Последний день СССР. Свидетельство очевидца. Воспоминания помощника президента Советского Союза - Андрей Серафимович Грачёв Страница 36

Объяснение же было очевидно: после августовского путча Украина предпочитала не иметь больше дел с Россией — ни с той, которая собиралась восстанавливать Советский Союз под руководством Янаева, ни с постсоветской, возглавляемой Ельциным, ни даже с демократической и обновленной по замыслу Горбачева, который сам был наполовину украинцем…

С утверждением во главе независимой Украины Леонида Кравчука, готового подарить российскому руководству алиби для похорон идеи Союза, все актеры пьесы, написанной по сценарию Бурбулиса, были на месте, и ее режиссеру оставалось дать команду «Мотор!».

Не желая возбуждать подозрений Горбачева, Ельцин сообщил ему, что отправляется в Минск для обсуждения с Шушкевичем вопросов двустороннего сотрудничества и при этом поделился намерением пригласить на их встречу Кравчука, чтобы попытаться убедить украинского президента не отвергать идею Союза. И лишь перед отлетом бросил журналистам загадочную фразу: «Если это не получится, надо будет поискать другие варианты».

В эти дни крайнего напряжения Горбачев получал и сигналы моральной поддержки, но они приходили в основном из-за рубежа, в первую очередь от лидеров тех стран, которые благодаря его политике смогли высвободиться из клетки «холодной войны». Первым среди них был, по понятным причинам, Гельмут Коль, ведь благодаря Горбачеву он вторым после Бисмарка смог войти в немецкую историю как «канцлер объединения» Германии.

Бывший лидер польской «Солидарности», ставший президентом страны, Лех Валенса, тоже считавший, что в немалой степени обязан своим постом Горбачеву, передал через моего друга, посла Польши Станислава Чосека, что он готов приехать в Москву и подписать советско-польский договор о дружбе и сотрудничестве с новым Союзом, если это поможет его сохранению.

Пожалуй, самое неожиданное и по-своему трогательное выражение сочувствия и поддержки пришло из Будапешта от премьер-министра Йожефа Анталла, который в молодости принимал участие в антикоммунистическом восстании 1956 года, подавленном советскими танками, был арестован и приговорен к смертной казни.

Оказавшись с визитом в Москве, он во время беседы с Горбачевым поделился с ним венгерским опытом. «В распаде империи, как показал опыт Австро-Венгрии, нет трагедии. После Первой мировой войны Венгрия потеряла две трети своей исторической территории и почти половину населения. Такой страной, как ваша, невозможно управлять из одного центра. Надо, чтобы национальные республики обрели свой суверенитет и выработали формы самоуправления. На такой основе может вполне сложиться их естественный союз».

У Горбачева, однако, не было времени воспользоваться этими уроками истории. Его нес поток современности, дамбы на пути которого он взорвал сам, не оставив себе шансов его контролировать. После разговора с Ельциным 6 декабря он позвонил Кравчуку и Назарбаеву и предложил им встретиться в Москве 9 декабря, сообщив, что уже имеет на это согласие Ельцина и Шушкевича. Таким образом, подобно тому как он предопределил дату путча в августе, назначив подписание Союзного договора на 20 августа, он, сам того не зная, подтолкнул события к развязке 8 декабря.

…После обеда 8 декабря на моей служебной даче в Успенском раздался звонок «вертушки» — телефона правительственной связи. Незнакомый голос спросил, говорит ли он с Грачевым. Я ему это подтвердил. Собеседник сообщил, что со мной хочет переговорить Борис Николаевич Ельцин. Заинтригованный, я ждал продолжения. Через минуту уже другой собеседник, видимо, помощник Ельцина, переспросил: «Это Павел Грачев?» Я ответил: «Нет, Андрей». — «Извините, нам нужен Павел».

Мой однофамилец Павел Грачев, бывший командующий десантными войсками, после того как во время путча в августе оказал важную услугу Ельцину, стал заместителем министра обороны Шапошникова. Позже я узнал, что неожиданный звонок исходил из белорусской правительственной резиденции «Вискули», расположенной в Беловежском лесу недалеко от польской границы. В это время там уже собрались руководители трех славянских республик — России, Белоруссии и Украины. Бдительный помощник Ельцина лишил меня возможности поговорить с российским президентом и узнать, зачем ему понадобился Павел Грачев, несколько дней спустя назначенный на пост министра обороны России. Но уже назавтра все прояснилось…

Резиденция «Вискули» была хорошо известна в кругах высшей советской номенклатуры прекрасными условиями для охоты. Расположенная в Беловежском лесу, который Белоруссия делила с Польшей, она прославилась, в частности, как заповедник для зубров — реликтовых быков, европейского варианта американских бизонов, давших название знаменитой польской водке «Зубровка».

Леонид Брежнев, большой любитель охоты, нередко наведывался сюда охотиться на кабанов (охота на зубров, занесенных в Красную книгу, была официально запрещена).

На этот раз резиденция была избрана не из-за прекрасных условий для охоты, а благодаря ее скрытому расположению. Находясь недалеко от границы, она позволяла собравшимся здесь членам новой «тройки» в случае экстренной необходимости перелететь на вертолете в соседнюю Польшу.

После короткой остановки в Минске российский президент прибыл в «Вискули», сопровождаемый группой своих «шерпа» — вице-премьеров Бурбулиса и Гайдара, нового министра иностранных дел Козырева и юриста Шахрая. Именно они в предыдущие дни работали над сценарием «учредительного собрания» новой структуры, которая должна была заменить столь желаемый Горбачевым Союз и вывести из дальнейшей игры его самого.

Ключевая роль в сценарии отводилась только что избранному украинским президентом Леониду Кравчуку, чья позиция была решающей в судьбе «нового» Ново-Огаревского процесса. Как он сам потом подтверждал, он приехал в Беловежье с двумя вариантами, из которых должен был выбрать тот, что предпочтет Ельцин.

Роль хозяина укромной встречи Станислава Шушкевича, председателя белорусского парламента, в значительной степени сводилась к тому, чтобы накрыть стол для заседаний и застолий «тройки» и… растопить сауну, где проводили время руководители, пока их советники согласовывали текст приговора Советскому Союзу. В нем они широко использовали формулы, уже выработанные на разных стадиях Ново-Огаревского процесса, исключив из них упоминание об общем парламенте, конституции, знамени и, разумеется, президенте.

Работа над текстом, объявляющем о создании Содружества Независимых Государств, была закончена поздно ночью и, поскольку в это время машинистка, вызванная в «Вискули», уже давно спала, один из авторов текста Егор Гайдар оставил рукописные листки на коврике перед ее дверью. Проснувшаяся ранним утром машинистка спровоцировала всеобщую панику, объявив, что она ничего не нашла, — в процессе экстренного расследования документ обнаружили в мусорном баке, куда его выбросила, найдя под дверью, пришедшая уборщица.

Текст был напечатан и представлен на одобрение трех лидеров, собравшихся в Охотничьем зале. На этот раз «разделка» предстояла не охотничьему трофею, а огромному государству с 286 млн жителей, которое