Франко Кардини - Европа и ислам  История непонимания Страница 3

Конечно, не стоит удивляться тому, как обстояли дела на отсталом европейском Западе, коль скоро даже более осведомленные византийцы довольно поздно поняли, что мусульман не стоит считать barbaroi (варварами), как всех остальных, и не сразу осознали, насколько важным явилось возникновение новой религии — ислама.

В раннем средневековье обитатели Западной Европы узнали от византийцев загадочное слово «саррацины», которое позже было исправлено и облагорожено, приняв форму «сарацины», и с помощью «легкого прочтения», lectio facilior — приема, дающего весьма сомнительные результаты, — истолковано как «сыны Сарры». Слово это употреблялось не совсем правильно, поскольку первоначально обозначало народ, происходивший из «счастливой Аравии» и связанный родством с племенем, возникшим, согласно Книге Бытия, от союза Авраама не с законной супругой Саррой, а со служанкой, египтянкой Агарью. Таким образом, если племена пустыни, согласно устоявшейся традиции, были потомками патриарха и служанки, то есть единокровными братьями народа Израиля через их сына Измаила (откуда происходит название «исмаилиты»), то более подходящим термином (который в самом деле авторитетно и законно засвидетельствован) было бы скорее слово «агаряне». Связывание «сарацинов» с «Саррой» — это, возможно, более позднее и ложное этимологическое толкование, основанное на неправильном понимании слова, заимствованного из арабского или сирийского языка. Его пытались сопоставлять с различными арабскими словами. Маловероятно, что оно происходит от шарк («Восток»), так как первая мусульманская волна, захлестнувшая Сирию, шла скорее с юга — если, конечно, название «сарацины» не возникло в Египте; в то же время вполне правдоподобной выглядит его связь со словом шарук, «ветер пустыни» (не путать с шаракаййа, «сирокко»). У других это слово ассоциировалось с ордами разбойников из пустыни и их обычаем собираться для набегов в большие группы: соответственно, «сарацины» выводится из шарк («объединившиеся люди») или из шарика («общество», «компания»). Кроме того, существует предположение, что сарацин называли так оседлые племена, страдавшие от их набегов, и слово это происходит от сарк («грабеж», «кража») и сарака («грабить»); отсюда родственные понятия сарик («грабитель») и саррак («вор», «мошенник»).

И вот те, кого древние тексты называют «исмаилитами», «агарянами» или «сарацинами», вскоре становятся объектом первостепенного внимания европейских хронистов. Нам очень мало известно об обвинениях в поисках контактов с сарацинами, предъявленных Папе Мартину I (649–653), который нуждался в союзниках для борьбы с императором Константом II, сторонником монофелитства[4]: в любом случае, речь шла о первых попытках мусульман начать экспансию в Средиземноморье, попытках, которые в те годы весьма беспокоили Византию. Несомненно одно: в конце VII — начале VIII веков общество, унаследовавшее традиции Западной Римской империи, сформировавшееся в конце IV века под влиянием кодекса Феодосия и включившее в себя «варварские» элементы, из которых развились монархии, — то есть «западноевропейское», как на то время мы уже можем его называть, — не располагало никакими средствами для отпора сарацинскому нашествию, которое через несколько десятилетий обрушилось на европейские берега.

Между тем завоевание мусульманами Средиземноморья уже началось. После того как Сирия и Палестина в 633–640 годах, а Египет — в 639–646 годах, были захвачены арабами, сирийские и египетские моряки либо приняли новую веру, либо так или иначе перешли на службу к последователям Пророка. Причем делали они это добровольно, будучи в большинстве своем христианами-монофизитами и, следовательно, подвергаясь дискриминации со стороны византийских властей. В 649 году претендовавший на титул халифа наместник Сирии Му'авийа ибн Абу Суфйан, двоюродный брат халифа Усмана и будущий основатель халифской династии Омейядов, напал на Кипр. Уже в 652 году произошло несколько набегов на Сицилию, принадлежавшую тогда Византии; три года спустя крупное морское сражение при Финиксе, у берегов Ликии, обозначило кризис византийского морского господства. В нем потерпел поражение сам император Констант II— а ведь он командовал флотом из 500 кораблей.

Народы отсталой на то время Западной Европы, по большей части все еще средиземноморской (ее граница шла по Рейну, а затем по верхнему течению Дуная), обо всех этих событиях ничего не знали и, в любом случае, не сумели бы в них разобраться. Однако скудость информации объясняется не столько неосведомленностью западных летописцев об исламе — которая, несомненно, тоже имела место, — сколько отсутствием интереса с их стороны. Правда, франкский летописец, известный под именем Фредегар, примерно в 658 году говорил об астрологических пророчествах, которые распространялись в Византии при императоре Ираклии: согласно этим предсказаниям, византийское государство будет побеждено и завоевано неким племенем обрезанных. Хронист демонстрировал также знание многих подробностей, относящихся к первой волне исламской экспансии в Малой Азии. Все в том же Франкском королевстве монах Петр (возможно, сириец) в начале VIII века перевел с греческого на латинский некий документ, сирийский оригинал которого происходил из северной Месопотамии. Речь идет об «Откровениях» («Revelationes») так называемого псевдо-Мефодия, неоднократно затем использовавшихся для эсхатологических проповедей с политической подоплекой. Согласно этому тексту, исмаилиты, происходящие из пустыни Ethribum (Йасриб, то есть избранный город Пророка — Медина) завоюют Восток, нападут на Сицилию и затем дойдут до самого Рима; их деяния потрясут леса, горы и города. Этот натиск исмаилитов будет непосредственно предшествовать приходу Антихриста, однако некий христианский император в конце концов одержит верх над силами Врага рода человеческого. В общем, определенные сведения уже имелись, но регистрировались они довольно небрежно.

Мусульманское завоевание Пиренейского полуострова и Септимании (Лангедока) в 710-х годах несколько изменило положение вещей. В вестготской Испании, сотрясаемой последствиями арианского раскола и раздорами среди местной аристократии, уже нарастало беспокойство: туда дошли первые известия о продвижении арабов вдоль побережья северной Африки. На Толедском соборе 694 года король Эгика произнес речь, полную тревоги. Распространялся слух о том, что евреи, доведенные до отчаяния притеснениями, охотно оказывали помощь новым варварам, шедшим с Востока. Тем временем бушевала гражданская война между претендентами на толедский престол. Похоже, что один из них, желая любой ценой взойти на трон, обратился за помощью к mauri — арабам-завоевателям, а также к арабизированным и исламизированным берберам: к тем, которые отныне навсегда станут los moros, маврами, соседями испанцев-христиан, их свирепыми и завораживающими воображение врагами. С другой стороны, существует предположение, что в Испании и в Септимании, как прежде на многих византийских землях, завоеванных мусульманами, пришельцы были встречены населением отнюдь не враждебно, а ярмо новой власти, намного менее обременительное, местные жители охотно предпочли господству деспотических христианских властителей.

Старая провинция Римской империи Африка, которую арабы называли Ифрикией (в нее входили современные Триполитания, Тунис и Алжир), была захвачена мусульманами в 647 году, но лишь спустя пятнадцать лет сопротивление византийского и в особенности берберского населения стало понемногу ослабевать. На завоеванных территориях арабы выделяли три этносоциальных группы. Первая — рум: это слово обозначало главным образом византийцев, то есть подданных Римской империи (от греческого Romaioi), но на африканском побережье к западу от залива Сирт так называли и тех, для кого родным или общеупотребительным языком был латинский. Вторую группу составляли африки´ — коренные жители, уже принявшие христианство. И, наконец, третью — берберы (от латинского «barbarus», варвары), оставшиеся за пределами римской цивилизации, небольшая часть которых относительно недавно стала христианами. Берберы позже все-таки приняли ислам, но так и не были ассимилированы арабами. Как и арабы, они изначально не были мореплавателями, однако помощь сирийских и египетских моряков позволила им вскоре обратить взгляд на Средиземное море. Уже в 665 году мусульмане использовали морскую базу Джалула, отвоеванную у византийцев; в 670 году был основан город Кайруан (на территории современного Туниса), получивший свое название от арабского слова со значением «военный лагерь»; примерно в 700 году был построен хороший порт в городе Тунис, куда перебрались вместе с семьями сотни египтян, сведущих в кораблестроении. А приблизительно пятью годами позже вся северная Африка, включая арабский «дальний Запад» (ал-Магриб ал-Акса), — то есть Марокко — уже была в руках завоевателей; одновременно начался трудный и долгий процесс исламизации и арабизации берберов. В конце июля 711 года большой мусульманский флот под командованием бербера Тарика бин-Зийада захватил бухту Альхесирас на Пиренейском полуострове, на которую еще годом ранее был совершен набег. Арабско-берберские силы насчитывали около 10 000 человек. Разгромив войска готского короля Родериха, захватчики немедленно двинулись к Севилье, затем заняли Кордову и в 713 году — Толедо. Год спустя был завоеван Арагон; примерно к 720 году мусульмане захватили также Каталонию и Септиманию, то есть все территории к югу и к северу от Пиренеев, ранее принадлежавшие вестготам. Захват земель, которые африканские, а вслед за ними и остальные арабы называли ал-Андалус («Земля вандалов»), был столь стремительным, что это пытались объяснить пособничеством евреев, еретиков и врагов Родериха из числа готов.