Андрей Куза - Рыбный промысел в Древней Руси Страница 34

Такие города, как Новгород и Псков, расположенные в соседстве с богатейшими рыбой водоемами, тем не менее не были исключением. Письменные источники конца XV – начала XVI в., а также середины XVI – начала XVII в., не позволяющие ретроспективно судить о более ранней эпохе, дают яркое и исчерпывающее представление о развитии городского рыболовства в Древней Руси. Многие из этих материалов подробно изучены и обработаны Н. Д. Чечулиным[432], М. Н. Тихомировым[433], В. Н. Бернадским[434], Л. В. Даниловой[435], Б. Б. Кафенгаузом[436] и другими исследователями[437]. Привлекая их выводы и наблюдения, а также некоторые дополнительные сведения, можно детально ответить на поставленный вопрос.

Итак, по далеко не полным данным, рыбаки-профессионалы отмечены в документах среди посадско-тяглого и беломестного населения в XVI в. в Белоозере, Волочке, Галиче Мерском, Коломне, Копорье, Кореле, Костроме, Ладоге, Можайске, Москве, Муроме, Нижнем Новгороде, Новгороде, Орешке, Переяславле-Залесском, Переяславле-Рязанском, Пскове, Ростове, Соликамске, Твери, Торопце, Туле, Устюжине Железнопольской, Холмогорах, Яме и Ярославле – всего в 26 городах. Появились они затем и в Казани, Свияжске и Астрахани (после присоединения этих земель к Руси).

Перечисленные факты свидетельствуют о широком, практически повсеместном распространении профессии рыболова в древнерусских городах XV–XVI вв. (карта 3). Отчетливо проступает связь городских рыбаков с рынком, так как многих из них документы называют владельцами лавок и амбаров.

Количество рыболовов в разных городах колебалось от нескольких человек до очень значительной прослойки среди посадского населения. Например, по подсчетам Н. Д. Чечулина в Торопце из 79 ремесленников (33 профессии) рыболовов было 3; в Можайске – из 224 (57) – 3; в Серпухове соответственно 331 (51) – 1; в Устюжине 245 (43) – 3 и т. д.[438]

Нигде в этих городах рыболовы не составляли большинства и своей продукцией, надо полагать, обслуживали местный рынок. Но присутствие рыбаков-профессионалов само по себе показательно. По всей вероятности, рыболовством в расчете на сбыт добычи в городе занимались не только его жители, но и население окрестных сёл. Иначе трудно объяснить, скажем, что в Туле в качестве рыбаков фигурируют четыре человека, а рыбой торговали в 10 лавках[439]. Вряд ли поставщиками рыбы были другие горожане, скорее ее привозили из ближайшей округи.

Во многих городах рыболовы-профессионалы жили обособленно, в слободах, принадлежавших духовным и светским феодалам. Такие поселения известны в Переяславле-Залесском, Ростове, Ярославле, Костроме, Галиче, Твери, Муроме, Переяславле-Рязанском, Коломне, Кашире. Своими размерами (99 дворов) выделялась Рыболовная царская слобода в Переяславле-Залесском[440]. 18 дворов было в слободе под Ростовом, откуда рыбаки выезжали на озеро Неро в 16 лодках с 15 неводами, 4 мережами и 4 сетями, а зимой выходили на лед с 6 неводами[441]. В Кашире рыболовы, жившие в 10 дворах за речкой Каширкой, обязаны были ловить для государя осетров, стерлядей и белорыбицу[442]. В Муроме в специальной слободке стояло 6 дворов «государевых мережников»[443]. Дворцовыми были и 31 рыболов Рыбной слободы «над озером» в Галиче Мерском, платившие в XVI в. более 50 рублей оброка в год[444].

На этом явлении стоит остановиться подробнее, ибо оно отражает типичное для XVI в. «развитие беломестного феодального землевладения за счет посада»[445]. Помимо рыболовных существовали ямские и стрелецкие слободы, жители которых несли особую государственную службу, но немало было и слобод, населенных ремесленниками всех профилей и торговцами. Однако рыболовы представляли всё-таки одну из самых значительных групп беломестного населения. И это не удивительно. Во-первых, феодалы, прежде всего монастыри и великокняжеский двор, были заинтересованы в получении высокосортной рыбы. Во-вторых, сами ловцы, выделяясь из посада, освобождались от общего тягла и несли повинности (натуральный или денежный оброк) только в пользу своего государя.

Последнее обстоятельство имело общественное значение. Чтобы вскрыть его причины, надо разобраться в одном немаловажном вопросе: где ловили рыбу городские рыбаки? Источники определенно отвечают, что у каждого города имелся некоторый фонд различных угодий, в том числе и рыболовных. «А угодий у ивангородцев в реце Нарове – ловля рыбная, 30 колов», – сообщает писцовая книга[446]. Были рыбные ловли и в Устюжине, с которых собиралось 4 рубля оброку и 2 гривны пошлины[447]. В Ладоге у посадских людей на оброке находилось «на реке Волхове 41/2 сиговых тони, да 8 тонь вешняя ловли лещевых, да на Ладожском озере лещевые ловли 100 мест и нижние ловли 11 лодок»[448]. Такой порядок возник не в XV–XVI вв., а гораздо раньше. Достаточно вспомнить, что еще в первой половине XII в. князь Изяслав Мстиславович испрашивал у Новгорода разрешения наделить основанный им Пантелеймонов монастырь рыбными тонями[449].

Есть все основания думать, что земельные и прочие угодья, тянувшиеся к городам, сложились разными путями в процессе их становления: или это были те общинные угодья, которыми пользовались жители предшествующего поселка, или же пожалования горожанам центральной властью при основании нового города. Без такого обеспечения жизнь посадских людей оказалась бы крайне затрудненной, если не невозможной. Роль побочных источников их существования – огородничества, скотоводства, рыболовства – была в средневековье еще очень высока.

Любопытно другое: наступление феодалов на городские владения. Со всех угодий, и рыбных в частности, взимался в пользу казны (если город не был владельческим) натуральный или денежный оброк. Мало этого – особо богатые рыбой участки водоемов были предметом вожделений духовных и светских феодалов. Случай с Пантелеймоновым монастырем наглядно иллюстрирует процесс отторжения городских территорий в XII в. Для более позднего времени количество подобных фактов можно увеличить во много раз.

Вот хороший пример. В середине XVII в. на заре городской жизни в Торопце, при достаточно еще не развитом институте феодальных поборов его жители, как об этом говорилось выше, платили смоленскому князю оброк тремя санями рыбы. А в середине XVI в. (1540 г.), когда город являлся самым значительным центром на западном рубеже между Смоленском и Новгородом, располагал обширным посадом (415 тяглых дворов, 595 человек взрослого мужского населения) и торгом (68 лавок, 2 полка)[450], с городских рыбных ловель взималось всего 11/2 рубля за пять бочек щучины[451]. Причем оброк этот разводили сами жители «по рыбнымъ ловлемъ»[452]. Предполагать здесь снижение оброка по каким-то причинам не приходится. Думается, что лучшие угодья (а окрестности Торопца и поныне славятся прекрасной рыбой) со временем перешли к частным собственникам. У города остались худшие водоемы, ведь щуки (за них, кстати, брали деньгами) никогда не считались ценной рыбой.

В этих условиях стремление городских рыболовов-профессионалов уйти под покровительство крупных феодалов вполне понятно. Их экономическое положение сразу значительно улучшалось. Они освобождались от многочисленных государственных повинностей и, обязанные лишь фиксированным рыбным оброком (иногда в денежной форме) землевладельцу, успешно реализовали основную часть добычи на местных, а возможно, и более далеких рынках. Известны случаи, когда люди (не рыбаки) «выходили с посаду» и закладывались за вотчинниками (Годуновыми, родственниками царя) в Ловецком присуде «для легкости, что им в том присуще жить было легко»[453].

Рассматривая состав городского населения центральных и южных областей Руси в XVI в., присутствие ловцов-профессионалов в большинстве из них устанавливается легко. Однако количество представителей этой профессии, как правило, невелико. Причина здесь одна – отсутствие обширных угодий, обеспечивающих беспрепятственное развитие рыбного промысла. В тех же случаях, где такие угодья имелись (Поволжье, низовья Оки), процент рыбаков сразу возрастал (Переяславль-Залесский, Ярославль, Кострома, Галич и др.). Правда, в основном они были белодворцами, что, впрочем, не влияло коренным образом на промысловый характер их деятельности.

Несколько иная картина сложилась в северо-западном крае – в новгородских и псковских землях. Исследователи давно уже обратили внимание, что в таких городах, как Ладога, Корела и Орешек, рыболовы составляли большинство посадского населения[454]. Так, в Кореле, по переписи 1500 г., из 177 дворов на посаде 110 принадлежали рыболовам, причем 15 числились «лучшими»; в Орешке – 40 дворов из 148, а в древней Ладоге – 73 из 107. В этих городах рыболовство никак нельзя признать свидетельством прочной связи жителей с сельским хозяйством. Напротив, товарный характер промысла выражен очень отчетливо. Внутренние потребности в рыбе перекрывались уловами местных рыбаков в несколько раз. Их промысел был в первую очередь рассчитан на внешний рынок, которым, как это уже отмечалось в литературе, являлся огромный, густо заселенный Новгород[455]. В XV в., как пишет В. Н. Бернадский, «давние рыболовные и звероловные промыслы, солеварение, развивающиеся промыслы по добыче и обработке железа, а может быть, и кожевенное производство работали отчасти уже на широкий рынок, выходивший даже за пределы Новгородской земли»[456].