Роман Гуль - Азеф Страница 30

Жеребцы были не вороные, как у Плеве, а темно-серые. Невысокие, вершков трех, но ладные, широкогрудые, крепко подпружные, шли маховым низким ходом. Левый "Жар" трехлеткой на московском ипподроме ставил вёрстный рекорд и правому "Вихрю" трудновато было в паре с "Жаром". Рудинкин не пускал их поэтому врезвую. Жеребцы ехали ровным махом ко дворцу генерал-губернатора.

11

Каляев знал уже всё. Ночью: - ацетиленовые фонари. Днем - белые вожжи, желтые спицы, широкий кузов, герб, черная борода Рудинкина. Даже карету княгини не смешал бы с князевой, потому что сытый, словно молоком мытый, Андрей Рудинкин возил только Сергея.

Дора приехала из Нижнего Новгорода, где хранила динамит московской группы. Террористы замыкали жизнь Сергея динамитным кольцом. Его жизнь была уже на исходе.

Написав письмо, Савинков лежал на диване. У дивана стояло кофе. Савинков пил кофе с бенедиктином, думая о смерти Сергея. Потом он оделся, вышел из "Княжьего двора". У гостиницы, закутавшись в отрепья, сидели нищие. Ветхий старик и старуха. Савинков кинул им двугривенный. Распушивая толстый хвост под ударом вожжи, за "Княжий двор" промчал серый лихач толстого господина, с головой закутавшегося в играющую серебром оленью доху.

Ослепительно горели кресты московских церквей. От мороза, молодости, здоровья, снега было радостно идти на Тверскую площадь на явку с Каляевым.

Но больше часа по площади ходил Савинков: - ни Каляева, ни Моисеенко не было. Савинков уже не радовался морозно-голубому дню, несшейся в дне жизни города. Охватило волнение за дело и товарищей. Возвращаясь, возле гостиницы он обернулся на оклик:

- Прикажите подвезти, барин!

Савинков увидал на "Мальчике" едет Моисеенко. Савинков сел. Ни седок, ни извозчик не говорили, едучи в сторону Савеловского вокзала. Только когда "Мальчик" стал уже уставать, в глухом Тихвинском переулке Моисеенко перевел его на шаг и обернулся.

- Читали заявление московского комитета? - взволнованно проговорил он.

- Какого комитета? Почему ни вас, ни "поэта" нет на площади?

Моисеенко сунул Савинкову квадратную бумажку: "Московский комитет партии социалистов-революционеров считает нужным предупредить, что если назначенная на 5 и б декабря политическая демонстрация будет сопровождаться такой же зверской расправой со стороны властей и полиции, как это было еще на днях в Петербурге, то вся ответственность за зверства падет на головы генерал-губернатора Сергея и полицмейстера Трепова. Комитет не остановится перед тем, чтобы их казнить.

Моск. ком. партии с. р."

- Чорт знает что, - в бешенстве пробормотал Савинков, разрывая бумажку.

- Вы понимаете, - волновался Моисеенко, - комитет готовит на Сергея одновременно с нами? понимаете, какая ерунда? Они сорвут дело. После их заявления Сергей уж уехал из дворца, мы три дня гоняем по Москве, не можем выследить, где он. - Моисеенко сел на козлах, как следует: надо было выезжать на Новослободскую.

Савинков от злобы сжимал кулаки.

- Сволочи, - бормотал он, - эти "наследники Михайловского" конечно не убьют, а у нас сорвут дело.

Они выехали на Новослободскую. Улица была пуста. По улице шли рабочие. Обогнали их. Моисеенко повернулся на козлах.

- Павел Иванович, вам во что бы то ни стало надо повидаться с комитетчиками, иначе погублено дело. Ведь они не знают, что мы здесь.

- Уж три дня, говорите, его нет во дворце? - злобно проговорил Савинков.

- Три.

- Может пропустили?

- Да нет, переехал.

- Какая бестолковщина! Какая ерунда! Что же вы думаете, кто из комитета может вести дело?

- Кроме Зензинова - никто. Надо увидаться с ним и открыть карты.

Савинков не отвечал, соображая, как увидеться с тем молодым студентом Зензиновым, с которым когда-то жил в Женеве.

- А знаете, сделайте так, - заговорил Моисеенко, - езжайте к Марии Львовне Струковой, Спиридоньевка 10, моя родственница, я знаю, она встречается с Зензиновым и человек надежный. Просите ее устроить свидание. Она сделает.

- Тогда езжайте к этой вашей Струковой сейчас же, - проговорил Савинков. Тут медлить нельзя. А вдруг эта Струкова откажет?

- Не откажет.

Моисеенко повернул "Мальчика", стегнув. И "Мальчик" запрыгал по Новослободской в обратном направлении.

- Где же "поэт"? - привстав, спросил Савинков.

- Потерял из виду. С ума сходит, носится по городу. Мы с ног сбились.

Больше они ни о чем не говорили. "Мальчик" бежал вприпрыжку на Спиридоньевку.

12

Струкова не была революционеркой. Стриженая, похожая на мужчину, любила интересных людей, нравились революционеры. И она помогала им, подвергая себя даже риску.

- Какой-то господин, барыня, фамилии не называет, хочет лично говорить.

- Проведи в кабинет, - деловым басом сказала Марья Львовна и оправившись перед зеркалом, пошла, быстрой походкой развевая юбку.

Навстречу встал, светски поцеловал руку незнакомый, изысканный молодой человек.

- Марья Львовна Струкова? - проговорил он, - мы незнакомы, я друг вашего родственника Бориса Николаевича Моисеенко.

- Ах, Бори? Он здесь?

- Нет, его нет. Но, Марья Львовна, я от него к вам, по очень важному делу, только могу ли я просить, чтоб разговор и мой визит к вам, - Савинков улыбнулся, как улыбаются светские люди, - остался между нами.

- Разумеется, пожалуйста.

- Мне нужно во что бы то ни стало, не позже завтрашнего дня увидаться с Владимиром Зензиновым. Других путей узнать его адрес у меня нет. Прошу вас, устройте это свидание, дело не терпит никаких отлагательств. Дело большое и очень важное.

- С Владимиром Михайловичем? - глубоким басом произнесла Марья Львовна и лоб ее избороздился соображающими складочками.

- Да.

Марья Львовна соображала.

- Хорошо, - сказала она, - но где? у меня?

- Нет, Марья Львовна. Завтра в восемь я буду у подъезда театра Корша, там при входе много народу. Пусть вы и Зензинов придете туда. Меня он едва ли узнает, мы давно не видались. Но пусть следит за тем, с кем поздороваетесь и поговорите вы. Я скажу вам несколько слов и пойду от театра, он должен идти за мной, вот и всё.

Марья Львовна хотела улыбнуться, ей понравился таинственный план, но сдержалась. И хоть назавтра была приглашена на серебряную свадьбу своего дяди, всё же сказала басом:

-Великолепно. Так и сделаем. Я конечно не могу ручаться, сможет ли приехать Зензинов. Но если сможет, так и сделаем.

- Я должен вас предупредить, пожалуйста скажите Зензинову, чтобы он тщательно проверил себя и не привел бы с собой филеров. Если за ним есть слежка, чтобы не приходил ни в коем случае. Он это сам поймет, конечно.

- Да, да, конечно.

- Итак, Марья Львовна, - поднялся Савинков, - будем считать наше свиданье оконченным, надеюсь, оно останется в полной тайне.

- Можете быть спокойны.

Шурша длинной шелковой юбкой, Марья Львовна проводила Савинкова до двери.

13

У Корша шла "Свадьба Кречинского". Кречинского играл Киселевский. Москвичи любили Киселевского и валом валили на спектакль. В восемь у театра толпилась толпа. Сновали барышники. Стояли наряды полиции. Подкатывали извозчики, лихачи, частные сани, кареты. Из саней, карет выпрыгивали шубы, дамские, мужские. Чтобы не мять причесок, дамы были в пуховых платках. На ходу открывая сумочки, бежали к подъезду.

Прекрасный рысак захрапел от слишком быстрого осада. Савинков легко выпрыгнул из саней и быстро взбежал по ступенькам.

- Партер третий ряд, - подлетел приземистый барышник в каракулевой шапке.

- Не надо, - махнул элегантный господин. Заметив полную, брюнетистую Марью Львовну в тяжелых соболях, направился к ней с любезной улыбкой. Приподняв бобра, Савинков поцеловал руку:

- Как я рад вас видеть, Марья Львовна.

- И я очень рада, - улыбнулась Струкова и не зная что сказать, проговорила: - вы поклонник Сухово-Кобылина или Киселевского?

- Сухово-Кобылина. Прекрасный драматург, но с судьбой убийцы. Вы знаете?

- Да что вы? Не знала. Ну мне пора, прощайте. А вы?

Молодой человек снова приподнял бобровую шапку и поцеловал руку даме. Потом он пошел, проталкиваясь среди опаздывавшей в театр публики.

Одетый в потертое пальтишко без мехового воротника, в истертую котиковую шапку, Зензинов отделился от стены. Он видел Марью Львовну, говорившую с этим элегантным человеком. Не слыхал, что они говорили, да это и неважно. Но кто этот молодой человек, Зензинов не понимал. "Неужели наш? Эс-эр? Не может быть. Я никогда его не видал. И что ему от меня нужно?"

Элегантный молодой человек в бобрах шел быстро. Зензинов ускорил шаг, чтобы поспевать. Молодой человек шел не оглядываясь, уходил слишком далеко.

Зензинов знал, что в Москве за ним слежка. Но прежде чем прийти к Коршу, проделал столько трюков, что сейчас был совершенно спокоен. Слежки не было. Впереди в свете желтых фонарей колыхалась шапка молодого человека, на расстоянии ста шагов.

Молодой человек несколько раз сворачивал в улицы. "Вероятно, хочет выйти на Дмитровку", - думал Зензинов, ускоряя шаг. "Да, сворачивает именно на нее. Но кто же он? Чорт знает..."