Москва и Орда - Антон Анатольевич Горский Страница 3

в 1261 г.){99}. Начало его правления пришлось на время царствования в Орде хана Менгу-Тимура, когда, по выражению Волынской летописи, «бяху вси князи в воли в тотарьскои»{100}. Но после смерти Менгу-Тимура и воцарения в 1281 г. Туда-Менгу{101} произошло обострение ситуации. Старший брат Даниила и младший — великого князя Владимирского и князя Переяславского Дмитрия Александровича — Городецкий князь Андрей Александрович отправился в Орду и привел оттуда войско против Дмитрия. Летописание Северо-Восточной Руси датирует это событие 6789 (1281/82) г., а согласно новгородскому летописанию оно имело место в 6790 г. Целью похода являлся Переяславль. К татарам, возглавляемым Ковадыем и Алчедаем, присоединились князья Федор Ростиславич Ярославский, Михаил Иванович Стародубский и Константин Борисович Ростовский. Были опустошены Муром, окрестности Владимира, Юрьева, Суздаля, Переяславля, Ростова и Твери. Дмитрий Александрович покинул Переяславль, и 19 декабря город был взят. Великий князь отправился в Новгородскую землю, думая укрепиться в Копорье, где двумя годами ранее он построил каменную крепость. Но новгородцы воспрепятствовали Дмитрию, и он был вынужден отказаться от этого замысла{102}. Союзником великого князя выступил Довмонт, князь Псковский, вывезший из Копорья «товар» Дмитрия{103}; поэтому можно полагать, что Дмитрий нашел убежище именно в Пскове{104}. Андрей Александрович, отпустив татар в Орду, приехал в феврале в Новгород, где был посажен на новгородский стол{105}. К нему, таким образом, переходили прерогативы великого князя Владимирского, то есть верховного правителя княжеств Северо-Восточной Руси, чей сюзеренитет признавал Новгород Великий{106}.

Но вскоре Андрей уезжает из Новгорода во Владимир, а оттуда отправляется в свой удельный Городец и затем в Орду; в то же время в Торжок (город, находившийся под совместным управлением Новгорода и великого князя) пытаются войти наместники Дмитрия. Против последнего выступают походом новгородцы в союзе с тверским (им был тогда Святослав Ярославич) и московским князьями. Войска встречаются у Дмитрова, и стороны приходят к мирному соглашению{107}.

Это первое известие о самостоятельных действиях Даниила Александровича{108}. Можно ли считать, что Даниил выступил как союзник Андрея Александровича, наведшего на Северо-Восточную Русь татар? Оснований для этого нет. Московский и тверской князья выступают как особая группировка, отличная от Андрея и его союзников (ими были князья Ярославский, Ростовский и Стародубский). Кроме того, во время татарского похода были разорены окрестности Твери, то есть владения одного из князей данной группировки.

Даниил Александрович примирился с братом Дмитрием, а тем временем Андрей, вынужденный покинуть Владимир, вновь отправился в Орду. Здесь ему была придана новая рать — на сей раз под командованием Туратемира и Алыня{109}. В условиях второго подряд вторжения Дмитрий Александрович принял решение, имевшее долгосрочные последствия: он «съ своею дружиною отъѣха в Орду к царю татарскому Ногою»{110}. Ногай, внук одного из младших братьев Батыя — Бувала, являлся фактически самостоятельным правителем западной части улуса Джучи — от Нижнего Дуная до Днепра (ставка его находилась в районе города Исакчи в низовьях Дуная){111}. Приезд к нему великого князя Владимирского был, по-видимому, первым серьезным контактом с князьями Северной Руси, позволившим Ногаю начать создавать там собственную сферу влияния.

В следующем (6791 — согласно северо-восточному летописанию, 6792 — по НIЛ) году Дмитрий вернулся на Русь. Андрей, несмотря на поддержку его новгородцами, вынужден был уступить великое княжение («съступися брату своему»). Боярин Семен Тонильевич, один из зачинщиков и руководителей обоих татарских походов против Дмитрия, был убит по его приказу в Костроме. В конце года «приде Дмитрии князь с братомъ своимъ Андрѣемъ, ратью к Новугороду и с татары и со всею Низовьскою землею, и много зла учиниша, волости пожгоша… и створиша миръ; и сѣде Дмитрии в Новѣгородѣ на столе своемъ»{112}. Из этого сообщения прямо следует, что Дмитрий вернулся от Ногая с татарским отрядом, присутствие которого и вынудило Андрея отказаться от борьбы с братом и даже демонстрировать показное единство с ним, выступив против сочувствующего Андрею Новгорода. Ногай в то время еще не вступал в конфронтацию с саранскими ханами; можно полагать, что за время длительного пребывания Дмитрия в его улусе Ногаю удалось, используя свое влияние при дворе Туда-Менгу (который вскоре после воцарения отошел от государственных дел{113}), добиться подтверждения ярлыка на великое княжение, полученного Дмитрием прежде от Менгу-Тимура.

Разная датировка событий начала 80-х гг. в северо-восточном и новгородском летописании вызвала разногласия по поводу их хронологии. Н. Г. Бережков исходил из предположения, что Симеоновская летопись датирует эти события по мартовскому стилю, a HIЛ младшего извода — по ультра-мартовскому{114}; в этом случае первый татарский поход следует относить к концу 1281 — началу 1282 г., второй — к 1282 г., а возвращение Дмитрия от Ногая — к 1283 г. Другое мнение высказал В. Л. Янин; в НIЛ обозначение лет от Сотворения Мира на единицу ниже мартовского. Соответственно первый поход Андрея и татар он отнес к концу 1283 — началу 1284 г., а второй — к 1284 г. При этом В. Л. Янин основывался на наблюдениях над текстом Никоновской летописи: в ней статья 6787 г. начинается с сообщения о лунном затмении 24 февраля и указания, что в ту же зиму «бысть знамение в солнце». Сочетание лунного и солнечного затмений могло иметь место только в конце февраля 1281 г.; отсюда вывод, что статья 6787 г. в Никоновской летописи повествует о событиях 1281 г., а последующие статьи, 6788–6790 гг. (которым в НIЛ соответствуют статьи 6789–6791 гг.), — о событиях 1282–1284 гг. (то есть их обозначение в Никоновской летописи двумя единицами ниже мартовского){115}.

В Симеоновской летописи в статье 6787 г. имеются два сообщения о небесных явлениях: «Тое же весны бысть знамение въ лунѣ и въ солнци» и (в конце статьи) «тое же зимы бысть знамение в лунѣ, нощи погибе вся и не бысть ее долго, и явися до зори, и освелонь исполнися»{116}. Симеоновская летопись была непосредственным источником Никоновской{117}. В этой последней приведены оба известия о небесных явлениях, одно — в начале статьи 6787 г., другое — в конце: «Бысть знамение в лунѣ и погибе вся, и не бысть ея долго, и явився до зори и о свѣтѣ не исполнився, месяца февраля въ 24 день. Тое же зимы бысть знамение в солнцѣ… Того же лѣта бысть знамение въ лунѣ въ нощи, и погибе вся, и не бысть ея до зори, и освѣло не исполнися»{118}.

Очевидно, что