Андрей Куза - Рыбный промысел в Древней Руси Страница 35

Несколько иная картина сложилась в северо-западном крае – в новгородских и псковских землях. Исследователи давно уже обратили внимание, что в таких городах, как Ладога, Корела и Орешек, рыболовы составляли большинство посадского населения[454]. Так, в Кореле, по переписи 1500 г., из 177 дворов на посаде 110 принадлежали рыболовам, причем 15 числились «лучшими»; в Орешке – 40 дворов из 148, а в древней Ладоге – 73 из 107. В этих городах рыболовство никак нельзя признать свидетельством прочной связи жителей с сельским хозяйством. Напротив, товарный характер промысла выражен очень отчетливо. Внутренние потребности в рыбе перекрывались уловами местных рыбаков в несколько раз. Их промысел был в первую очередь рассчитан на внешний рынок, которым, как это уже отмечалось в литературе, являлся огромный, густо заселенный Новгород[455]. В XV в., как пишет В. Н. Бернадский, «давние рыболовные и звероловные промыслы, солеварение, развивающиеся промыслы по добыче и обработке железа, а может быть, и кожевенное производство работали отчасти уже на широкий рынок, выходивший даже за пределы Новгородской земли»[456].

Вообще, появление в ближайшей и дальней округе крупнейших древнерусских городов промысловых сёл, рядков и настоящих городских поселений с узконаправленной хозяйственной деятельностью знаменует большие успехи процесса общественного разделения труда на Руси. Рыболовству в нём принадлежит заметное место. Новгородские погосты, вроде Ужина и Взвада; псковские посады, например Талабск в Псковском озере, или деревня Мачкова и погост на Куре-озере под Суздалем; сёла на Шексне и многие другие поселения, где процветал рыбный промысел, бывший основным занятием их жителей, приобрели такой характер благодаря установившимся рыночным связям с городами. Именно развитие городов как центров ремесла и торговли давало толчок к дифференциации деревни, начинавшей специализироваться в снабжении города определенными продуктами. Иными словами, близость емкого рынка для деревенских товаров постепенно придавала сельской экономике черты, характерные для городского хозяйства.

Заканчивая обзор истории городского рыболовства в Древней Руси, следует подчеркнуть длительный путь его развития от обычного «домашнего» промысла, ничем не отличающегося от прочих «побочных» занятий горожанина, до вполне самостоятельной отрасли городского хозяйства, связанной с торгом и определявшей в некоторых случаях экономическое лицо того или иного города и поселка.

Феодальные повинности, связанные с рыболовством, и их эволюция под воздействием развивавшихся товарно-денежных отношений

Выше, в разных разделах по тем или иным поводам приходилось касаться всякого рода повинностей и поборов, связанных с рыболовством и налагавшихся на сельское и городское население феодальным государством и землевладельцами-вотчинниками. Теперь необходимо более конкретно разобрать их формы, размеры и эволюцию.

Источники домонгольского времени содержат очень мало интересующих нас сведений. Согласно древнейшим спискам «Покона вирного», население должно было поставлять княжескому вирнику во время постов рыбу (заменявшуюся денежным взносом)[457]. Такое же обеспечение полагалось и городнику[458].

Из уже неоднократно цитировавшейся Уставной грамоты Смоленской епископии известно, что рыба составляла часть урока, взимавшегося с Торопца и Лучина[459]. Договоры Новгорода с князьями постоянно упоминают княжеского осетренника, посылавшегося на третье лето в Ладогу, где он, по-видимому, получал отчисления с уловов осетров[460].

Даже эти немногочисленные примеры доказывают наличие рыбы среди сбиравшихся натурой государственных повинностей. Особое внимание князья обращали на ловлю осетровых рыб и регулярно облагали их соответствующими поборами. Кроме того, в обязанности поселения некоторых волостей входили поставки орудий рыболовства (невод, курица и бредник – Смоленской грамоты) для княжеских ловищ. Можно предположить, что уже тогда существовали и отработочные повинности по обслуживанию этих ловищ, и доставка рыбы.

Оброк рыбой поступал, конечно, и феодалам-вотчинникам. Недаром в данных грамотах XII в. князей Мстислава Владимировича и Всеволода Мстиславовича Юрьеву монастырю, Изяслава Мстиславовича Пантелеймонову монастырю, а также в грамоте Варлаама Спасо-Хутынскому монастырю рядом с земельными пожалованиями даруются ловища, тони и колы в реках[461]. По всей вероятности, крестьяне монастырских сёл привлекались к участию в рыбной ловле, обязаны были поддерживать в порядке рыболовные сооружения и отдавать в пользу землевладельцев какую-то часть своих уловов. Однако установить конкретные формы и размеры повинностей не позволяет состояние источников.

Думается, всё же поступления рыбы в виде феодальной ренты были невелики. Основную ее массу землевладельцы получали со своих собственных ловищ, обслуживавшихся челядью.

Таким образом, уже в домонгольской Руси мы встречаем рыбу и в составе натурального обеспечения (корма) правительственных агентов, и среди государственных податей, и, наверное, в оброке натурой, взимавшемся феодалами-вотчинниками с подвластных им крестьян. Существовали также отработочные повинности, связанные с владельческим рыболовством.

Вопрос о соотношении количества продуктов (в том числе и рыбы), производившихся в собственно вотчинном хозяйстве и доставлявшихся феодалам через эксплуатацию путем оброчной системы крестьянских хозяйств, остается открытым. Ряд косвенных фактов заставляет отдать предпочтение первым и полагать, что продуктовая рента находилась еще в зародышевом состоянии[462].

Начиная со второй половины XIII в. сведения о феодальных повинностях, ложившихся тяжким бременем на плечи населения русских земель, постепенно приобретают массовый характер. Исследователи насчитывают около двухсот наименований только специфически крестьянских повинностей и поборов[463]. Многие из них касались рыболовства.

Одним из специальных поборов в пользу великих или удельных князей было «рыбное»[464]. Так, в жалованной грамоте можайского князя Ивана Андреевича Ферапонтову монастырю на деревню Крохину (1434–1435 гг.) говорится: «ино тем всем его людем на надобе моя дань на десять лет, ни которая пошлина ни рыбное»[465]. Другие акты позволяют установить порядок сбора «рыбного». «Мои рыбники с ыгумновых неводов и съ его людеи неводов, колко игумновыхъ неводов ни буда, за рыбное емлютъ с невода по двадцети белъ, как и су горожан емлют», – сообщается в грамоте белозерского князя Михаила Андреевича, данной Кирилло-Белозерскому монастырю (1476–1482 гг.)[466]. Здесь денежный взнос заменил, по-видимому, прежние отчисления натурой.

«Рыбному» Белозерского и Вологодского уездов идентичен, надо полагать, рыбный оброк, взимавшийся представителями великокняжеской администрации с различных снастей и ловель в других древнерусских землях. «А збирати старостам и целовальником тот рыбный оброк с рыбных ловцов с их рыбных ловель с неводов, и с кереводов, и с сетей, о со всяких ловель, хто какими ловлеми учнет с озере Селигере рыбу ловити, а не по пашне, а не по двором, и не по сохам, и не по тяглу, и не по животом», – объявляется в выписи из книг рыбной ловли (1557 г.) в озере Селигер.

Размеры этого оброка определялись применительно к местным условиям (пятая, шестая, десятая рыба; «пятнадцать сущик да по пяти пластей» с чаща или «с невода по десяти рыб в стрелу» и т. д.). Важно другое: рыбным оброком облагались все ловцы (если им не давались льготы), независимо от их правового положения[467]. «А кто имеет рыбу ловити на моем озере на Переславском и на Вексе неводом, или сетью, или бредником, или иною рыбною ловлею, – говорится в Уставной грамоте (1506 г.) великого князя Василия Ивановича переславским рыболовам, – мой ли кто великого князя, или митрополичь, или боярской, или монастырской, и те все потянут в мою поварню великого князя с моими рыболовами во всякие проторы»[468].

Таким образом, рыбный оброк («рыбное») взимался с людей, ловивших рыбу в угодьях, не огражденных от податей иммунитетными правами. Сумма его иногда сразу определялась центральной властью, а рыболовы лишь раскладывали ее между собой соответственно снастям. В других случаях оброк взыскивался представителями княжеской администрации на месте в установленных размерах с каждого вида рыболовных снарядов или же в пользу князя отчислялась заранее оговоренная часть улова.

Всё это свидетельствует о широком распространении рыболовства на Руси, благодаря чему рыбный оброк оказался в числе важных государственных податей, а невод и другие снасти стали наряду с сохой, плугом, кожевническим чаном, кузницей и т. п. единицами обложения.