Даниил Альшиц - Начало самодержавия в России Страница 38

Из записок Штадена с полной отчетливостью выясняется, что с самого начала и до конца своего пребывания «в стране московитов» он находился в земщине. В первых своих сочинениях — в «Проекте» и в «Описаниях» он сам так и пишет. А в «Автобиографии», где Штаден несколько раз заявляет, будто был опричником, он то и дело «проговаривается», многие объективные детали выдают истину, состоящую в том, что он постоянно жил в земщине.

Вскоре после прибытия на Русь Штаден, как и было принято среди иноземцев, завел в земщине корчму. Его торговля вином по каким-то причинам вызвала недовольство среди жителей соседних, якобы опричных улиц: «Простолюдины из опричнины жаловались на меня на земском дворе, что я устроил у себя корчму».

Несколькими строками выше Штаден между делом обмолвился, что у него уже был в то время двор в опричнине. Но если он уже был опричником, то как мог он торговать вином в земщине? Не кто иной, как сам Штаден уверяет, будто за общение опричников с земскими и тех и других подвергали жестокой расправе. Во-вторых, как могли «простолюдины из опричнины», т. е. простые посадские жители и крестьяне, жаловаться на царского слугу — опричника? В-третьих, почему опричные жалуются на опричника на земском дворе? Чем им вообще мешает корчма, открытая в земщине, т. е. в другой части города? Вполне очевидно, что опричнина здесь, как и на других страницах данного сочинения, названа Штаденом для красного словца. На деле же речь идет о жалобе жителей посада — «простолюдинов» в земский двор на обосновавшегося у них мошенника-шинкаря. Это заключение подтверждается дальнейшим сообщением Штадена.

«На земском дворе начальником и судьей был тогда Григорий Грязной». Свидетельство само по себе исключительно интересное. Оно говорит о том, что административного отделения земщины от опричнины не было с самого начала и о том, что не только после 1572 г. опричники оказались в руководстве земскими учреждениями, но что такое положение существовало изначально.

Штаден заявляет, что Григорию Грязному он «полюбился, точно сын родной, как он говаривал. Вот что делали деньги, перстни, жемчуг и т. п.». Как утверждает Штаден, Грязной «сказал всему миру: "Двор этот принадлежит немцу. Он иноземец и нет у него друзей-покровителей"». Если это так, Грязной своими словами засвидетельствовал «всему миру», и в том числе нам — историкам, что Штаден, заявляющий, будто был в тот момент опричником, в действительности им не был. Об опричнике, обласканном царем, не скажешь, что нет у него «друзей-покровителей». Тем более что, как уверяет сам Штаден, царь прислал в земщину указ, надежно ограждающий интересы опричников: «Судите праведно, наши виноваты не были бы». «Так все и осталось, — пишет тут же Штаден и продолжает: — В земщине был у меня еще один двор..».

Далее Штаден рассказывает: «Когда великий князь дал нам (иноземцам. — Д. А.) поместья, занимался наделением землей Иван Висковатый». Вот это вполне точно. Благоустройством иноземцев занимался глава Посольского приказа известный деятель земщины И. М. Висковатый. Однако не было и не могло быть того, чтобы Висковатый наделял землей опричника.

Тут же Штаден пишет: «Так как я постоянно бывал у первого боярина Ивана Петровича Челяднина… то этот боярин… приказал дать мне то поместье, о котором я и бил челом». И. П. Челяднин мог распоряжаться только земскими делами и раздавать опричникам поместья не мог ни в опричнине, ни в земщине.

Итак, у Штадена в земщине два двора, корчма и поместье. Дела его решают на земском дворе. Он пользуется покровительством руководителей земщины, постоянно с ними общается, а опричника Грязного (управляющего земскими делами) вынужден подкупать, как, надо думать, поступали многие земские. В своих ранних сочинениях, в которых Штаден еще не выставляет себя опричником, он постоянно говорит об опричниках с возмущением: «Великое горе сотворили они по всей земле! И многие из них были тайно убиты», они «обшарили всю страну», «сами составляли себе наказы» на ограбление земских, «по своей прихоти и воле. . истязали всю русскую земщину», они «не могли насытиться добром и деньгами земских». Здесь он ни разу не ассоциировал себя с опричниной. Дважды и совершенно по-разному изображает Штаден свое участие в битве на Молодях с ордами Девлет-Гирея в 1572 г. Два этих рассказа настолько лишены каких-либо реалий, кроме тех, которые знали буквально все жившие тогда в русском царстве люди (например, о пленении Дивея-мурзы и т. п.), настолько неправдоподобны и настолько противоречат один другому, что создается впечатление — Штаден вообще не принимал участия в этих боях. Так или иначе, в своих первоначальных воспоминаниях он определенно говорит, что находился в земском войске под командой воеводы М. И. Воротынского. «Мы», «нас», «нам» — то и дело повторяет он, вписывая себя в число подчиненных земского воеводы. Ни опричнина, ни опричный воевода Д. И. Хворостинин в этом рассказе даже не упоминаются. Нет здесь речи и о том, что сам Штаден имел какое-либо отношение к опричным полкам.

Итак, Штаден во всех своих сочинениях, включая «Автобиографию», где прямо, где косвенно, по достаточно определенно говорит о своей жизни в земщине. Рассказывая о «земской» жизни Москвы, он сообщает множество безусловно верных и точных деталей. Большинство из них находит подтверждение в русских источниках и в сочинениях других иноземцев. Как только Штаден заговаривает об опричнине, а тем более о своей службе в ее рядах, он погружается в бездну несусветной лжи и непримиримых противоречий.

По словам Штадена, опричнина была учреждена до бегства Курбского. Он утверждает, что Курбский потому и бежал, что ему не поправилось установление царем опричного порядка: «Как только понял этот штуку с опричниной, пристроил он свою жену и детей, а сам отъехал к королю польскому Сигизмунду-Августу».

«До того как великий князь устроил опричнину, — пишет далее Штаден, — Москва с ее Кремлем и слободами была устроена так…». Идет описание доопричной Москвы и Кремля — доопричной резиденции великого князя. Тут же, однако, говорится: «На этой площади (на Красной. — Д. А.) умерщвляли и убивали господ из земщины. Тогда вся площадь… бывала окружена и занята опричными стрелками..». Выходит, по Штадену, что опричнина и земщина, опричный террор и опричные стрелки существовали до учреждения опричнины. Дальше — больше: не успел «великий князь» устроить опричнину и начать выселение всех неопричных с опричных земель, сообщает Штаден, как «тогда же подоспели великий голод и чума». В действительности между началом опричнины и временами «великого голода» и чумы прошло пять-шесть лет.

Интересно, что в «Описании» Штаден совершенно правильно относит чуму и голод, постигшие Русь, к началу 1570-х гг. Это значит, что, сочиняя о своей опричной службе, он сознательно, вопреки фактам писал то, что ему в этот момент было нужно.

Тогда же, по утверждению Штадена, т. е. сразу же после учреждения опричнины, царь, вернувшись в Москву, убил первого боярина И. П. Челяднина. Таким образом, Челяднин погиб, по заявлению Штадена, беспричинно. Штаден знает о заговоре 1568 г., раскрытом царю Владимиром Андреевичем Старицким, явно понаслышке. О том, что Челяднин погиб в 1568 г. по обвинению в руководстве этим заговором, Штаденус очевидно, неизвестно. Кстати сказать, даже дату гибели В. А. Старицкого, на бывших землях которого Штаден получил поместье, он тоже резко сместил. По Штадену, князь Старицкий был убит поело возвращения царя из похода на Новгород, т. е. в 1570 г. В действительности он погиб до Новгородского похода, в октябре 1569 г. Неправдоподобно и то, что царский приближенный Штаден получил поместье в уделе В. А. Старицкого еще до того, как этот удел перешел в январе — марте 1566 г. «по обмену» в царское владение.

В «Автобиографии», где Штаден впервые заявил, что он и сам был опричником, он тем не менее ничего не сообщает ни об одной своей конкретной службе в рядах опричников. Об этом ему сказать, видимо, абсолютно нечего. Вместо рассказа о каких-либо службах в царской опричнине он вынужден сообщать, как и почему он от них каждый раз отказывался.

Оставленное Штаденом описание опричного двора весьма конкретно. Но нельзя не заметить, что это чисто внешнее описание. Штаден видит и описывает опричный двор так же, как он видит и описывает Кремль, — каким его видели все бывавшие там жители Москвы, в том числе и стоявшие на опричном дворе на «правеже», т. е. понуждаемые сечением кнутом к уплате долгов или налогов.

Сам Штаден весьма точно озаглавил свое описание московской резиденции царя на Неглинной: «Строения опричного двора». Строения! У Штадена нет ни слова о том, как выглядят внутренние покои опричного дворца. Если бы он их видел, то не преминул бы описать их убранство или, скажем, царский пир. Но об этом Штаден представления не имеет. Вот почему у него и возникла необходимость дать объяснение явному «провалу памяти»: «Я не согласился на предложение, сделанное мне (царем. — Д. А.) через дьяка Осипа Ильина, все время безотлучно состоять при великом князе». После рассуждений на этот счет Штаден написал фразу, которую И. И. Полосин называет «не вполне ясной»: «Благодаря этому я и писать не мог больше».