии, поощряет строительство торгового флота. Сначала он пытался для выполнения этих задач воспользоваться услугами испанцев. Он вступил в контакт с испанскими властями на Филиппинах, предлагая открыть для торговли с Испанией порты Восточной Японии, просил прислать мастеров-судостроителей. Он даже дал понять испанцам, что не будет проводить в жизнь указ своего предшественника о запрещении христианства и действительно закрыл глаза на оживление деятельности католических миссионеров, особенно испанских. Однако довольно скоро Иэясу убедился в том, что испанцы, используя его расположение в интересах укрепления своих позиций в Японии, не проявляют энтузиазма в отношении развития с ней торговли и помощи в создании торгового флота. Его подозрения относительно подлинных намерений испанцев и все еще остающихся в Японии португальских миссионеров усиливаются. И вот тут-то появляется Адамс.

Далеко не лестные отзывы Адамса об испанцах и португальцах в беседах с Иэясу падали на благодатную почву. В то же время из рассказов Адамса Иэясу получил представление об изменениях в расстановке сил в Европе, которая начинала складываться не в пользу Испании и Португалии, о возможностях торговли с Голландией и Англией. Его не могла не привлечь перспектива завязать деловые отношения с этими странами, не отягощая себя необходимостью терпеть взамен присутствие католических миссионеров. В лице голландцев и англичан Иэясу увидел серьезный противовес их влиянию.

Из книги Роджерса читатель почерпнет сведения о соперничестве между европейскими державами в Японии в конце XVI — начале XVII века. Справедливости ради следует, однако, отметить, что автор далеко не всегда объективен в оценках. Подобно главному герою своего повествования протестанту Адамсу, который, мягко говоря, не испытывал теплых чувств к католикам — испанцам и португальцам, Роджерс склонен изображать последних в худшем свете, обеляя подчас голландцев и англичан. С такой трактовкой вряд ли можно согласиться. И тех и других гнала к далеким берегам Японии жажда наживы, и те и другие не гнушались любыми средствами для достижения своих целей. Да и сам Роджерс, по существу, признает это, рассказывая о частых столкновениях между голландцами и англичанами, принимавшими подчас довольно острый характер.

В то же время тенденциозный подход Роджерса мешает ему правильно оценить значение первых контактов японцев с португальцами и испанцами. Разумеется, в Японию попадали далеко не лучшие представители этих наций. Алчные торговцы, грубые моряки, а чаще всего миссионеры — иезуиты, францисканцы, доминиканцы, августинцы — вот кто в ту эпоху олицетворял в глазах жителей Японских островов Португалию и Испанию. Поэтому трудно было ожидать от этих первых контактов серьезного культурного воздействия Запада на Японию. Да и сами японцы не были еще готовы к глубокому восприятию европейской культуры. Как мы уже отмечали, их интерес к заморским пришельцам ограничивался преимущественно узкими прагматически-утилитарными рамками, Неудивительно, что первоначально в их представлениях европейцы ассоциировались главным образом с торговлей огнестрельным оружием, а первое, что японцы переняли у португальцев, было изготовление некоторых видов этого оружия.

Однако задачи проповеди «истинной веры» диктовали также необходимость ознакомления хотя бы ограниченного числа представителей японского общества с элементами культуры Запада, Поэтому миссионеры создавали типографии, где помимо религиозных текстов печатались отдельные образцы светской литературы (например, басни Эзопа) в переводе на японский язык, заводили художественные мастерские, в которых обучали японцев копировать изготовленные в Европе иконы, одновременно прививая им навыки живописи масляными красками, в то время совершенно неизвестной в Японии.

Уже первые контакты с «южными варварами», как называли тогда в Японии всех европейцев, будили интерес японцев к внешнему миру стимулировали дальние плавания японских моряков и торговцев, у португальцев, хотя и в ограниченных масштабах, заимствовался опыт кораблестроения. Контакты с ними способствовали и росту географических знаний японцев. Талантливый португальский ученый Морейра, побывавший в Японии в 1590–1592 годах, впервые составил точную карту этой страны и района Северо-Восточной Азии.