Радуга - Русское языческое княжество Страница 32

В 1471 году Иван Московский счел, что настал момент решить Новгородскую проблему.

Литовская партия в Новгороде недостаточно точно оценивала соотношение сил и ситуацию в Литве и непрерывно давала ему причины для войны. При этом эта партия была враждебна князю Сестрорецкому, поскольку все её лидеры активно участвовали в северной "торговле" (с которой язычники боролись еще с правления своего первого князя). Среди язычников против новгородцев были настроены абсолютно все силы. Поэтому Игорю Строителю даже не пришлось вымогать у купцов средства на войну — давали сами (собрали более пяти тысяч рублей). Как-то так получилось, что и на Москве и в Сестрорецке все понимали, что эта война будет решающей. Уже было известно (пусть и на уровне слухов) о решении новгородцев стать частью Польско-Литовского государства, с чем никто на Руси согласиться не мог.

В принципе все было ясно сразу. Собрав огромную для нынешнего Новгорода армию в пятьдесят с лишним тысяч бойцов, новгородцы все равно более чем вдвое уступали своим противникам в численности. При этом они заметно уступали и в качестве — московские, сестрорецкие, серпуховские, татарские и даже псковские войска имели заметно больший боевой опыт. Большей части огромной восточной армии даже не пришлось вступать в бой.

Василий Шуйский — служилый новгородский князь был вынужден расставить гарнизоны по новгородским крепостям, что сразу уменьшило его войско почти на десять тысяч.

Далее он, узнав о сосредоточении в Черной Крепости языческих отрядов, выступил к ней со всеми собранными к тому моменту силами — двенадцать тысяч клинков. При этом с ним отправился боярин Василий Пенков — второй серьезный воевода города. В Новгороде же не осталось полководцев с опытом командования крупными войсками.

Братья Борецкие и братья Селезневы еще смогли собрать около тридцати тысяч всадников и несколько тысяч пехотинцев, но управлять ими оказались не в состоянии. Наиболее агрессивный их сторонник — боярин Иван Савелков с отрядом добровольцев покинул войско и направился против псковичей. В результате главные новгородские силы полностью потеряли управление. Чем в полной мере и воспользовались москвичи.

С их стороны на главном направлении в боевых действиях принял участие только авангард под командованием князя Даниила Холмского. Косвенно в них поучаствовали псковская рать и отряд князя Стриги-Оболенского, своевременно отправившие подкрепления. Конечно у Холмского была отборная дворянская конница, но было их не более десяти тысяч клинков.

В качестве пояснения — с князем Стригой-Оболенским были еще десять тысяч клинков, при этом половину составляли отряды из Тулы, Белева, Новосиля, Козельска, Тарусы, Пронска и прочих южных владений Сестрорецкого княжества (в том числе четыре сотни амазонок и около двух тысяч татар). Игорь Строитель собрал в Черной Крепости около десяти тысяч бойцов, основой его войска были восемь тысяч амазонок. Основные силы Московского и Тверского князей превышали пятьдесят тысяч воинов. Об их сосредоточении мало что известно, поскольку победа была одержана еще до того, как они вступили на новгородскую землю. И наконец считается, что псковичи выставили десятитысячный отряд с четырьмя сотнями амазонок, но непонятно откуда взялось такое войско, поскольку во всех своих предыдущих войнах Псков с пригородами ни разу не собрал более шести тысяч бойцов. А в данной ситуации, когда часть из этих воинов симпатизировала Новгороду их должно было быть меньше. Предположительно в их число входили "охочие люди", желавшие попросту пограбить новгородские владения (что подтверждается плачевной судьбой этого войска).

Война шла стремительно. 23 июня Холмский взял Русу. 24 июня Игорь Сестрорецкий в водном сражении на Ладожском озере разбил Василия Шуйского (сказались результаты Камского поражения — впервые в водном бою амазонки смогли разбить противника превосходящего их по численности). 25 и 27 июня Холмский разбил два пеших новгородских отряда. После первого из них среди противников Москвы что-то надломилось. Если в нем и в бою на озере новгородцы (по крайней мере часть из них) сражались упорно и ни о каком "позорном бегстве" речи не было, то во втором бою Холмского они бросились бежать довольно быстро. Апофеозом стали события 13–14 июля. В первый из этих дней москвичи узнали о местонахождении и направлении движения главных новгородских сил и пошли им на перехват. На второй день войска встретились. Холмскому повезло — к нему успели подойти и двухтысячный отряд от Оболенского (татары и амазонки) и часть псковского войска (примерно тысяча псковичей и все амазонки псковского отряда — та часть псковского ополчения, которая хотела воевать с Новгородом). У Дмитрия Борецкого все равно был 2–3 кратный численный перевес, да и вооружен новгородский полк был не хуже. Но отсутствие боевого опыта и беспорядок сказались — они не продержались и часа.

Разгром был полным.

По описаниям Василий Казимер, Дмитрий Борецкий, Василий Селезнев и Еремей Сухощек сделали все возможные ошибки. Для начала они стянули все силы в один кулак, построившись "свиньей"; потом двое из них встали в первый ряд (Борецкий и Селезнев), потеряв управление войсками; дальше повели тяжелую конницу по рыхлой песчаной почве, где практически остановились. Когда Сухощек попытался обойти войско Холмского он снова встал в первые ряды и большая часть владычного полка за ним не пошла, предпочтя в бою вовсе не участвовать. При этом владычные всадники загородили дорогу коннице Плотницкого конца (второй после Неревского, в котором позиции литовской партии были доминирующими). В результате москвичи смогли спокойно расстрелять тяжелую боярскую конницу и погнали хуже вооруженных ополченцев. Преследование остановилось только в виду Новгорода и то только потому, что Савелков успел вывести свой отряд наперерез.

То что Савелков в тот же день рассеял псковское войско, ослабленное уходом наиболее непримиримых сторонников войны к Холмскому, послужило слабым утешением.

В ночь после того как стало известно об этом разгроме в Новгороде были схвачены несколько человек "портивших" крепостные орудия. Их сразу казнили. Помимо этого было разгромлено еще несколько подворий. При захвате одного из них произошел настоящий бой — две женщины с оружием ворвались в толпу и начали убивать.

Считается, что это был первый крупный провал "Диких кошек" — разведки корпуса амазонок. Сестрорецкая разведывательная сеть в Новгороде была уничтожена. Но на положение дел это повлияло незначительно. Все равно шла агония.

Единственной ошибкой Ивана Третьего стало то, что он не учел как повлияют массовые грабежи на его войска. Только это и спасло город в тот раз (Великий Князь не рискнул начать штурм, а ворота открыть никто не смог), но новгородские земли были разорены беспощадно. По результатам мира Новгород выплатил Ивану огромную контрибуцию в пятнадцать тысяч рублей, контрибуции прочим удельным и союзным князьям — участникам похода (Михаилу Тверскому, Василию Серпуховскому, Юрию Можайскому, Андрею Углицкому, Борису Ржевскому, Михаилу Верейскому и Андрею Рузскому — когда пригодилось большое количество уделов). Единственным исключением — князем оставшимся без контрибуции стал Игорь Сестрорецкий. Вместо денег он получил признание своих прав на весь север — Карелию, Кемь, Колу, Подвинье, Печору, Вятку, Пермь и Сибирь. Границами его удела признавались реки Сестра, Вуокса и Свирь. Длительная борьба Белозерска и Новгорода заканчивалась.

Помимо этого Господин Великий Новгород признал права Ивана Московского на верховную власть "по старым обычаям". Последовательная реализация этих прав привела к бунту в 1477 году и окончательному уничтожению новгородской самостоятельности.

На своих новых землях Игорь Строитель незамедлительно начала строительство двух крепостей — Александрии на месте многократно разрушенного Выборга и Нового Сестрорецка в устье Сестры.

В 1472 году состоялся крупный набег хана Ахмата, который разорил владения Сестрорецкого князя, и был остановлен на Оке.

В том же году скончался один из наиболее преданных Ивану удельных князей — Юрий Можайский. Великий князь все его земли присоединил к своим владениям, что привело к выступлению остальных его братьев — обоих Андреев и Бориса. При помощи матери, а также прочих родственников (Василия Серпуховского и Михаила Верейского) они все-таки смогли договориться. Братья Великого князя получили Романов, Медынь и Хотунь, но двое из них (Андрей Рузский и Борис Ржевский) были вынуждены отказаться от прав на Великое княжение, признать наследником трона Ивана Молодого (сына Ивана Третьего) и считать Муромского и Верейского князей выше себя. Андрей Большой этот договор не подписал. Реально на уступки пошел только Борис, поскольку Андрей Младший фактически признавал реальную ситуацию. В этом конфликте удельные князья, не являвшиеся родственниками Ивана Московского — Игорь Сестрорецкий и Данияр Муромский, безоговорочно поддержали Великого князя.