Иван Беляев - У истоков Руси Страница 37

Таким образом, русское общество в отношении к своим князьям и в отношении к своему внутреннему устройству при внуках и правнуках Ярослава находилось почти в том же положении, в каком оно было в прежнее время; но развитие общества в других отношениях заметно шло вперед. Так, относительно распространения и утверждения христианства по памятникам мы знаем, что в это время проповедники христианства, по следам Леонтия и Исаии, продолжали углубляться на север, в страну закоренелых язычников финнов. Например, в 1147 году инок Глушевской обители, преподобный Герасим, пришел на Вологду и там на диком лесу построил Троицкий монастырь и в продолжение тридцати лет проповедовал тамошним язычникам Евангелие; потом мы имеем две грамоты новгородского владыки Иоанна, писанные около этого же времени к посадникам и игуменам на Двину, которые свидетельствуют, что новгородские колонисты уже распространяли христианскую веру в пределах заволоцкой чуди. За это же время мы имеем много любопытных известий о быстром распространении церквей и монастырей в Киеве, Новгороде, Смоленске, Ростове и других городах; так, монастырей тогда в Киеве было 17, а в Новгороде – 20; в целой Руси тогда уже считалось десять епископских кафедр или епархий. Правда, и в то время языческие суеверия были еще распространены между темным народом; так, по свидетельству Кириковых вопросов епископу Новгородскому Нифонту, женщины больных детей носили не к священникам на молитву, а к волхвам и ворожеям; также были еще охотники приносить жертвы роду и рожанице и другим языческим богам; но зато теперь уже не было и помину о восстаниях язычников, о попытках воротить отвергнутых языческих богов и уничтожить христианство, какие мы видели при сыновьях Ярослава. Напротив того, теперь место старых язычников заступили пришельцы еретики – лжетолкователи христианской веры; так, при Святополке явился в Киеве какой-то еретик Адриан, а при Мономахе другой еретик Дмитр, вероятно пришедшие из Болгарии, где в это время усилилась ересь богомилов; но попытки еретиков не имели успеха на Руси, и сами проповедники ереси были отлучены от церкви и заключены в темницы, где первый и отказался от ереси.

Рядом с христианством распространялось и просвещение не только между духовными, но и светскими людьми. Так, из духовных того времени известны своею ученостью митрополит Киевский Никифор Грек, от которого дошли до нас несколько сочинений, писанных по-русски и свидетельствующих о его научном образовании. Современник Никифора, игумен одного монастыря в Чернигове, Даниил путешествовал в Иерусалим и оставил хорошо написанное и любопытное описание своего путешествия. При Изяславе Мстиславиче был известен своею ученостью киевский митрополит Климент, родом и воспитанием из Смоленска, где он сперва прославился строгою отшельническою жизнью в затворе; он у современников слыл книжником и философом и, как сказывают, оставил после себя много сочинений, которые, впрочем, до нас не дошли или еще не отысканы. Из современников Климента были известны своим просвещением: епископ Новгородский Нифонт, из подвижников Киево-Печерского монастыря; его преемник на епископской кафедре Аркадий, из игуменов Богородицкого монастыря в Новгород; диакон и доместик Антониева новгородского монастыря Кирик, оставивший после себя сочинение о хронология и вопросы к епископу Нифонту о разных предметах церковного служения и священнических обязанностей; также священник одной новгородской церкви, писавший первую Новгородскую летопись.

Из светских людей в числе первых по просвещению должно упомянуть о Владимире Мономахе, после которого до нас дошло поучение к детям и послание к Олегу Святославичу, оба сочинения замечательные как по изложению своему ясному и живому, так и по содержанию превосходно характеризующему тогдашнее время и свидетельствующему о начитанности и светлом уме Мономаха. Из Мономаховых современников известен как писатель какой-то Василий на Волыни, участвовавший в переговорах Давыда Игоревича с Васильком Ростиславичем и оставивший нам живое и картинное описание всех тогдашних событий, бывших на Волыни и в Червонной Руси вследствие ослепления Василька Ростиславича. Из современников Юрия Суздальского известен по своей начитанности и замечательным литературным способностям один из его дружинников по имени Даниил, сосланный им в заточение на Лаче-озеро, от которого дошло до нас послание, или моление, писанное им к Юрию Суздальскому, замечательное по своему красноречию и живому изложению тогдашнего быта дружинников. Из этого послания мы между прочим видим, что в то время от дружинников требовалась не одна физическая сила и храбрость, но и просвещенный разум, книжное учение и уменье говорить и писать красноречиво. Даниил, умоляя князя возвратить его из заточения, пишет: «Господине мой не зри внешняя моя, но зри внутренняя: аз бо одеянием скуден, но разумом обилен; юн возраст имею, а стар смыслом, бых мыслию яко орел паряй по воздуху. Но постами сосуды скудельничи под поток капля языка моего, да каплют ти сладчайши меду словеса уст моих. Аз бо, княже господине, ни за море ходих, ни от философ научился, но бых яко падая пчела по различным цветам и совокупляя яко медвеный сот; тако и аз по многим книгам собирая сладость словесную и разум, и совокупих яко мех воды морские». Слова Даниила Заточника, о требовании от дружинников в то время книжного учения, подтверждает и знаменитый русский церковный оратор, епископ Туровский Кирилл, живший несколько позже Юрия и Даниила; он в одной притче говорить: «Аще бомира сего властели, и в житейских вещах труждаются человеци, прилежно требуютышижного почитания; кольми паче нам подобает учитися в них, и всем сердцем взыскивати сведения словес божиих, о спасении душ наших писанных». Это двойное свидетельство светского и духовного писателей служить прямым указанием, что книжное учение при внуках и правнуках Ярослава было существенною потребностью русского общества как между пастырями и служителями церкви, так и между светскими людьми.

Вместе с просвещением развивалась и городская жизнь, так что в то время сельский житель в сравнении с городским уже считался невежею. И города тогда действительно были в цветущем состоянии; междоусобия князей, преимущественно веденные княжими дружинами и наемными половцами, почти не мешали городским жителям развивать свои промыслы. Притом же князья как бы берегли богатые и промышленные города и разорения и военные опустошения преимущественно ограничивали частными имениями князей своих противников и их дружины. Так что во все это смутное время ни один значительный город не подвергался разграблению, хотя иные и часто переходили из рук в руки и при помощи военной силы; например, Киев от смерти Мстислава в продолжение 25 лет до десяти раз переходил от одного князя к другому и ни один раз не был отдан на разграбление, хотя войска неприятельские несколько раз бились под его стенами; то же должно сказать о Переяславле, Чернигове, Смоленске, Новгороде-Северском, Курске и других городах, сколько-нибудь значительных; они при всех междоусобиях князей почти всегда оставались целы; ибо или заставляли своих князей мириться, говоря прямо: остави свое высокоумие, мирись, или принуждали их выйти из города и говорили: приходи после, когда будешь силен, и сами сдавались на договор; бились же с противниками усердно, только тогда, когда надеялись отбиться, когда сила была на стороне города. Подвергались разорению, и то не всегда, только города незначительные, не промышленные, населенные или младшими дружинниками князей, или покорившимися половцами, торками, берендеями и вообще недобровольными русскими поселенцами. Жители таковых городов при приближении сильного неприятеля обыкновенно со всеми своими пожитками оставляли свои города и бежали в места более надежные и усиленный, а иногда несколько таковых городов соединялись в одном городе и защищались общими силами. Так, в 1147 году, когда Изяслав с Ростиславом, преследуя Давыдовичей, шли к Чернигову и, подошедши к Всеволожу, взяли этот город на шить, то нашли укрывшихся в нем жителей двух других городов, которые, очевидно, думали отбиться общими силами; потом, услышавши о взятии Всеволожа, мелкие города Уненеж, Белавежа, Бохмач и другие бежали к Чернигову. Половцы, конечно, не следовали расчетам русских князей и грабили и разоряли без разбора всех, лишь бы рука подошла; но сим грабителям весьма редко удавалось поживиться взятием какого-либо города, от них города почти всегда отсиживались. Следовательно, говоря вообще, русские города того времени были почти свободны от внешних препятствий к своему развитию и процветанию. Относительно же внутренних препятствий должно сказать, что тогдашние города их имели еще менее, ибо пользовались полным самоуправлением, князья в их распорядки почти вовсе не вступались, рады были их процветанию и, сколько могли, старались способствовать тому, ибо с городов им шли значительные доходы от торговых и других городских пошлин. И действительно, земские города, благоприятствуемые обстоятельствами, быстро росли и размножались. Так, например, в Киеве было уже в это время более 600 церквей, ибо в двухдневный пожар этого города, бывший в 1124 году, сгорело около 600 церквей. Новгород Великий также был в цветущем положении; то же должно сказать о Смоленске при Ростиславе Мстиславич, о Галиче при Владимире Володаревиче и его сыне Ярославе, о Ростове, Владимире-Залесском и Суздале при Юрии Суздальском и при его сыне Андрее и о многих других городах.