Роман Гуль - Азеф Страница 33

Но "Мальчик" еще ковылял по Москве. Вместо обычного гарнца получал теперь два. На рассвете долго жевал съеденными зубами, выпуская в кормушку смешанное со слюной зерно, снова подхватывая теплыми, похожими на мухобойку, губами. Его можно было видеть в Кремле. Он дремал у царь-пушки, закрывая старые глаза.

Хозяин был с ним всё ласковее. Скребницей чеша старый круп, говаривал: Ты, "Мальчик" молодец, свое дело знаешь. - "Мальчик" косился слезящимся глазом. Словно, чтоб отблагодарить, сразу брал подпрыгивающей рысью от извозчичьего двора.

"Мальчик", стоя, спал в Большом Черкасском переулке. Он не знал, что сегодня 2-е февраля и зачем к саням подошел, поскользнувшийся на льдистом тротуаре барин в бобрах.

20

Несколько часов тому назад Савинков звонил по телефону Доре в "Славянский базар", говоря.

- Погода прекрасная, думаю мы сегодня поедем.

- Как хотите, Джемс - ответила Дора, И взволнованно прошла в свой номер. В нем Дора заперлась. Быстро открыв шкаф, с трудом вытащила чемодан с динамитом. Останавливаясь от волненья, твердя "возьми себя в руки, возьми себя в руки", начала приготовление бомб для Сергея.

Иногда Доре казалось, кто-то стучит. Она вздрагивала, приостанавливалась. Это был обман, самовнушение. В большой фарфоровой, с синими цветочками, посуде мешала бертолетову соль, сыпала сахар. Наполнила серной кислотой стеклянные трубки с баллонами на концах, привязала к ним тонкой проволочкой свинцовый грузик, в патрон гремучей ртути вставила трубку с серной кислотой, на наружный конец ее надела пробковый кружок. Дора знала, при падении свинцовый грузик разобьет стеклянные трубочки, вспыхнет смесь бертолетовой соли с сахаром, воспламенит гремучую ртуть, взорвется динамит и... умрет генерал-губернатор.

Беря большую трубку, Дора вспомнила Покотилова. "Крепись, Дора, возьми себя в руки, возьми себя в руки". К четырем часам в номере всё было прибрано, подметено. Завернутые в плед лежали две десятифунтовые бомбы.

Дора сидела в кресле. Как всегда от динамита пахло горьким миндалем, разболелась голова. Чтоб не поддаться сну, она открыла окно. В комнату клубами повалил белый, морозный пар. Скоро Доре стало холодно. Она надела шубу. В шубе села в кресло с книгой в руках, ожидая стука, который должен быть точно в шесть. Так он и раздался, желанный стук: - два коротких удара.

Савинков вошел заснеженный от езды и мороза, был бледен. Не снимая шубы и шапки, спросил:

- Готово?

- Всё.

- Это? - указал он.

- Да.

- Почему у вас так холодно?

- Я отворяла окно.

- Пахло?

- Я боялась заснуть.

- Вы очень устали? - участливо заговорил Савинков, взяв ее руку. - Как мы вас мучим, Дора.

- Почему вы мучите? Не понимаю,

- Вы возьмете или я?

- Лучше я.

- А что вы читали?

- Стихи - смутилась Дора.

- Ладно. Идемте скорей, ждет.

"Мальчик" стоял у гостиницы. Подпрыгивая повез их в Богоявленский. На езде Савинков развязал осторожно плед, перекладывая бомбы в портфель. "Так будет лучше", сказал он, держа портфель на коленях.

Идя по Ильинке, они видели как отделился от стены, пошел за ними прасол, в поддевке, картузе, высоких смазных сапогах. Прасол нагонял их, поровнявшись, сняв шапку, заговорил с барином.

Был уже вечер, стлались зимние коричневатые сумерки. Прасол взял у барина тяжеленький сверток, крепко держа его, стараясь не поскользнуться на льду, пошел к Воскресенской площади, через которую полчаса восьмого должен ехать великий князь Сергей в оперу, на "Бориса Годунова" с Шаляпиным.

21

Возле здания городской думы, Каляев ходил со свертком. Весь он был во власти жгучей легкости наполнившей тело. Знал, через полчаса, может через час, наступит тот момент, после которого ничего не будет. Будет счастье революции и Ивана Каляева.

Думать становилось трудно. Думал о том, как бы не поскользнуться, не упасть в темноте со свертком. Мостовая была ледяная. Каляев ступал осторожно. Мороза не чувствовал, казалось даже жарко. Вдруг от Никольских ворот, не то сон, не то явь, на мгновенье блеснули сильные фонари. Ацетиленовые фонари Каляев узнал не глазами, всем существом. Забыв о скользкости, он почти побежал им навстречу, лавируя меж ехавших по площади экипажей.

Карета Сергея ехала небыстро. Меж ней и Каляевым оставалось двести шагов. Каляев обогнул последний экипаж. Теперь их не разделяло ничто. Только время. Задыхаясь, глотая холодный ветер, Каляев бежал наперерез карете. Но, ослепляя всё на своем пути, простучав колесами, карета промчалась мимо.

Сжав сверток, качаясь, Каляев шел медленными шагами с площади. Тело было в поту, ноги дрожали. У Никольских ворот его за руку схватил Савинков.

- Что же? Что? - прошептал он задыхающимся шепотом.

- Не мог... дети... - тихо проговорил Каляев. И в ту же секунду Каляев понял, какое преступление он совершил перед партией. Они молча шли к Александровскому саду. Каляев бессильно опустился на первую обмерзшую, заснеженную скамью.

- Борис, - проговорил он, - правильно я поступил или нет?

Савинков молчал..

- Но ведь нельзя же... дети... Савинков сжал руку Каляева.

- Правильно, Янек. Дети невиноваты. Но ты не ошибся, были действительно дети?

- Я был в двух шагах. Мальчик и девочка. Но я попробую, когда поедет из театра. Если один, я убью его.

Они долго сидели в Александровском саду. Вставали, уходили, приходили снова. Наконец начался театральный разъезд и у подъезда Большого театра заметались лакеи, выкликая экипажи. Замахали рукавами, раскричались извозчики зазывая седоков. Из дверей повалила, возбужденная музыкой Мусоргского, толпа шуб, дох, боа, муфт. Каляев, замешавшись в толпе, не спускал глаз с ацетиленовых фонарей кареты.

Девочка за руку с мальчиком прошли опушенными ножками. За ними шла пожилая женщина. Каляев узнал великую княгиню Елизавету. Следом шел высокий генерал-губернатор, и находу разлеталась его шинель на красной подкладке.

Проводив его взглядом Каляев ушел с Театральной площади.

22

Дора ждала в глухом переулке Замоскворечья. Издали она узнала ковыляющего "Мальчика". Савинков взял ее в сани и, молча, передал портфель с бомбами.

- Не встретил?

- Встретил. Но не мог, были дети.

Дора молчала, поправила на коленях портфель.

- Дора, вы оправдываете "поэта"?

- Он поступил, как должен был поступить.

- Но теперь вы снова будете вынимать запалы, разряжать, заряжать. Может произойти неудача. Вы опять рискуете жизнью и всем делом.

- Мы не убийцы, Борис, - тихо проговорила Дора. - "Поэт" прав. Разряжу и заряжу без оплошности.

Свободной рукой она подняла воротник шубки, мороз щипал за уши.

Они ехали по Софийке. Савинков вылез. Остаток ночи до синего рассвета провел в ресторане "Альпийская роза".

23

4-го февраля Савинков и Дора ждали Моисеенко, стоя за портьерой окна.

- Приехал, Дора, одевайтесь, - проговорил Савинков. Он был такой же бледный, усталый, впалые щеки, как у тяжко больного обтянули скулы, глаза обвелись темными кругами, став еще уже. Когда брал портфель, на этот раз с одной бомбой, Дора заметила как дрожат его руки. Она торопливо надевала шубу, шляпу.

- Не проезжал еще? - тревожно спросил Савинков, садясь в сани.

- До двенадцати нет, - ответил Моисеенко.

- Стало быть успеем. Теперь поедет в три.

- Куда везти?

- Да в Юшков же переулок! - раздраженно проговорил Савинков. - Поскорей, нахлестывайте!

"Мальчик", получив два удара, прыгнул галопом. С галопа перешел на возможно быструю, скверную рысь. Такой вихлястой рысью, тяжело дыша, вбежал в Юшков переулок. Тут у сумрачного дома Моисеенко остановился. Путаясь в полости саней вылезла Дора.

- Вы ждете у Сиу, на Кузнецком, так, Дора?

- Да, да, - проговорила она, не оглядываясь, идя. На следующем углу в сани сел Каляев, одетый прасолом, в поддевке, картузе, смазных сапогах. Они поехали к Красной площади.

- Янек, - говорил Савинков, - мы должны сейчас же решить, либо сегодня, либо надо отложить дело. Я боюсь, одного метальщика недостаточно. Может быть надо стать вдвоем? Но у нас сегодня один снаряд.

- Что ты говоришь! - возбужденно сказал Каляев. - Никакого второго метальщика не надо! Позавчера я был тоже один. Ну? И если б не дети, я кончил бы.

Савинков молчал, угнетенно, разбито.

- Ты настаиваешь именно сегодня и ты один?

- Да. Нельзя в третий раз подвергать Дору опасности. Я всё беру на себя.

- Как хочешь. Тогда надо вылезать, кажется, - сказал Савинков, оглядываясь, словно они ехали по совершенно незнакомому месту.

- Что это, Красная ? - спросил он.

- Красная, барин, - ответил Моисеенко с козел.

- Янек, в последний раз, ну, а если неудача? Тогда погибло дело?

Лицо Каляева раздраженное.

- Неудачи быть не может. Если он только поедет, я убью его, понимаешь?

Моисеенко остановил "Мальчика".

- Приехали, барин, - проговорил он, отстегивая полость.

Каляев вылез со свертком. За ним вылез с пустым портфелем Савинков и кинул в ладонь извозчику светленькую мелочь.