Павел Остапенко - История тайной войны в Средние века. Византия и Западная Европа Страница 41

Речь Урбана II была рассчитана не только на народные массы. Прежде всего Папа склонял к завоеванию восточных стран оскудевшее рыцарство и тех крупных феодалов, которые стремились расширить свои владения. Рыцарей он соблазнял перспективами грабежей и территориальных захватов в богатых восточных странах. Он напоминал «отпрыскам непобедимых предков» о земельной тесноте, в которой они живут: «да не привлекает вас эта земля, которую вы населяете, в которой вас становится все больше, богатства же не умножаются». Папа прямо звал рыцарство к грабежу Востока, к тому, чтобы «захватить сокровища врагов». В своей речи Урбан II, как ни старался, не смог скрыть обширные планы, которые связывал с предстоящим походом за апостольский престол. Римская курия рассчитывала силами крестоносцев нанести поражение сельджукам и, раздвинув границы влияния католической церкви за счет «освобожденных» единоверцев, захватить богатства восточных церквей. Именно в этом состояла важнейшая цель папства при организации крестовых походов.

Грубая и неприкрытая (как ни старались папы) корысть, характерная для папской курии, привела к тому, что двойная мораль стала нормой для «воинства Христова», можно сказать, что ею прониклись все, от простых рыцарей до европейских монархов. Высокие религиозные идеалы были отданы на заклание безжалостному «золотому тельцу», который требовал все новых и новых жертв: от прямого союза с врагами-мусульманами и открытой измены своим братьям-христианам до первых попыток огнем и мечом покорить Византию — цитадель восточного христианства.

Истинные мотивы, двигавшие крестоносцами, не составляли секрета и для их противников — сельджуков, которые были прекрасно осведомлены о том, что сильнейшим магнитом для крестоносцев являлось богатство. Интересно, как сельджуки пытались обращать пленных ими рыцарей в мусульманство. Рыцарю Райнальду Поршэ, например, они без обиняков заявили: «Если сделаешь это, мы дадим тебе все, что попросишь, — золото и серебро, коней и мулов, множество других драгоценностей, каких только сам пожелаешь». Сельджуки видели, с кем имеют дело, и редко ошибались в своих расчетах.

Во время Первого крестового похода при осаде Антиохии (1097—1098) крестоносцы, попавшие в крайне затруднительное положение, попытались завязать переговоры о союзе против сельджуков с мусульманским Египтом — факт, показывающий, что в критические моменты реальные политические интересы отодвигали в сторону всякого рода религиозные соображения. Но египетский визирь Аль-Афдал предложил неприемлемые для главарей крестоносного войска условия: раздел Сирии и Палестины, при котором Иерусалим остался бы за Египтом.

Конечно, ошибочным было бы представлять себе дело так, что рыцарство с полным безразличием относилось к религиозным призывам, выдвинутым католической церковью. Просто вполне земные грабительские цели большинства рыцарей в их собственном сознании сливались в одно целое с религиозным рвением. В представлении некоего усредненного рыцаря спасение «христианских святынь» символизировало подвиг, в котором «высшие» религиозные цели сливались с вполне земными, захватническими устремлениями. Разумеется, у кого-то вера была лишь ширмой алчности, мечтаний о вожделенных землях и богатстве, но все-таки изрядное количество тех, кто участвовал в крестовых походах, исходили из представлений, в большей или меньшей степени окрашенных в религиозные тона. При этом следует учитывать, что религиозный «пыл» проявлялся неравномерно в различные моменты крестового похода. Иногда религиозные чувства массы крестоносцев отступали на задний план. Или, наоборот, под прямым влиянием самого хода войны, побед или поражений, успехов или грозящей гибели участников похода словно обволакивало плотным покровом религиозного рвения и выполнение «официальной программы» крестового похода казалось вдруг делом первостепенной важности.

Как мы уже знаем, важнейшим результатом Первого крестового похода стало образование франкских государств на Востоке. Постоянные распри, вражда между франкскими феодалами, несогласие вассалов с сюзеренами, соперничество отдельных сеньоров друг с другом, феодальные мятежи против королей — вот характерные черты политической жизни этих государств. В 1132 году во время одного из таких мятежей граф Яффы Гуго II де Пюизе выступил против иерусалимского короля Фулька Анжуйского. Мало того, он попытался даже достигнуть соглашения с мусульманским командованием египетского гарнизона в Аскалоне. Дело дошло до того, что этого ревнителя католической веры пришлось на три года удалить за пределы Иерусалимского королевства. Но эта «крайняя» мера никого не напугала: то одни, то другие «борцы за дело Христа» вступали в союзы с мусульманскими правителями против своих же единоверцев.

Новые захватчики, потянувшиеся в «землю обетованную» после Первого крестового похода, в глазах старожилов являлись нежелательными конкурентами. Ревностные католики, они делали все возможное, чтобы навредить своим «ближним». Тем, кто обосновался на этих землях, страшнее всего было потерять приобретенное «праведными трудами», утратить исключительное право на обладание сирийско-палестинскими землями. Очень выразительно об этом писал безымянный французский хронист: франки, по его словам, сильнее страшились доблести латинян, прибывавших с Запада, чем коварства язычников, и потому старались воздвигнуть первым возможно больше препятствий. Часто случалось, что войны с сельджуками, которые крестоносные рыцари-«старожилы» начинали совместно с вновь явившимися к ним на «помощь» искателями наживы, заканчивались безрезультатно только потому, что, пока паломники дрались с «погаными», их «союзники», не дожидаясь исхода битвы, спешили заключить мир с врагом. Много историй такого рода можно найти у Вильгельма Тирского, да и у других хронистов тоже.

Но это были еще «цветочки», «ягодки» пришлось собирать во время Второго крестового похода.

Международная обстановка во время Второго крестового похода (1147—1149) была крайне сложной. Король Сицилии Рожер II повел широкую завоевательную политику в районе Средиземного моря. Норманнско-сицилийские рыцари возобновили наступление на Византию, начатое еще Робертом Гвискаром и Боэмундом.

Когда во Франции полным ходом развернулась подготовка ко Второму крестовому походу, ко двору Людовика VII прибыли послы из Сицилии, чтобы уговорить французского короля избрать путь в Сирию через владения Рожера II. Сицилийский король, официально именовавший себя «защитником христианства», втайне хотел привлечь на свою сторону сильнейших французских феодалов во главе с их королем для завоевания… Константинополя. Но старания сицилийских послов не увенчались успехом. Людовик VII и французские бароны предпочли направиться по той же дороге, по которой до того прошли германские крестоносцы[108]: путь через владения византийского императора казался более безопасным.

Тогда Рожер II принялся действовать сам. Как раз в то время, когда германские крестоносцы продвигались по территории Византии, не гнушаясь открытыми грабежами, которые доставляли немало хлопот ее правителям, Рожер II открыл враждебные действия против Византийской империи.

Летом 1147 года сицилийский флот овладел островом Корфу, разорил Коринф и Фивы в Греции, опустошил Ионические острова. Мало того, чтобы обеспечить себе спокойный тыл, этот «защитник христианства» вступил в союз с египетским султаном. Получилась довольно оригинальная ситуация. Западные рыцари отправляются по зову католической церкви на «священную войну» против ислама, а в это время одно из католических государств заключает союз с мусульманским Египтом, косвенно используя крестовый поход в своих политических интересах, — для того, чтобы насколько возможно ущемить Византию. Именно таким образом еще в самом начале Второго крестового похода проявилась на деле «общность» интересов западных христиан!

В ответ на нападение Рожера II Византия мобилизовала свои силы против Сицилийского королевства. Для того чтобы развязать себе руки на Востоке, Византийский император Мануил Комнин — такой же «верный» союзник крестоносцев, какими они являлись по отношению к Византийской империи, — заключил мир с Иконийским султанатом, в борьбу с которым уже неудачно ввязалось германское рыцарство и с которым еще предстояло померяться силами французским рыцарям Креста.

Крестоносцы оказались между двух огней. С одной стороны, им нанес удар в спину «единоверный» католический государь: сицилийский король не только подписал соглашение с Египтом, но и напал на Византию, усилив там недоверие к крестоносному рыцарству и его предводителям. С другой стороны, планы западных захватчиков были поставлены под угрозу тем, что сама Византия заключила мир с сельджуками. Это означало, что в войне с Иконийским султанатом крестоносцам нечего было рассчитывать на поддержку Византии.