Юрий Рястас - Это вам, романтики ! Страница 3

ЭКИПАЖ

Обнаружив себя в списках зачисленных в училище, следовало зайти в парикмахерскую и временно лишиться буйной шевелюры. Когда семеро наших ребят пришли стричься, работа спорилась в руках мастериц: скоро наши голые черепа отдавали синевой цыплят, совершивших пеший переход от Владивостока до Таллинна. После нас на стул сел гражданский парень, и парикмахерша по инерции прошлась по его шевелюре, как комбайн по колхозному полю. Увидя на голове сверкающий след, парень, как написал один автор, закричал "нечеловеческим голосом".

Оставив в парикмахерской волосы, я переступил порог экипажа, который теперь стал моим родным домом. Получил у коменданта Коневицкого комплект постельного белья и два полотенца. В нашем распоряжении -- жилое помещение, кубрик, хозпомещение и туалет. Здесь все называется на морской лад: общежитие -- экипаж, туалет -- гальюн, лестница -- трап, хозпомещение -баталерка, половая щетка -- швабра, скамейка -- банка, рабочая одежда -роба, рабочие ботинки -- говнодавы, сокращенно -- "гады".

Наш кубрик выходил окнами на улицу Сяде. Напротив, через узкую улицу, -- окна швейного ателье "Лембиту". У входа в кубрик, справа от двери стояла видавшая виды казенного коричневого цвета тумбочка, рядом -- такого же цвета табуретка. Это рабочее место дневального по роте. Слева от двери -- красная авральная лампочка, которая начинала мигать при объявлении тревоги, над дверью -- синяя лампочка ночного света, включаемая после отбоя. В кубрике вдоль стен выстроились наши "четвероногие друзья" -- металлические кровати. На спинке каждой прицеплена бирка с наклеенной бумажкой, на ней указаны номер роты и фамилия курсанта.

В баталерке с двух сторон стеллажи, где у каждого своя ячейка, стол для глаженья формы, утюг. Тут же двухпудовая гиря, ее тягали перед сном. В баталерке же в напряженную экзаменационную пору сидели над конспектами и клевали носом коряги-мореходы.

Гальюн выходил окном во двор, через это открытое окно возвращались ночью самовольщики. Справа у входа в это важное заведение -- "толчок", слева -- писсуары для сдачи "отстоя". В гальюне всегда идеальная чистота.

Основная тяжесть текущих приборок ложилась на дневального по роте. Добросовестность и тщательность работы проверялась дежурным офицером древним драконовским способом: офицер доставал носовой платок и проводил по нижней раме койки или за батареей отопления. В случае обнаружения пыли "фитиль" был обеспечен: за плохую приборку командир роты мог отвалить пять нарядов вне очереди, а старшина изыскивал возможность подогнать выполнение нарядов в день увольнения, когда все порядочные люди позволяли себе расслабиться в обществе прекрасных представительниц лучшей половины человечества. Надежным и верным партнером уборщика гальюна была безотказная подружка-швабра.

В общем, порядок в экипаже поддерживался всегда. И туда никогда не ступала женская нога...

Мы получили робу, "гады", фуражки, которые с легкой руки Игоря Сараева назвали "типа спящего железнодорожника". До нас недавно курсанты носили бескозырки, на ленточках которых красовалась надпись:

TALLINNA MEREKOOL и ТАЛЛИНСКОЕ МОРЕХОДНОЕ УЧИЛИЩЕ

Теперь эта традиция была нарушена. Но многие наши ребята разжились у выпускников бескозырками, имелась она и у меня.

Роба была почти одного размера для всех, что вызвало заметные неудобства: у долговязых штаны доходили до щиколоток, у низкорослых опускались ниже пяток. Переодевшись, многие не узнавали друг друга, а некоторые даже и себя. Подойдешь к зеркалу и опешишь: оттуда на тебя уставится незнакомец с вызывающе торчащими по сторонам ушами и головой, сверкающей, как петушиное колено. Становилось даже жаль себя.

Впрочем, старшина сказал бы: "Солдат должен наводить страх на противника". А тренировки по строевой мудрости проводились у нас поначалу регулярно. Подавалась команда "Отбой!", мы раздевались и ложились, тотчас следовала команда "Подъем!" -- мы поднимались, одевались... ну, и так далее. Движения наши были скованными и заторможенными, поэтому как правило, в норматив времени не укладывались. И следовало все с начала: "Подъем!", "Отбой!", так несколько раз подряд. Ведь еще Суворов говорил: "Тяжело в учении -- легко в бою".

Отходя ко сну, курсант был обязан уложить свою форму в определенном порядке: брюки, форменка, тельник, флотский ремень сворачивался, и все накрывалось фуражкой.

Научились работать иглой и утюгом. Приходилось отмечать каждый предмет формы белыми нитками, а брюки должны были выглажены так, чтобы стрелки начинали резать еще до прикосновения к ним.

Параллельно мы познавали азы и других курсантских наук. Прежде всего курсант обязан знать, сколько категорий состояния имеют курсантские носки. А именно: первая -- когда брошенный носок прилипает к переборке, вторая -когда можно остригать ногти, не снимая носков, третья -- когда можно снять носки, не снимая ботинок. Наконец -- когда вес носков равен весу резинок.

Наиболее опасен в курсантском обиходе носок первой категории, когда можно в ответ схлопотать увесистым "гадом" по оттопыренному уху или по сверкающей голове.

Мы, курсанты первого курса судоводительского отделения, объединены в роту, в роте два взвода -- эстонский и русский, в каждом взводе по два отделения.

Командиром нашей второй роты был капитан-лейтенант В. Колесников. Это атлетического телосложения симпатичный мужчина с незначительным дефектом речи, который позволял ему почти после каждого произнесенного слова добавлять вдогонку принятое на флоте словечко "бенть".

"Каплей" пришел в училище вместе с нами, перед этим служил на плавающем эсминце. У меня нет оснований, чтобы рассказать о нем что-либо плохое. Впрочем, через год он ушел от нас, не успев раскрыть полностью своих командирских и человеческих качеств.

Старшинский состав назначал командир роты. При этом учитывались срок армейской службы и возраст. У нас старшиной роты был Виктор Сорокин. Помню его по экзаменам, на которые он приходил в армейской форме со знаками отличия старшего сержанта. Лично у меня с ним сложились вполне нормальные отношения, но некоторые ребята обвиняли его в солдафонстве.

Я был назначен командиром эстонского взвода, а москвич Анатолий Осипенко определен на русский взвод. Опережая события, поведаю читателю, что мое командирство ничего, кроме неприятностей и головной боли, мне не принесло. Дело в том, что "сопли" -- старшинские нашивки -- кое-кого очень манили, однако мне эту тему поднимать неприятно. Время -- лучший судья, оно расставило все точки над "i", а мне не стыдно посмотреть в глаза своим однокашникам.

Командирами отделений в нашей группе были Ю. Кеввай и Р. Раянг, оба честные и надежные парни. В русской группе на эту должность назначены были Ю. Бартенев и В. Шалунов. В группах в общем были нормальные ребята, но и без дерьма не обошлось.

Душой эстонской группы оказались Ю. Кеввай и Т. Тийвель, которого все называли Сассь. В русской группе хохмачей было много, но особенно выделялись С. Смоляков и И. Сараев. Наиболее спокойными в роте оказались Т. Ниннас, П. Пыдер, В. Салусоо и К. Ымблус.

А вообще наиболее одаренным был Тойво Ниннас, который выгодно отличался от многих серьезностью, вдумчивостью и способностями. Его главная черта -скромность, он никогда не стремился возвысить себя над другими или заставить их поверить в свои исключительные способности. Уехав после окончания училища на Дальний Восток, он начал свое восхождение по служебной лестнице. Со временем Тойво стал крупнейшим специалистом по эксплуатации флота в республике и начальником Эстонского морского пароходства. Без преувеличения могу сказать, что Тойво Ниннас -- яркое явление нашего выпуска.

В группе гласно был избран секретарь комсомольской организации и негласно внедрен агент КГБ. Остается только поражаться, откуда они находили себе в помощники такую мразь.

А жизнь шла. Утром -- подъем, физзарядка, умывание, построение, команда "Становись!" Наш строй на улице Сяде напоминал след колхозного быка, помочившегося на ходу. Но постепенно усилиями старшины В. Сорокина начало что-то получаться, хотя до идеала еще было далеко.

...После команды строй замер, некоторые вообще перестали дышать. "Шагом марш!" -- и строеподобная черная масса качнулась, дернулась вперед и начала движение в училище. Впереди роты с сигнальным красным флажком в руках шел курсант Хасан Камалетдинов, а сзади -- Серега Смоляков. Маршрут движения был определен четко: улицы Вене -- Суур-Карья -- Пярну маантее и -- поворот на бульвар Эстония. "Шкенталь" строя являл собой удручающее зрелище: ребята, путаясь в собственных штанинах, наступали на штаны впереди идущих. Наконец, без особых приключений, наше воинство достигало училищного двора. И раздавалась долгожданная команда "Разойдись!"

НА СЕЛЬХОЗРАБОТАХ

И вот однажды последовала другая команда: " Училище! По большому сбору, поротно -- становись! Смирно, равнение на середину!" Строй замер. Начальник ОРСО подполковник Новицкий доложил: "Товарищ начальник училища, личный состав вверенного вам училища по большому сбору построен!"