Вячеслав Оргиш - Древняя Русь: Образование Киевского государства и введение христианства Страница 3

За отправную теоретическую точку своих построений славянофилы взяли установку на резкое разграничение логического рассудка как способности ума к формальному (внешнему) познанию мира и разума как духовной способности человека к целокупному, глубинному постижению сути вещей. Отсюда теоретики школы выводили свой тезис о двух направлениях просвещения, двух образованностях. Одну образованность, базирующуюся на разумной способности ума, они связывали с выходящим за рамки опыта мистическим разумением, или «живым» знанием божественной абсолютной сущности мира, другую, основанную на рассудке, считали малопродуктивным «самомышлением», ведущим лишь к формальнологической обработке понятий. Утверждение о превосходстве разумной образованности над рассудочной славянофилы стремились опереть на мысль о том, что дискурсивное познание вещей не открывает нам полной истины. Безусловное постигается только высшим синтезом, покидающим твердую почву логической односторонности, не способной вести дальше рационализма, и материализма, «самовластия личности», т. е. некоторого, безрелигиозного мировосприятия. Подлинная гносеология, по убеждению славянофилов, ищущая полной истины, нуждается в цельном разуме. Чтобы добиться такой цельности, надо постигнуть мысль чувством и согласовать ее с верой. Вера есть высший, находящийся в глубинах человеческой души синтез, некая высшая точка, которая образует живое общее соединение всех отдельных сил разума, зажигает «внутреннее сознание» человека.

Естественно, при такой мистической теории познания характер и ценность просвещения или образования, как отдельного человека, так и целого народа обнаруживали зависимость от характера господствующей веры. Историческая судьба того или иного народа, ее отличие от судеб других, народов объяснялись разницей в вере. Отвергая рассудочность, «самомышление», поднимая на щит хранимое в предании божественное откровение, славянофилы и изобрели свой «богословско-философский способ мышления», пользуясь которым они надеялись подчинить научное мышление верующему разуму, а затем добраться до постижения безусловной истины.

Соответственно «открытым» противоположным типам мышления (познания) славянофилы «установили» противоположность европейского Запада и славянского Востока» т. е. двух типов культур (просвещения). К первому они отнесли романо-германский мир с его католико-протестантской ориентацией, ко второму – славяноправославный мир «единоверной Руси». В их изображении оба мира предстали разделенными пропастью полярных начал в духовной и общественной сфере. Европейскую форму образованности славянофилы зачислили в разряд сугубо рациональных, ведущих к раздвоению, тогда как просвещение древних славян они отождествили с разумностью и цельностью. Вслед за этим они сделали вывод о превосходстве основ русской национальной культуры над «гниющей» культурой Запада.

Радикальное различие двух культур, согласно славянофильской модели, обусловлено разностью условий принятия, христианства Западом и Древней Русью. Иначе говоря, основу непримиримой полярности Запада и Востока образуют не племенные, а вероисповедные различия. На Запад христианство пришло замутненным. Варвары, погубившие Римскую империю, существенно вульгаризировали молодую религию. Это обстоятельство, в конечном счете, и привело к тому, что западный человек пошел по пути рассудка, голой логики и грубого материализма, приведшему его к деформации нравственной природы. Запад стал искать внешних, формальных авторитетов и незаметно для себя оказался в ситуации раздвоения просвещения, разграничения жизни на внутреннюю и внешнюю.

Католицизм – оплот западного сознания, в своей деградации дошел до церковного восстания – реформации, претворившейся в протестантизме, который объявил основанием веры эгоцентрические убеждения личности. Плюрализм в области веры повел к разброду и шатаниям, религиозному изобретательству, а, в конечном счете, к разложению религии и неверию. В лице Канта и Гегеля Западная Европа достигла своего тупика, их «рассудочная» философия напрочь отказалась от цельного умственного самосознания. Отделив внутреннее убеждение человека от нравственных и эстетических значений, она погрузила его в дебри отвлеченного, ни к чему не обязывающего спекулятивного мышления (И. В. Киреевский). И только в лице позднего Шеллинга «испорченный» Запад спохватился и стал искать путей к откровению, к целостному постижению истины, к внутренней гармонии сознания, т. е. по сути дела обратился к новому духовному началу. Однако такое начало можно найти только у народа, который сохранил чистоту христианства и предания. По мнению славянофилов, такой народ есть лишь на Востоке в славянских землях, возглавляемых православной «святой Русью».

Западники, отвергавшие религиозный романтизм, говорили, что нельзя смотреть на европейское как на чужое и враждебное, страшиться в общечеловеческом утратить русское, но следует уважать и ценить скорбный опыт развития Европы, стремиться к тому, чтобы постичь развитие человечества в его единстве, которое дает право на усвоение результатов, добытых трудом и кровью Запада (А. И. Герцен). Славянофилы пытались доказать обратное. Западная цивилизация, твердили они, насквозь прогнившая, основанная на односторонности индивидуального (германского) начала, стимулирующая одни эгоистические побуждения личности, поддерживающая идею примата частного над общественным целым, не в состоянии дать что-либо позитивное. Вот почему русская история вследствие реформ Петра, «прорубивших окно» в Европу, оказалась испорченной. Германское понятие личности стало в непримиримое противоречие с идеей человека как существа, несущего в себе свободу и единство с целым.

На всем протяжении своей истории романо-германский мир вынужден находиться в состоянии раздвоенности. Коллизия двойственности возникла уже в начале западного мира, когда Римская империя была завоевана германскими варварами. Первое внешнее насилие дало толчок развитию его последующих форм в рамках западноевропейской государственности. Разделение, сословная разграниченность, отношения господ и рабов, буржуа и пролетариев, раскол в церкви и т. п.- все это с тех пор стало неизменным спутником западной жизни и определило ее дух, характеризующийся отсутствием внутренней сдерживающей нравственной силы и всеобщим состоянием войны всех против всех. Все, чего в таких условиях смогла добиться западная государственность, – это прийти к общественному договору, т. е. к формально-юридическому принудительному регламентированию общественного быта.

Приговор славянофилов, который они делали явно в пику западникам, гласил: учиться у Запада кое-чему можно, но ни в коем случае нельзя ему подражать, а тем более веровать в него. Западная культура в своих основаниях лишена общечеловеческих начал, России незачем стремиться к Западу, последний же во имя собственного спасения должен принять ее начала.

Славянофильство весь позитивный пафос своей «славянохристианской» философии (термин И. В. Киреевского) сосредоточило на особенностях восточного мира. Один из основополагающих славянофильских тезисов гласил: получив христианскую религию во всей полноте и чистоте, Русь сформировалась под ее определяющим воздействием, тогда как европейские государства возникли в результате завоеваний, а христианство приняли позднее в латинской оболочке.

Таким образом, в отличие от европейских земель Русь – продукт самого христианства, пришедшего на ее земли из Византии без всякого насилия, укоренившегося в них единственно усилиями проповедовавших христианскую веру миссионеров. Древняя Русь оказалась благодатной и нетронутой почвой, попав в которую предание отцов восточной церкви дало истинные всходы, ибо древнерусские земли к моменту принятия христианской религии совершенно не знали античности. Христианская вера православного толка была первой образовывавшей восточных славян силой, что, по мнению славянофилов, обусловило становление славянского быта из чистого христианства и дало русскому просвещению направление «истинно христианской веры».

В представлении славянофилов «истинное» христианство оказалось слитым с православием. Отсюда они делали вывод о том, что чем больше будет православия в русском государстве, тем здоровее будет народ. Русская народность, по их мнению, немыслима без православия, которое своей цельностью и чистотой задает единство и нравственное здоровье сознанию и быту русского народа. Столь неумеренное превознесение культурно-исторической роли православия стало предметом справедливой критики со стороны западников, считавших, что славянофильское учение налагает на мысль новую цепь, влечет новое подчинение совести византийской церкви (А. И. Герцен).