Екатерина Моноусова - Полная история рыцарских орденов Страница 31

— Я не ожидала, мсье Львов, что ваша земляная стена может быть также и твердой…

Государь, увидев оконченный угол в саду гатчинском, сказал Н. А. Львову, чтобы он выбрал в Гатчине, где хочет, место и построил бы ему Приорат.

Н. А. Львов отличный был в тогдашнее время архитектор; он нарисовал план Приората, который был государем утвержден; но, несмотря на повеление его дать место Львову для построения Приората, Петр Хрисанфович Обольянинов, который тогда был первое лицо при государе, за разными причинами в отводе места Н. А. Львову отказывал; наконец, эта комедия Львову надоела; он поручил Обольянинову выбрать самому место. Какое же место выбрал он? Вообразите — в котором собака вязла. Н. А. Львов, видя, что все это неудовольствие на него происходило от зависти, сказал Обольянинову:

— Я и тут построю Приорат, только государю стоить будет более ста тысяч рублей, потому что я должен осушить это болото.

— Ну, делай, как хочешь, — отвечал Обольянинов, и Н. А. Львов приступил к работе…»

Таково предание о создании Приората. Есть и другая легенда — о том, что от него к Большому Гатчинскому дворцу идет подземный ход. На самом деле речь идет о канале длиною в 34 метра, который архитектор устроил для отвода болотной сырости. Он блестяще справился со своей задачей. Там, где прежде был овраг с ручьем, вырос целый архитектурный комплекс, расположенный на насыпной террасе. Он напоминает старинный рыцарский монастырь: высокие четырехскатные крыши, башня со шпилем, готические окна. Как и предусматривает технология землебита, высота здания не превышает два этажа, а стены для большей устойчивости слегка расширяются книзу.

Но главная тайна Приората отнюдь не в тонкостях старинной инженерии. Абсолютно асимметричный, он смотрится совершенным — и тем самым производит странное завораживающее впечатление. Долгое время этому феномену не было толкования, и лишь недавно автор проекта реставрации Ирина Любарова попыталась его объяснить. Ключ к загадке она обнаружила в «автографе» Николая Львова, который он оставлял на фасадах всех своих творений: сочетание двух квадратных окон с полукруглым между ними. Их пропорции всегда одинаковы и содержат все элементы Золотого сечения, открытого еще великим Леонардо. Именно этот «код да Винчи» соединяет, казалось бы, несоединимые архитектурные детали в элегантную и торжественную гармонию.

Высочайший осмотр дворца состоялся 22 августа 1799 года. На следующий день вышел указ — «…находящийся в городе Гатчине на Черном озере Приорат со всеми принадлежащими к нему строениями всемилостивейше» пожаловать Ордену Святого Иоанна Иерусалимского. 2 сентября Павел еще раз наезжает в Гатчину, а год спустя с сыновьями Александром и Константином останавливается во дворце на ночевку во время военных маневров. Между прочим, именно Приорат давным-давно стал символом города Гатчины — его гордый силуэт и сейчас можно увидеть на экскурсионных проспектах, плакатах и перетяжках через проспект, который в начале прошлого века носил имя Великого магистра…

Но день Святого Иоанна Крестителя, который праздновали начиная с 1798 года, отмечался все же не в Гатчине, а в летней резиденции в Павловске. В парадной анфиладе Павловского дворца был заново отделан Кавалерский зал, предназначавшийся для рыцарских церемоний. В крепости Бип, что высилась в развилке рек Славянки и Тызвы, появилась католическая капелла Святого Иоанна.

Накануне 23 июня в Павловск из бриллиантовой комнаты Зимнего дворца доставлялись регалии Великого магистра. «На находящуюся перед дворцом площадь приехало несколько возов с дровами, хворостом и ельником, и из этих материалов рабочие стали складывать, по указанию одного из членов орденского капитула, большие костры, — читаем у Евгения Карновича. — Костры были вышиною аршина в два, а в длину и ширину имели полтора аршина. Поверх их были положены венки из цветов, а бока их были убраны гирляндами из ельника. Таких костров было приготовлено девять. В некотором от них расстоянии разбили палатку из полотна с черными, белыми и красными полосами. Около пяти часов вечера приведены были на дворцовую площадь гвардейские полки, которые и выстроились по трем сторонам площади.

В этом строю особенно бросались в глаза тогдашние гусары в так называвшихся «барсах». На плечах у гусаров вместо ментиков были накинуты барсовые шкуры головою вниз, подбитые красным сукном с серебряным галуном и такою же застежкою, состоявшею из круглого серебряного медальона с вензелем императора и сдерживавшею на груди гусара одну из лап барса с его хвостом. Гусарская сбруя была черная, отделанная серебряными бляхами. Несмотря на множество собранных здесь людей, на площади царила мертвая тишина в ожидании какого-то необыкновенного зрелища. Ровно в семь часов вечера все мальтийские кавалеры, прибывшие в Павловск, явились на площадь и, став попарно, вошли во дворец. Спустя несколько времени они в том же порядке стали выходить оттуда с главного подъезда, причем младшие кавалеры несли в руках зажженные факелы, а старшие несли их незажженными. В числе старших кавалеров были и духовные лица, и между ними первое место занимал архиепископ Амвросий, исправлявший при Великом магистре должность «призрителя бедных».

Торжественным и медленным шагом выступали на площадь мальтийские рыцари в беретах с перьями, в красных супервестах с накинутыми поверх их черными мантиями; такие же мантии, но без супервестов и беретов, были надеты и на духовных особах. В замке рыцарей в одежде Великого магистра с короною на голове шествовал император, держа в руках незажженный факел. Отступая на несколько шагов от него, шли его «оруженосцы», с одной стороны граф Иван Павлович Кутайсов, а с другой — князь Владимир Петрович Долгоруков, шеф кавалергардского корпуса, с обнаженным палашом. За этой процессиею показалась императрица с ее семейством в сопровождении многочисленной и блестящей свиты. Она вошла в приготовленную для нее на площади палатку, чтобы смотреть оттуда на долженствовавшую происходить церемонию. В глубоком молчании, с благоговейным выражением на лицах двигались по площади мальтийские кавалеры. Исполняя установившийся в Ордене Святого Иоанна Иерусалимского обычай — праздновать канун Иванова дня, они, идя по два в ряд, обошли все девять костров по три раза. Солдатики с удивлением посматривали на эту невиданную еще ими «экзерцицию». После троекратного обхода костров император, великий князь Александр Павлович и граф Салтыков зажгли у младших кавалеров свои факелы и потом начали зажигать ими разложенные на площади костры, или так называемые «жертвенники», причем им помогали младшие кавалеры, обступившие со всех сторон костры. От загоревшегося ельника поднялись клубы черного дыма, но, когда дым рассеялся, костры начали гореть ярким пламенем. Кавалеры стояли молча и неподвижно около костров, пока костры, обгорев, не стали разваливаться, и тогда они с тою же торжественностью и тем же порядком возвратились во дворец, где в залах, по которым они проходили, были расставлены кавалергарды.

Рано утром в самый день праздника император произвел парад войскам, собравшимся в Павловске, затем в дворцовой церкви отслужена была обедня».

Мальтийский орден пребывал в России недолго — но из петербургских зданий, помеченных при Павле рыцарской символикой, вполне можно было бы составить небольшой средневековый город. Иоаннитам была отдана церковь Рождества Иоанна Предтечи на Каменном острове, где молодые кавалеры принимали присягу. Тут же находилось кладбище мальтийских рыцарей. Но самым известным памятником, связанным с историей Мальтийского ордена в России, был и остается Михайловский замок — последнее пристанище Великого магистра…

«Прадеду — правнук»… На мощенной камнем площади перед Михайловским замком стоит конный памятник Петру I. Голову императора венчает венок из лавра, по бокам постамента — барельефы, воспроизводящие сцены битв при Гангуте и Полтаве. Одна из фигурок в шлюпке надраена до блеска. Это одна из новых городских традиций — прикоснувшись к ней, загадать желание. Барельеф расположен почти на уровне человеческого роста, и после осмотра памятника у меня заболели руки — столько желаний возникло у моей маленькой дочки, и столько раз мне пришлось ее поднимать к сияющему, как медный пятак, матросу. Александре Петр понравился — высокий, важный, осанистый, как римский патриций. А вот Павел ей, как и следовало ожидать, не глянулся. Маленький и курносый, нахохлившись, как воробей, он сидит во дворе замка, куда, кажется, никогда не попадает солнце… Его скульптурное изображение появилось здесь совсем недавно, уже после того, как многострадальный замок был наконец отреставрирован. Долгие годы он носил название Инженерного, и его многочисленные залы и комнаты были оккупированы сперва Николаевским инженерным училищем, а позже и вовсе всевозможными «конторами». По стечению обстоятельств, в одном из этих кабинетов я когда-то получала гонорар за свою первую книжку — сборник детских стихов…