Роман Гуль - Азеф Страница 34

Моисеенко остановил "Мальчика".

- Приехали, барин, - проговорил он, отстегивая полость.

Каляев вылез со свертком. За ним вылез с пустым портфелем Савинков и кинул в ладонь извозчику светленькую мелочь.

- Я к Кремлю, - тихо сказал Моисеенко. Савинков не ответил. Они шли с Каляевым по Красной площади. На башне Кремля старые часы проиграли "два".

- Два часа, - сказал Каляев.

- Ну? - проговорил Савинков. Каляев улыбнулся.

- Прощай, Борис, - сказал он и обнял его. Они расцеловались в губы.

Не обращая ни на что внимания, Савинков смотрел, как легкой походкой, не оглядываясь, уходил Каляев к Никольским воротам. Когда он потерял его, пробормотала "Куда же теперь идти?" Машинально пошел к Спасской башне. Возле башни сгрудились извозчики, не могли разъехаться и, выбиваясь из сил, ругались матерью.

Через Спасскую башню Савинков прошел в Кремль. И вдруг вздрогнул: у дворца стояла карета великого князя. Рысаки мотали головами. "Убьет", - и радость залила его сердце. Он быстро пошел из Кремля на Кузнецкий, к Сиу, где ждала Дора.

24

Он почти бежал по Кузнецкому. Сам не знал почему торопился к Сиу. Предупредить ли Дору, что покушение удастся? Вернуться ли с ней, чтоб видеть? Он сталкивался с людьми. Сердце билось.

Еще не дойдя, услыхал отдаленный глухой удар. И остановился у магазина Дациаро, будто рассматривая открытки. "Неужели Янек? Но почему так глухо?"

У Сиу сидели праздные москвичи, отводящие душу покупкой безделиц на Кузнецком мосту. Дамы пили кофе, ели пирожные. Савинков увидал Дору в глубине кафе. Перед ней стояла чашка.

- Пойдемте отсюда, - сказал он, странно скаля зубы, пытаясь сделать улыбку.

Дора поднялась. Взглянув в витрину окна, она увидела, что по улице бегут люди, кто-то машет рукамм, кто-то споткнулся, упал, тяжелый господин смешно перепрыгнул через него, убегая, за ним вихрем пробежали какие-то мальчишки.

- Что такое? - спросила Дора. Публика из кафе бросилась к выходу. Савинков стоял бледный.

- Да пойдемте же.

- Простите, мадам, вы, мадам, не заплатили, - подбежал лакей.

- За что? - спросила Дора.

- За кофе и за два пирожных.

- Пирожных я не ела, - сказала Дора, рассеянно шаря в сумочке.

- Кого?! - Что?! - Убило?! - Кого?! - закричали в кафе. Кузнецкий мост залился бегущими, все бежали к Кремлю.

Савинков сжал руку Доры, тащил ее сквозь толпу. От Никольских ворот площадь залилась людьми. Все молча лезли куда-то. Толпа, сквозь которую нельзя было пробиться, казалась Савинкову отвратительной. - Вот, барин, извозчик!

В пяти шагах, у тротуара стоял "Мальчик". Дора была бела, губы сини, она что-то шептала.

- Поедемте на извозчике, - сказал Савинков. Дора не сопротивлялась, тихо шепча - "Янек, Янек".

"Мальчик" медленно продирался сквозь сгрудившуюся толпу. Когда ехали по Страстному бульвару, Моисеенко попридержав "Мальчика", повернулся:

- Слышали?

- Нет.

- Я стоял недалеко. Великий князь убит, - чмокнул он, дернул возжами, и стегнул кнутом "Мальчика". "Мальчик" дернул сани, Савинков и Дора качнулись. Но не от толчка Дора упала на плечо Савинкова. Дора рыдала глухими рыданиями.

- Господи, Господи, - слышал, склонившийся к ней Савинков, - это мы, мы его убили...

- Кого? - тихо спросил Савинков.

- Его, великого князя, Сергея, - вздрагивая худым телом, рыдала Дора.

Савинков улыбнулся и крепче ее обнял.

25

В это время четверо жандармов, скрутив ноги и руки Каляеву, везли его в арестный дом Якиманской части. Он старался закричать - "Да здравствует свобода!" Лицо было безобразно сине. Окровавленный, он полулежал в санях. В сознании смутно неслось происшедшее, как виденная и давно забытая картина. Каляев ощущал запах дыма, пахнувший в лицо. Мимо плыла еще, в четырех шагах, черная карета, с желтыми спицами. На мостовой лежали еще комья великокняжеской одежды и куски обнаженного тела. Потом напирала толпа. А великая княгиня металась, крича:

- "Как вам не стыдно! Что вы здесь смотрите!?" - Толпа хотела смотреть куски мяса ее мужа. И напирала.

Возле арестного дома Каляев потерял сознание. Жандармы вволокли его за руки и за ноги.

26

Вечером Каляев пришел в себя. На допросе ничего не говорил, слабо улыбаясь. Тогда его повезли в Бутырскую тюрьму, в Пугачевскую башню. С Николаевского вокзала в это время уходил скорый поезд. В купе 1-го класса сидел худой господин с газетой. Светски полу поклонившись напротив сидящей старой даме Савинков спросил:

- Я не помешаю вам, если буду курить?

- Пожалуйста.

Господин с удовольствием закурил.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

1

После убийства великого князя Сергея московской группой Б. О., петербургская - спешно готовила убийство великого князя Владимира виновника расстрела рабочих 9-го января.

Максимилиан Швейцер жил недалеко от Зимнего дворца: в отеле "Бристоль", на углу Морской и Вознесенского. В его распоряжении было достаточно динамита. И воля шести товарищей была как динамит.

Но чья-то рука мешала. Филеры спугивали наблюдение, боевик "Саша Белостоцкий" бежал, боевиков Маркова и Басова схватили. Но Швейцер всё же работал по ночам в отеле "Бристоль" готовя бомбы.

Но вдруг прохожие, застигнутые на углу Морской и Вознесенского, с криком метнулись в стороны от отеля "Бристоль". Извозчичьи лошади подхватили. Из четырех этажей "Бристоля" летели стекла, каменья, доски. На улицу из развалившихся стен падала ломанная мебель. Кучей вниз ухали кирпичи, смешанные с розовой пылью. Напротив, у старого Исаакия, взрывом свалило воронихинскую решетку.

Возле капитальной стены нашли тело. Мужчина лежал на спине, страшно. Голова была откинута, лицо обращено к улице. Грудная клетка разворочена, в левой половине не было ничего. Позвоночник был бел, открыт. Руки без кистей и части предплечья валялись рядом. В обломках, мусоре лежали куски мяса, мышц и сердце.

2

На месте взрыва толклась праздная толпа. В толпу с Почтамтской вбежала бледная Вера. Труп был один. И Вера сразу узнала, что это не Савинков.

Вернувшись к себе на Средний, Вера была разбита, измучена. Взглянула на часы: - было 12. Вера поняла, что ждет детей. И когда в передней зашаркали ноги няньки, а потом раздались, близясь к комнате, смешные ударчики по коридору, Вера встала, с улыбкой осветившей испитое лицо, подхватила Витю, покрывая поцелуями его розовые от гулянья щеки, не слушая, что что-то смешное рассказывает Витя.

3

В купэ поезда в Женеву Савинков читал об убийстве великого князя Сергея. Англичане в "Daily Telegraph" писали: - "Снова красная звезда тирано-убийства мрачно засияла на темном русском небе. Сергей был унесен в один момент одной из тех фатальных бомб, которые русские конспираторы умеют так хорошо готовить и так хорошо бросать. Вы не можете безнаказанно доводить народ до бешенства или отрицать за ним элементарные права свободных граждан, не вызывая тем тираноубийства. Сергей был тиран в старом смысле этого слова, каких история и трагедии рисуют в самых мрачных красках. Великое изречение блаженного Августина правдиво и поднесь: - когда справедливость отброшена в сторону, верховная власть является разбоем".

Немцы писали без изречений, деловито: - "Die Zeit" писала: - "Убийство Сергея не вызвало в мире ни удивления, ни ужаса. Его предвидели, ожидали и когда оно исполнилось - произвело впечатление необходимости. Если б в России не было заговоров, надо было бы спросить себя: - каким образом отсутствует следствие, когда налицо причина? Русское самодержавие проповедует посредством залпов незыблемость своих основ и получает в ответ динамитные бомбы. Кто играет в истории такую кровавую роль, как Сергей, всегда должен быть готов к кровавому концу. Царизм не должен удивляться, что его катастрофы не вызывают ни в ком сочувствия".

Француз Франсис Прессансе в "L'Humanite" писал: - "Следует признаться, что таинственные судьи произносят свои приговоры над тиранией без ошибок. Кто осмелился бы защищать Плеве? Кто осмелился бы горевать о судьбе Сергея? Великие князья изъяли себя от действия гуманности. Они ведут себя как хищные звери в бараньем стаде. Пресыщение привело их к удовлетворению чувственности всякой ценой. Их частная жизнь полна преступлений, кутежей. И среди всех этих преступников худшим был Сергей".

Также писали швейцарцы в "Peuple de Geneve": "Невежественную, безоружную толпу, желавшую на коленях просить о своих нуждах, царь, уступая настойчивым советам своих родичей и приближенных, наградил свинцовым дождем. Этим поступком царь поставил себя вне законов. Он чудовище подобное тем, которые давали ему советы. На царские пули народ отвечает динамитом..."

Савинков выбросил газеты в окно летящего поезда. Им владело странное, но приятное чувство: - "О смерти Сергея Романова пишет весь мир, а убил его он, Борис Савинков". Савинков знал, как его встретят в Женеве.

4

Квартира Гоца была переполнена. В комнате трудно было говорить, кричали все. Старые, молодые, Чернов, Рутенберг, Рубанович, Ракитников, Авксентьев, Тютчев, Натансон, Брешковская, Бах, Шишко, Зильберберг. Много толпилось народу. Самым молчаливым был Азеф. Расплывшейся тушей сидел в углу, только изредка улыбался, когда окружали товарищи и жали руки. Он был главой праздника. Бабушка Брешковская, когда вошел Азеф, поклонилась ему по-русски до земли. Чернов обнял его, и расцеловал.