В Козлов - Обманутая, но торжествующая Клио (Подлоги письменных источников по российской истории в XX веке) Страница 35

Полемика вокруг "письма Еремина" может считаться классическим случаем постижения истины. От общих, порой условно доказательных рассуждений ее участники со временем все чаще и чаще подходили к получению проверенного знания, а затем вышли и на стадию доказательных документально фактов. Политический подтекст дискуссии, конечно, сдерживал продвижение к признанию документа фальсификацией, но он же еще больше оттеняет то обстоятельство, что тяга к истине составляет неотъемлемую черту, присущую человеческому знанию. С позиции "Сталин -- агент охранки", конечно же, проще объяснить многие события советской истории, но от этого понятнее для всех нас она не станет. Наоборот, она будет упрощена, даже примитивизирована, и в личностях ее персонажей, и в сущности происходивших событий и явлений.

Глава 9. Миф против мифа, или "Свидетельства очевидца" об убийстве царской семьи

В истории фальсификаций исторических источников подделка серии документов, о которых пойдет речь ниже, занимает особое место. Все они касались одного из самых трагических событий российской истории XX в. -уничтожения царской семьи и находящихся вместе с ней служащих. Об их мученической смерти и беспредельной жестокости, с которой были уничтожены тела жертв, стало известно впервые с большей или меньшей степенью подробности и достоверности после выхода в Берлине в 1925 г. книги судебного следователя по особо важным делам Омского окружного суда Н.А.Соколова "Убийство царской семьи"[264]. Возглавив следствие об убийстве царской семьи в сложной обстановке Гражданской войны, Соколов сумел собрать подробные свидетельские показания очевидцев и участников одной из самых жестоких большевистских акций, раскрывавшие ее подготовку и проведение, и включил их полностью или частично в свою книгу.

Расследование Соколова, ряд других следственных действий, проведенных как по горячим следам совершенного преступления, так и много позже, прояснили многие детали убийства, но полностью восстановить его картины не смогли. Достаточно указать на то, что юридически остались не доказанными связь действий непосредственных организаторов и участников убийства с решениями большевистского центра, количество жертв, места уничтожения и захоронения трупов, персональный состав убийц. Все это являлось питательной средой для появления всевозможных слухов и домыслов, нередко приобретавших острое общественное звучание. Достаточно вспомнить периодически появлявшиеся легенды о чудесно спасшихся царевиче Алексее или царевне Анастасии, воплощавшиеся даже в реальные персонажи[265]. Ни советское руководство, ни западный мир не могли не реагировать на эти слухи и домыслы, поскольку в случае их подтверждения легитимность и советской власти, и официально признанных наследников царской семьи подвергалась серьезной эрозии.

Поэтому в этих условиях сенсационной стала публикация, помещенная на страницах западногерманского журнала "7 дней" с 14 по 25 июля 1956 г.[266] Она включала воспоминания бывшего военнослужащего австрийской армии И.П.Мейера, попавшего в июле 1916 г. в русский плен под Ровно, отправленного затем на работы в Сибирь, но благодаря знанию языков, в том числе русского, ставшего после революционных событий 1917 г. "доверенным лицом международной бригады в Уральском военном округе".

На вопросы редактора журнала Мейер сообщил, что он присутствовал на двух заседаниях Екатеринбургского совета, где сначала принималось решение об уничтожение царской семьи и ее окружения, а затем заслушивался отчет об убийстве. Кроме того, по его словам, Мейер находился и в том месте, где происходило уничтожение трупов расстрелянных, Мейер заявил также, что, несмотря на перипетии его личной судьбы, ему удалось сохранить часть подлинных документов, связанных с этим событием. Предваряя публикацию своих "показаний", т.е. фактически мемуаров, он твердо заявил: "Я не только могу подтвердить мое сообщение, но и доказать документами, до сих пор неизвестными. Некоторые документы, вывезенные мной в Европу, пропали во время войны при бомбардировках. На то, что я при этом сообщении прилагаю, должно уже быть достаточным, чтобы вполне разъяснить, наконец, одно из самых потрясающих событий нашего столетия"[267].

Действительно, к тексту "сообщения" были приложены фотокопии шести интереснейших документов. Документ No 1 представлял собой "Протокол заседания Областного Исполнительного комитета Коммунистической партии Урала и Военно-революционного комитета", документ No 2 был озаглавлен "Список команды особого назначения в дом Ипатьева", документ No 3 назван "Протокол экстренного заседания Областного Исполнительного комитета совместно с членами Чрезвычайной комиссии и Революционного штаба", документ No 4 являлся "рублевым билетом" с подписями царской семьи, найденным якобы Мейером в доме Ипатьева, документ No 5 представлял собой типографский текст экстренного сообщения Екатеринбургского исполкома о расстреле Николая II, документ No 6 являлся удостоверением, выданным Мейеру Исполкомом Екатеринбургского совета (далее везде мы будем указывать только номера этих документов).

Фотокопии шести названных документов, которые были снабжены всеми аксессуарами подлинности (бланки, печати, подписи, грифы секретности и т.д.), действительно подтверждали обширный текст "показаний" или "сообщение" Мейера. Это был фактически цельный мемуарный отрывок, описывавший события в Екатеринбурге с 4 по 25 июля 1918 г.

Едва ли не с первых строк мемуары Мейера содержали ранее неизвестный фактический материал. Во-первых, они легализовывали фамилию одного из главных инициаторов и организаторов убийства -- некоего Александра Мебиуса. Немец по национальности, родившийся в России, выпускник Горного института, он, по словам Мейера, уже со студенческих пор оказался вовлеченным в революционную деятельность. После Февральской революции Мебиус стал одним из организаторов Выборгского городского совета, затем был направлен ЛД.Троцким в Сибирь "в качестве начальника революционного штаба". По свидетельству Мейера, Мебиус 4 июля произвел обыск в доме Ипатьева, где размещалась царская семья, и обнаружил в ванной комнате пять винтовок с патронами, что свидетельствовало о готовящемся освобождении узников. "В этот момент -пишет он, -- неопределенная судьба Романовых была окончательно решена. Мебиус не был человеком, который мог безнаказанно оставить попытку освободить царя"[268].

Рисунок 7

Протокол экстренного заседания Областного Исполнительного комитета совместно с членами Чрезвычайной комиссии и Революционного штаба, состоявшегося 19 июля 1918 г.

Рисунок 8

Список членов команды под начальством Юровского, назначенной в дом Ипатьева для расстрела царской семьи

Во-вторых, мемуары подробно рассказывают о трех заседаниях руководящих органов Екатеринбурга.

На первом из них, состоявшемся 7 июля, было принято решение о казни царской семьи. По словам Мейера, на нем присутствовали, по крайней мере, А.Г.Белобородов, В.Ф.Голощекин, Мебиус, старый член партии П.М.Быков и автор мемуаров. Мейер свидетельствовал, что предрешение вопроса о казни едва не было сорвано Быковым, настаивавшим на публичном процессе над Николаем II. Однако жесткая позиция Мебиуса обеспечила принятие необходимого решения.

Второе заседание екатеринбургского руководства, по свидетельству Мейера, состоялось вечером 14 июля. Среди прочих вопросов на нем был заслушан отчет Голощекина о его поездке в Москву и встрече с Я.М.Свердловым. Уже без каких-либо дискуссий на этом заседании было принято окончательное решение уничтожить царскую семью вместе с находившимися при ней лицами, поручить "экзекуцию" Я.М.Юровскому и осуществить ее не позже 17 июля.

Третье заседание екатеринбургского руководства, по словам Мейера, состоялось 19 июля. Мейер подробно рассказал в мемуарах об отчете, с которым выступил в этот день перед собравшимися Юровский. В нем были изложены подробности расстрела. Автор дополнил содержание отчета деталями, которые он почерпнул от лиц, непосредственно принимавших участие в убийстве.

В-третьих, Мейер, как очевидец, сообщил об обстановке в доме Ипатьева сразу после расстрела царской семьи и обстоятельствах уничтожения трупов в урочище "Четыре брата".

"Показания" Мейера содержали и массу других зловещих подробностей организации уничтожения царской семьи, запоминающиеся портреты ее членов, их приближенных, например врача Е.С.Боткина, организаторов и исполнителей убийства. Они буквально заполнены массой фамилий людей, оказавшихся в той или иной степени причастными к июльским событиям в Екатеринбурге, в том числе одиннадцати исполнителей расстрела в одном из подвальных помещений дома Ипатьева.

Воспоминания Мейера в целом выглядят не только как обличительный, но и в равной мере как процессуальный документ. Его рассказ производил мрачное впечатление и однозначно квалифицировал убийство как тщательно спланированное преступление. Автор в своем повествовании оставался сторонним наблюдателем, с фотографической точностью, без каких-либо эмоций описав произошедшее. Даже, казалось бы, такой многозначительно-символический факт, как последующая печальная судьба ряда организаторов и исполнителей убийства -- Юровского, Голощекина, Белобородова, Мебиуса, П.Л.Войкова, изложен им подчеркнуто констатирующе и сухо.