Александр Носович - История упадка. Почему у Прибалтики не получилось Страница 42

Не меньшую ценность Вильнюс всегда имел для Польши, хотя там дело было в другом. Вильно — это один из четырех важнейших городов для польской истории и культуры. Выходцами из Вильно или его горожанами, прожившими там часть жизни, были величайшие польские писатели, поэты, мыслители, включая основателя польского литературного языка Адама Мицкевича, закончившего местный университет и начавшего в Вильно свою литературную деятельность. Поэтому после распада Российской империи и возникновения польского государства польские власти не могли допустить превращения Вильны в Вильнюс — столицу новообразованной Литовской республики. В 1920 году Виленский край был занят польскими войсками и до 1939 года входил в состав Польши. Всё это время в Вильно развивалось литовское и белорусское национальное движение. Литовское руководство потерю древней столицы не признавало никогда, официально именуя Каунас «временной столицей» и прописав, что Вильнюс является столицей Литвы, сразу в трех своих Конституциях — 1918-го, 1928-го и 1938 годов. Возвращение Вильнюса было едва ли не главным вопросом довоенной литовской государственности.

Это возвращение состоялось 10 октября 1939 года, когда литовский президент-диктатор Антанас Сметона подписал с Иосифом Сталиным Договор о взаимопомощи, по которому в обмен на размещение в Литве 20-тысячного контингента советских войск, Литовской республике передавались город Вильно и Виленская область. Литовское общество охватила общенациональная эйфория: в день подписания договора Литвы с Советским Союзом в Каунасе незнакомые люди обнимались друг с другом и поздравляли с великим событием, плакали от счастья и смеялись сквозь слезы, устраивали народные гуляния и праздничные манифестации и кричали «Вильнюс — наш!».

Но была у этого триумфа и обратная сторона. После присоединения Виленского края режим Антанаса Сметоны взял курс на «литуанизацию» региона — насаждение литовской культуры и принудительную ассимиляцию других национальностей.

Эта политика привела к массовым репрессиям против проживавших в крае поляков: простым полякам, в первую очередь, официальный Каунас принялся мстить за то, что Вильнюсский край последние 19 лет был Виленским воеводством.

Речь идет не о польском подполье, не о бывшей польской администрации края, не о членах польских партий и не о сотрудниках польских спецслужб: с ними тоже боролись, но, помимо них, репрессиям были подвергнуты обычные жители. Просто за то, что они поляки. Если этнический поляк, значит, одним фактом своего существования являешься врагом литовской государственности.

Тогда литовские власти развернули настоящий террор против польских беженцев. Поляки бежали в Литву от гитлеровских войск с первых же дней Второй мировой войны. По официальным данным, к февралю 1940 года в Литве находилось 27 тысяч беженцев, из них 12 тысяч поляков и белорусов, 11 тысяч евреев, 3,7 тысяч литовцев.

В ответ на возникшую проблему литовское руководство начало создавать для беженцев… концлагеря, куда их насильственно помещали.

В апреле 1940 года президент Международного Красного Креста Макс Хубер обвинил Литву в политике террора против беженцев.

«Такие лагеря, как в Жагаре, стали предметом, компрометирующим Литву. У правительства возникла обеспокоенность в том, что, например, английское радио сообщило, что „Литва обещает запихнуть всех польских беженцев в концентрационные лагеря“», — пишет научный сотрудник университета Ноттингема Томас Балкелис в статье «Война, этнический конфликт и кризис беженцев в Литве; 1939–1940» (журнал «Современная европейская история», Кембриджский университет, 2007 г.)[70].

Другим направлением деятельности режима Сметоны были репрессии против поляков, постоянно проживавших на территории Вильнюсского края.

По данным Т. Балкелиса, полицейские следили за тем, чтобы на улицах Вильно не разговаривали по-польски. Польские образовательные учреждения были закрыты. Работы лишились десятки тысяч поляков. А в марте 1940 г. власти Литвы лишили гражданства всех поляков, кто поселился в Виленском крае после 1920 г., — около 150 тыс. чел. (почти 1/3 населения края) были одномоментно лишены важных политических и экономических прав: права свободно передвигаться, приобретать недвижимость, устраиваться на работу, кроме как в сельском и лесном хозяйстве, вступать в политические организации.

После Второй мировой, закончившейся окончательным вхождением Литвы в состав Советского Союза, дискриминации литовских поляков, оставшихся к тому времени в Вильнюсском крае, на уровне официального политического курса не происходило. Совсем другая ситуация возникла после провозглашения независимости в 1991 году: восстановленная Литовская республика вернулась к национально-государственному строительству на основе этнического литовского национализма. Неотъемлемой частью этой политики является всё та же «литуанизация» — принудительная ассимиляция национальных меньшинств, которые должны стать литовцами, если они хотят жить в Литве. Поляки Вильнюсского края во Второй республике снова оказались в положении бывшей нации господ, ставшей меньшинством в национальном государстве своих бывших слуг.

Соответственно, государственная политика по отношению к ним стала воплощением исторического реванша столетиями находившихся в подчиненном отношении литовцев. А также выгодным политическим бизнесом: глубинные антипольские настроения пожилого электората литовской глубинки от выборов к выборам успешно использовали литовские консерваторы.

Польскому населению было запрещено писать названия населенных пунктов, где они живут, на родном языке и даже использовать двуязычные таблички с названиями на польском и литовском. Все населенные пункты Вильнюсского и Шальчининкского районов были переименованы — польские названия заменялись литовскими. На литовский манер было предписано менять польские имена и фамилии: если бы, например, Адам Мицкевич учился в Вильнюсском университете в конце XX века, то ему предписано было бы зваться Адамас Мицкевичюс.

Наиболее интенсивно литуанизация проводилась в 2010–2012 годах: в период правительства Андрюса Кубилюса («Союз Отечества — христианские демократы Литвы») и президентства Дали Грибаускайте (у которой, кстати, на пике скандалов вокруг поляков были обнаружены в родословной польские корни). В это своё пребывание у власти консерваторы (возможно, чтобы отвлечь население от последствий кризиса) вообще много занимались идеологическими вопросами: запрет советской символики, введение уголовного преследования за «отрицание фактов советской агрессии», литуанизация Вильнюсского края. При Кубилюсе и Грибаускайте дело дошло до ликвидации польских школ на территории Вильнюсского и Шальчининкского районов — на тот момент в Вильнюсском крае действовали 55 польских школ.

В 2010 году были отменены Закон об образовании и Закон о национальных меньшинствах. Новый Закон о национальных меньшинствах был принят только в 2014 году: президент Грибаускайте и консерваторы до последнего сопротивлялись принятию документа в редакции, предусматривающей предложения самих поляков (там содержались предложения о смягчении языковых требований), в итоге продавили свой вариант. Согласно новой редакции Закона об образовании был, в частности, установлен новый порядок сдачи экзаменов по литовскому языку для школ национальных меньшинств и произведено уравнивание требований к сдаче экзамена на аттестат зрелости по литовскому языку между выпускниками из школ нацменьшинств и литовскими школьниками (что создавало последним естественное преимущество при сдаче экзамена и поступлении в вузы самим фактом их литовского происхождения).

Школьная реформа сопровождалась потоком скандальных высказываний правящих литовских политиков о своих польских согражданах. «Тот, кто призывает молодых людей в Литве изучать польский язык, оказывает „медвежью услугу“. Он лишает их конкурентоспособности на рынке труда, поскольку такие люди не могут занимать должность выше помощника на стройке», — заявил в 2010 году министр иностранных дел Литвы Аудронюс Ажубалис в эфире крупнейшего польского телеканала TVP1.

«Если поляки хотят жить в Литве, они должны сближаться с ней, а не отдаляться от нее. Те, кто хочет, чтобы было по-другому, пусть едут в Польшу, ведь существует свобода передвижения», — сказал тогда же глава комиссии по внешним связям литовского Сейма Юстинас Каросас, дословно воспроизведя аргументацию латышских и эстонских коллег по отношению к русским — «Чемодан, вокзал, Россия».

От прочих литовских политиков, а также экспертов и публицистов правого толка слова про польскую «пятую колонну» звучали как очевидный всем факт. «Провокационные волны — на руку Москве, поскольку раскачивают государственную лодку», — говорил о протестных настроениях поляков депутат литовского Сейма от консерваторов Мантас Адоменас. «Россия действует агрессивно для восстановления постколониальной, постимперской силы» (парадокс: почему-то в литовском руководстве к тому времени сформировалось убеждение, что польская «пятая колонна» работает не на Варшаву, а на Москву).