А. Лысев - Ложь от советского информбюро Страница 4

Метрах в трехстах от деревни Марьино, в сторону Стрельны, на берегу речки, стояла наша зенитная батарея. Еще было светло, когда появились три немецких бомбардировщика. Они шли очень низко. Зенитчики торопливо свернули стволы орудий в горизонтальное положение и побежали в траншеи. Мы стояли и смотрели.

Самолеты шли прямо на нас, бежать было уже поздно, все легли на землю. Бомбы повалились с каждого самолета штук по десяти на пашню недалеко от зенитчиков. Разрывом каждой бомбы поднимало столб земли. Зенитную батарею не затронуло, бомбы упали в стороне от нее.

10 сентября отослал в Ленинград черные ботинки сыну Толе (купил их в сельпо в Горелово). Отослал с женой Закревского.

11 сентября ночевали около шоссейной дороги, идущей в Ропшу. Ночью был мороз, замерзла вода в лужах. Немецкие самолеты непрерывно летают, наши зенитки бьют по ним.

12 сентября первый раз получили по сто грамм водки. Расположились недалеко от деревни Н на горе. Немцы обстреляли эту деревню. С горы от деревни по шоссейной дороге шли раненые, военные и гражданские. По дороге ехал верхом старший политрук тов. Киреев, он меня и Чудакова направил в пятую батарею.

13 сентября нас зачислили в огневой расчет. На следующий день вечером поехали из лесу. Расположились у самой опушки. Немцы стали обстреливать из минометов. Переехали по шоссейной дороге к Стрельне. Ночевали у шоссейной дороги под деревьями. Ночь была холодная. Немцы стали стрелять по нам из минометов, но мины не долетали до нас.[8]

15 сентября утром снова поехали по шоссейной дороге в лес, свернули к авиагородку, сделали петлю, остановились под деревьями, установили пушки, простояли целый день, но не стреляли.

От Советского Информбюро

14 сентября 1941 года

Письма и дневники, обнаруженные у захваченных в плен и убитых немецких солдат, свидетельствуют об огромных потерях, которые несут фашистские войска в боях на подступах к Ленинграду. Пленный немецкий солдат Бейн в письме, которое он не успел отправить домой, пишет: «Кругом грохот и стрельба, множество осколков летит на нас. На каждом шагу нас караулит смерть. На днях погибло еще несколько человек из моего взвода. Теперь нас осталось только четверо. Таких тяжелых переживаний я никогда не испытывал. Здесь можно сойти с ума». Солдат Г. Янзен сообщает жене: «Мы уже 20 дней топчемся на месте и ничего не видим, кроме сплошного леса. Много наших солдат поплатилось своей кровью и жизнью в этих боях. Удивляюсь, что я еще цел. Мне страшно хочется отдохнуть. Россия, Россия, не видать бы мне тебя никогда!».

15 сентября 1941 года

Огромные потери несут немцы на подступах к Ленинграду…

16 сентября вернулись обратно, на расстояние трех-четырех километров от этого места, установили пушки.

17 сентября утром открыли по немцам интенсивный огонь. Вырыли блиндажи, ночевали в них. Немецкие снаряды рвались вблизи нас.

В ночь на 18 сентября стреляли по немцам беглым огнем, ночь была очень темная, шел дождь.-19 сентября не стреляли, не было снарядов, таких, каких нужно было. День солнечный, но холодно. Утром была слышна сильная артиллерийская стрельба в направлении Стрельны. Днем со стороны моря наши батареи непрерывно ведут орудийный огонь. Старшина сказал, что немцы захватили Стрельну, и мы отрезаны от Ленинграда. Продовольствие для нас доставляют из Ленинграда водой на баржах ночью через Финский залив. Питание неплохое, хлеба достаточно, водки дают по сто грамм.

20 сентября в 16 часов поехали к Новому Петергофу, ночевали в лесу. Утро и следующий день стоим в лесу. Летают немецкие самолеты. Левей и правей нас немцы обстреливают из минометов. Ходила наша разведка: пути для проезда к морю есть и вдоль берега к Ленинграду тоже. Завтрака не было. Хлеб получили на два дня.

22 сентября. Стоим в лесу. Наша батарея не стреляла. Вблизи от нас идет бой, бьют наши и немецкие минометы и пушки. Немецкие самолеты летают непрерывно. Недалеко от берега Финского залива усиленно бьют наши зенитки.

23 сентября. Наша дивизия расположилась в лощине, растянулась на большое расстояние, где был мелкий редкий лес и кустарник. С правой стороны, через поле, на горе, стояла деревня Большие Семиногоны. На пригорке, за леском, мы установили две пушки. Лошадей ездовые отвели в овраг. Провели к штабу полка телефонную связь. Погода была хорошая, солнечная. Немецкие самолеты летают непрерывно и бомбят.

Рано утром немцы обстреляли из минометов Большие Семиногоны и заняли деревню. Установили на этой высоте наблюдательный пункт, увидели передвижение. наших людей. Лес был невысокий и редкий. Днем немецкие автоматчики вошли в этот лес и, не получив отпора с нашей стороны, открыли огонь из автоматов. Трескотня автоматов и свист пуль сделали свое дело, началась паника. Расположившиеся в этом лесу разрозненно отдельные подразделения бросились бежать. Дорога в лесу была только одна и с горы хорошо просматривалась. Увидев поток бегущих по дороге, немцы открыли ураганный огонь из минометов. Свист летящих мин, треск их разрывов и стоны раненых усилили панику. Потеряв самообладание, люди бежали по дороге, забыв о предосторожности. С пригорка нам видно было, как люди падали и не поднимались, осколки разорвавшихся мин настигали бегущих.

От Советского Информбюро

24 сентября 1941 года

…одна танковая дивизия гитлеровцев будто бы уничтожила под Ленинградом 302 советских танка. На самом деле никаких 302 советских танков ни под Ленинградом, ни в каком-либо другом месте гитлеровцы «на днях» не уничтожали.

Командир нашего взвода лейтенант товарищ Смирнов нервно ходил от орудия к орудию и непрерывно твердил: «Как быть? Как быть?». Если бы Смирнов, не дожидаясь указания сверху, проявил инициативу и дал команду открыть огонь по этой деревне, мы разнесли бы ее вместе с фашистами. Немало бы было спасено от гибели наших людей. Но этого не случилось. А все же лейтенанту Смирнову пришлось проявить самостоятельность: принять решение, не дожидаясь команды, так как батарея наша могла оказаться в плену у немцев. Распоряжений сверху не поступало, а люди все бежали, бежали. И лейтенант Смирнов решился, дал команду: «Орудия на передки!». Поставили пушки, а выезжать надо было на ту же дорогу. Спустились с подгорка, подъехали к дороге. Ездовые надрали лошадей, и кони помчали, но пушки были старинные, тяжелые, дубовые колеса глубоко врезались в рыхлую землю. Каждую пушку везла шестерка хороших лошадей. Мы — орудийный расчет — бежали стороной недалеко от дороги. Бежали, падали, вскакивали и опять падали, кланялись каждой пролетающей со страшным свистом мине. Мины с треском рвались мгновенно, как только соприкасались с каким-либо предметом, чиркали о землю, о прутик дерева или куста. Я бежал вместе с Чудаковым. Позади нас бежал командир нашего орудия тов. Иванов, молодой красивый блондин, очень хороший парень и хороший организатор. Он вдруг закричал страшным жалким голосом, такими необычными непривычными словами: «Братцы, товарищи дорогие мои, не оставляйте меня!» Его тяжело ранило осколком мины, перебило крестец. Он не мог двигаться. В это время мимо проезжала повозка, и мы успели на нее положить его. Дальнейшая его судьба нам не известна. Даже не знаю, остался он жив или нет. У орудийного расчета другого орудия ранило двух человек.

Проскочив этот смертоносный кусок пути, наша упряжка остановилась у крутого подъема: колеса глубоко врезались в землю и лошади не могли вытащить пушку на хорошую дорогу. Впереди нас идущая пушка, преодолев препятствие, уехала и уже скрылась за горой. Командир взвода лейтенант Смирнов приказал поджаться влево, ближе к лесу, переждать, когда кончится обстрел. Мы — орудийный расчет — все расположились на траве около самой пушки. Дорога недалеко, по правую сторону от нас.

Обстрел закончился, но это как затишье перед бурей. По дороге справа санитар вез тяжело раненного, он громко страшно стонал. Санитар успокаивал его, говорил: «Вот скоро привезу тебя в госпиталь, перевяжут рану, и тебе станет легче».

Когда повозка поднялась в гору и оказалась на виду, на нас сразу же обрушился град мин. Мы были рядом; мины рвались справа и слева и позади очень близко от нас. Я лежал на траве у колеса пушки с левой стороны. Одна мина разорвалась недалеко от правого колеса, ее осколками распороло животы у трех лошадей, они беззвучно упали на землю, кишки из их животов вывалились на землю, в грязь. Лошадь, которая стояла вблизи разорвавшейся мины, ранило девятью маленькими осколками, она все время дрожала и, когда мы пришли на новое место; сдохла.

Санитар с раненым уехал за гору, повозки стало не видно. Обстрел прекратился. Лейтенант Смирнов приказал отстегнуть оставшихся трех лошадей, пушку оставить до вечера тут, а когда стемнеет привести шесть лошадей и вытащить орудие. Когда поднялись, встали на ноги, то увидели, что деревянный приклад винтовки Чудакова был расколот. Осколок мины попал в торец ложа, железку согнуло, а половину дерева ложа оторвало. Винтовки, моя и Чудакова, лежали между нами, а мы были бок о бок плотно прижаты друг к другу. Маленькая рваная воронка на траве была не более в трех метрах позади наших ног.