Татьяна Купер - Династия Тюдоров Страница 41

И вот 18 апреля 1557 года, на Пасху, Томас Стаффорд отправился в Англию из нормандского городка Дьепп с 30-ю французскими солдатами на двух кораблях. Прибыв в Скарборо 25 апреля, они захватили незащищенный замок, после чего Томас провозгласил себя Протектором королевства. Затем он попытался спровоцировать новый бунт, пообещав вернуть корону «истинной английской крови нашей собственной страны». Играя на анти-испанских настроениях, он заявил, что видел в Дьеппе письма, в которых принцу Филиппу было обещано 13 замков, в том числе замок Скарборо, и что там перед коронацией Филиппа будет размещено 12 тысяч испанских солдат. Но все его воззвания не возымели никакого действия, и через три дня граф Вестморланд отвоевал замок, арестовав Стаффорда и его сообщников. Их всех отправили в лондонский Тауэр, предъявив обвинения в измене, а затем казнили. Томаса обезглавили в Тауэр-Хилле 28 мая.

На эту успешную операцию англичан французы ответили захватом в январе 1558 года порта Кале – последним оплотом английских владений во Франции со времен Уильяма Завоевателя. Хотя эта территория была для Англии тяжелым финансовым бременем, факт ее потери сильно подорвал престиж Марии. Через 10 месяцев, уже будучи при смерти, она скажет: «Когда я умру и меня вскроют, вы найдете там Филиппа и Кале – они будут находиться прямо в моем сердце».

Таким образом, династический союз с Испанией не принес Англии ничего хорошего. Он только ввергнул ее в очередную войну с Францией и испортил отношения с Папой Полем IV, союзником французского короля Генриха II. К тому же Англия не получила свою долю в испанских торговых монополиях в Новом Свете – испанцы рьяно охраняли свои морские торговые пути. А так как Мария по рукам и ногам была связана браком с испанским королем, она не могла себе позволить нелегальную торговлю в форме пиратства, как это сделает в будущем ее сестра Елизавета.

Этот династический брак также не выполнил свою основную функцию – произвести на свет наследника английского престола. После очередного короткого визита Филиппа в июле 1557 года Мария опять «забеременела», изменив свое завещание и назначив своего мужа регентом. Об этом она с радостью объявила в январе. Столь длительное промедление было объяснено тем, что королева хотела быть абсолютно уверенной в своем состоянии. Однако все повторилось – никакого ребенка не последовало, а к маю о нем уже не упоминали…

Болезнь и смерть королевы Марии

В XVI веке в Европе бушевала самая страшная эпидемия того времени – «вирусная лихорадка», пик которой пришелся в Англии на урожайную осень 1558 года. На южном побережье страны лихорадкой переболело более половины населения. Многие так и не поднялись с постелей. Болезнь была длительной и вялотекущей, а её исход – непредсказуемым. В августе от лихорадки слегла камеристка королевы Джейн Дормер, а когда она выздоровела, пришел черёд Марии.

С первыми проявлениями болезни она удалилась во дворец Сент-Джеймс, где начала медленно и неотвратимо угасать. Ее горячо любимый супруг Филипп помочь Марии не спешил – он был занят похоронами своего отца Карла V и войной во Фландрии. К тому же его интересовала лишь бескровная передача английской короны Елизавете и сохранение дружественных с ней отношений.

Несмотря на упадок сил и вражду с сестрой, Мария тоже беспокоилась за судьбу страны, но все же сопротивлялась назвать Елизавету своей преемницей. Она предпочитала видеть своей преемницей на троне католичку Марию Стюарт – внучку Маргариты Тюдор, старшей сестры Генриха VIII. Филипп, однако, отклонил эту кандидатуру, так как та была замужем за наследником французского престола Франциском, и испанский король вовсе не собирался преподносить Англию в подарок своим заклятым врагам и собственными руками создавать франко-шотландско-английскую унию.

28 октября, по просьбе Совета, Мария утвердила завещание в пользу пока не названной преемницы, не желая официально назначать наследницей свою сестру-протестантку. Но уже через неделю, под давлением Филиппа, ей пришлось признать Елизавету своей наследницей, так как в противном случае страна могла погрузиться в хаос гражданской войны. При этом Мария отчаянно умоляла сестру сохранить прежнюю религию. Ее устное благословение Елизавета получила 8 ноября, когда Филипп направил в Хэтфилд своего посла, герцога де Фериа.

Кончину Марии англичане ожидали с затаенной радостью и день недели среду, накануне ее ухода, окрестили «средой надежды». Рано утром 17 ноября 1558 года Мария ненадолго пришла в сознание, отслушала католическую мессу и вскоре тихо скончалась. Ее муж Филипп, находящийся в тот момент в Брюсселе, написал два письма: одно своей сестре Джоан со словами: «Я чувствую некоторое сожаление по поводу ее смерти», а второе Елизавете – с предложением руки и сердца.

А пока в Лондоне состоялась тщательно спланированная и организованная церемония похорон, стоившая казне 7763 фунта. Гроб с телом королевы захоронили 14 декабря в капелле Генриха VII в Вестминстерском аббатстве, несмотря на то, что в своем завещании Мария просила захоронить ее рядом с матерью Екатериной Арагонской.

Она была самой нелюбимой правительницей за всю историю Англии, и ликование по случаю ее смерти было таким же, как и пять лет назад, когда она прибыла в Лондон на белом коне. Ей нравилось все, что не нравилось англичанам – папство, Испания и насильственное принятие религиозных убеждений под страхом смерти. Ее имя ассоциировалось только с сожжением 287 протестантов. Казалось бы, ничто по сравнению с 75 тысячами католиков, замученных ее отцом Генрихом. Тем не менее прозвище «кровавая Мэри» досталось именно ей, а не отцу. Протестанты так и не смогли ей простить расправы и поэтому создали в памяти народа этот немеркнущий образ кровавого тирана. По этой причине на родине ей до сих пор так и не поставили ни одного памятника.

Только в середине ХХ столетия историки начали более скептически относиться к заявлениям протестантов и нашли много позитивного в правлении Марии. При ней начались финансовые реформы, расширение военно-морского флота и колониальные походы, хотя позже все эти достижения были целиком приписаны Елизавете.

Считается, что если бы Мария прожила дольше, ее католические реформы имели бы больший успех, так как протестантство еще не сильно утвердилось в стране. И тогда правление Эдуарда, а не Марии, считалось бы исторической ошибкой и отклонением от основной линии страны. Но она пробыла на троне всего пять лет, и после ее смерти в страну вернулась Реформация.

Теперь в руках Елизаветы было заветное кольцо, а ее фраза «Все в божьих руках, он велик в наших глазах» осталась в истории как повелительный и ликующий крик женской победы. Правда, позже испанский посол де Фериа покровительственно заметил Елизавете, что она обязана своим троном не Господу, а королю Филиппу, на что получил от нее жесткий отпор: «Народ, и никто другой, поставил меня на это место».

В своем донесении в Испанию уязвленный посол точно выразил суть Елизаветы: «Она очень тщеславна, заносчива и умна. Она стала такой значительной только благодаря людям, которые привели ее к трону, но она не признает, что Ваше Величество или знать королевства приложили к этому руку. Она не намерена терпеть никого над собой. Она очень привязана к своему народу и твердо уверена, что он на ее стороне». И это было правдой. Но кому бы она ни была обязана троном, она села на него крепко и надолго – на целых 45 лет. Мало того, с тех пор короли-католики больше никогда к нему не подпускались…

Первые шаги королевы Елизаветы

В ссылке Елизавета готовилась к этому дню, и теперь быстро взяла бразды правления в свои руки, созвав всех своих доверенных советников в Банкетный холл Хэтфилда на первый Совет. Она произнесла речь, в которой впервые за все средневековье были даны определения «двух тел» суверена – тело природное и тело политическое:

«Мои лорды! Закон природы заставляет меня горевать о моей сестре, и упавшее на меня бремя потрясло меня, но так как я являюсь творением Господним, мне предписано подчиниться Его назначению, и, желая от всего сердца быть полезной Его милости, я буду министром Его божественной воли в предоставленном мне кабинете. И мне нужно учитывать не только свое природное тело, но и, для управления государством, тело политическое, потому я желаю, чтобы вы все помогали мне, чтобы я своим правлением и вы своей службой оправдали доверие Всемогущего Господа и тем самым оставили наследие своим потомкам на земле. Для своих действий я намереваюсь использовать ваши добрые советы и планы».

Как никто другой, Елизавета понимала, что для своего выживания ей придется еще побороться за свой трон, и поэтому закончила свою речь словами: «Я конечно не лев, но мне выпала львиная доля, и у меня львиное сердце!»