Сергей Нефедов - Война и общество. Факторный анализ исторического процесса. История Востока Страница 4

Что касается роли долговременных климатических колебаний, необходимо отметить, что одно время имели место попытки объяснить механизм демографического цикла чередованием периодов похолодания и потепления. Автором теории определяющей роль климатического фактора в экономических и демографических процессах является шведский историк Густав Уттерстрем. В 1955 г. Уттерстрем опубликовал обстоятельное исследование[33], в котором пытался доказать, что существовали вековые колебания климата, которые привели к кризисам XIV и XVII вв. Э. Ле Руа Ладюри посвятил опровержению этого тезиса специальную работу[34], в которой показал, что катастрофы, пережитые человечеством в Средние века, не связаны с относительным похолоданием. В последнее время появились также и статистические исследования, подкрепляющие аргументацию Э. Ле Руа Ладюри[35].

В контексте теории демографических циклов исследуется также роль эпидемий. Известно, что эпидемии поражают прежде всего перенаселенные регионы, где миллионы людей ослаблены недоеданием, а огромные массы бедняков скапливаются в городах (отличающихся своими антисанитарными условиями)[36]. Глобальная эпидемия вызывает структурный кризис: массы людей спасаются бегством из пораженных районов, поля остаются необработанными, следствием чего является голод. С другой стороны, резко падает сбор налогов, казна испытывает финансовый кризис; чиновники, не получая жалования, перестают исполнять свои обязанности или просто оказываются не в состоянии их исполнять. Если эпидемия продолжается недолго, если у населения есть значительные запасы хлеба, а у казны – запасы монеты, то кризис преодолим. Но если общество находится в фазе Сжатия, если нет никаких запасов, то большая эпидемия порождает экосоциальный кризис и заканчивается демографической катастрофой.

1.3. РОЛЬ ТЕХНОЛОГИЧЕСКОГО ФАКТОРА. ТЕОРИЯ ВОЕННОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Идея о том, что техника и технология определяют социальную структуру и общественные отношения, высказывалась многими историками и экономистами. Прежде всего речь идет о роли технологических революций и великих, фундаментальных, открытий. Фундаментальные открытия – это открытия, позволяющие овладеть новыми ресурсами и возможностями, в современной терминологии – это открытия, расширяющие экологическую нишу народа или государства и способствующие увеличению численности населения. Это могут быть достижения в области производства пищи, например доместикация растений, позволяющая увеличить плотность населения в десятки и сотни раз. Это может быть новое оружие или новая военная тактика, позволяющие раздвинуть границы обитания за счет соседей. Это могут быть транспортные средства, позволяющие открыть и освоить новые земли. В качестве фундаментальных открытий можно рассматривать также новые технологии, способствующие достижениям в упомянутых выше областях; например, освоение металлургии железа, с одной стороны, позволило создать железные топоры и плуги, облегчившие освоение целины, с другой стороны, сделало возможным появление нового оружия – железных мечей.

Очевидно, что технологический фактор непосредственно влияет на демографическую динамику и социальное развитие общества. С одной стороны, фундаментальные открытия расширяют экологическую нишу, с другой стороны, они могут вызывать трансформации структуры «государство – элита – народ» и вызывать масштабное перераспределение ресурсов между элементами этой структуры.

Обычно отмечаются две глобальные общественные трансформации, вызванные аграрной (неолитической) революцией, породившей традиционное общество земледельцев, и промышленной революцией, обусловившей переход от традиционного к индустриальному обществу. Что касается менее значимых трансформаций внутри традиционного общества, то их связывают в основном с военно-техническими достижениями, т. е. с фундаментальными открытиями в военной сфере. В свое время Макс Вебер обратил внимание на то, что появление в Греции вооруженной железными мечами фаланги гоплитов привело к переходу власти в руки состоятельных граждан-землевладельцев[37]. Аналогичным образом Линн Уайт и Брайан Даунинг объясняют становление феодализма появлением стремени, которое сделало всадника устойчивым в седле и обусловило господство на поле боя тяжеловооруженных рыцарей[38].

Отталкиваясь от этих положений, известный востоковед И. М. Дьяконов создал теорию военно-технологического детерминизма, в которой каждая фаза исторического развития характеризуется изменениями в военной технологии[39]. Согласно этой теории там, где нет металлического оружия, не может быть классового общества, и первые две фазы развития соответствуют бесклассовому первобытному строю. Появление бронзового оружия открывает путь к переходу в третью фазу («ранняя древность») и к созданию примитивного классового общества. Распространение железного оружия вызывает переход к четвертой фазе («имперская древность»). В этой фазе появляются большие империи с регулярным налогообложением и развитой бюрократией. Пятая фаза – это Средневековье, в котором «воин на защищенном панцирем коне, сам закованный в броню… может обеспечить эксплуатацию крестьянина, который в предшествующую эпоху и поставлял основную массу воинов»[40]. Появление огнестрельного оружия открывает шестую фазу – фазу «стабильно-абсолютистского постсредневековья»[41].

Близкую схему связи между военной техникой и политическим режимом обосновывает известный французский социолог Доминик Кола. На материале Древней Греции и Центральной Африки XVII – XIX вв. он доказывает, в частности что боевые колесницы в собственности государства порождают деспотию, кавалерия, принадлежащая знати, – аристократию или выборную монархию, а огнестрельное оружие – централизованную власть[42].

Необходимо, однако, отметить, что рассматриваемые здесь соответствия между типом вооружения и политическими режимами не являются жесткими и имеют скорее характер статистической зависимости. Существуют примеры, показывающие, что в отдельных случаях постулируемые связи нарушались. Это в первую очередь касается тезиса Л. Уайт о том, что распространение стремени порождает рыцарство и феодализм. Этот тезис был обоснован на материале Европы, где проблема обеспечения всадников рыцарским вооружением решалась путем предоставления им (на условиях службы) земельных владений-бенефициев. Как было показано исследователями-востоковедами, в Китае государство, располагавшее развитой налоговой системой, предпочитало непосредственно оплачивать наемных кавалеристов из казны, не наделяя их бенефициями. Таким образом, в Китае (за исключением, быть может, маньчжурского периода) не существовало класса рыцарей-землевладельцев, характерного для европейского феодализма[43].

Очевидно, последствия распространения тех или иных военно-технических достижений должны рассматриваться для каждой страны конкретно – это и является одной их задач данного исследования.

Наиболее разработанной из теорий технологического детерминизма является созданная Майклом Робертсом[44] теория военной революции. Эта теория до сих пор мало известна российской исторической общественности, поэтому будет уместно кратко изложить ее основные положения и выводы[45].

Основная идея М. Робертса состоит в том, что на протяжении последних трех тысячелетий в мире произошло несколько военных революций, каждая из которых была началом нового этапа истории. «Это – историческая банальность, – писал М. Робертс, – что революции в военной технике обычно приводили к широко разветвленным последствиям. Появление конных воинов [точнее, колесничих. – С. Н.]… в середине II тысячелетия до н. э., триумф тяжелой кавалерии, связанный с появлением стремени в IV в. христианской эры, научная революция в вооружениях в наши дни – все эти события признаются большими поворотными пунктами в истории человечества»[46].

М. Робертс подробно проанализировал лишь одну из военных революций – революцию середины XVII в. Эта революция была связана прежде всего с появлением легкой артиллерии. В прежние времена качество литья было плохим, и это вынуждало делать стенки ствола пушек настолько толстыми, что даже малокалиберные орудия было трудно перевозить по полю боя. Шведский король Густав Адольф (1611-1632 гг.) осознал, какие перспективы открывает улучшение качества литья, и преступил к целенаправленным работам по созданию легкой полевой артиллерии. Эти работы продолжались более десяти лет, и в конце концов в 1629 г. была создана легкая «полковая пушка», regementsstycke[47]. Полковую пушку могла везти одна лошадь; два-три солдата могли катить ее по полю боя рядом с шеренгами пехоты и, таким образом, пехота получала постоянную огневую поддержку. Стенки ствола полковой пушки были настолько тонкими, что она не могла стрелять ядрами, секрет regementsstycke состоял в том, что это была первая пушка, предназначенная для стрельбы картечью, «гаубица». Благодаря применению специальных патронов полковая пушка обладала невиданной скорострельностью: она делала до шести выстрелов в минуту и буквально засыпала противника картечью[48]. «Это была фундаментальная инновация», – писал М. Робертс[49].